ГОСПОДЬ БОГ. Может, он отключился уже?
Хомяк, вытянув короткую шею, с безопасного расстояния пытался на глаз определить, так ли это.
– Вы у меня спрашиваете? – спросил он. – Я думал, вам лучше знать. Не похоже, – добавил он потом без большой уверенности. – Я знаю этих хищников, он еще всех нас переживет.
Господь Бог в задумчивом настроении ожидал продолжения.
– Не богохульствуйте, – попросил он.
– Не буду, – пообещал Хомяк.
Он вздохнул.
– Только чтобы мероприятие не превратилось в надгробное слово, – предупредил Господь Бог.
– Сам не хочу, – ответил Хомяк озабоченно. – Пусть он живет долго и счастливо.
Хомяк утомленным движением прикрыл глаза пальцами, подбирая близкие сердцу значения. В Лесу он считался, и, пожалуй, не без оснований, крупнейшим экспертом по части нравственных категорий.
– Брат мой, – произнес он, отнимая пальцы от глаз. Господь Бог приготовился слушать. – Что есть добро? Многие мыслители прошлого и современности не раз, не два и не три задавали себе этот основополагающий вопрос мироздания. Чем доброе лучше злого, и если оно лучше, то почему его так мало? Разве не было бы лучше, если бы его было много? А, может быть, его не так уж и мало или, может, мы не так смотрим? Или смотрим так, но не туда? Возможно так же, оно вовсе не так уж и лучше того, что принято называть злым, а та присущая модальность качества, закрепленная за ним традициями и тысячелетиями, есть просто результат инерции границ мышления размером в несколько десятков тысячелетий? А если зло не так уж многим отличается от добра, то в чем тогда такая очевидная привлекательность одного и устойчиво негативная оценка другого? И если вопрос принципиального отличия зла, злого начала в аспекте вводных феноменологии имеет под собой основания в смысле законов построения логики, но не имеет прикладного аспекта, то на чем же, говорю я, основаны в таком случае все войны истории против зла и все реки крови истории во имя добра? Все это не праздные вопросы…
Хомяк помедлил, опуская лицо, в раздумье умывая ладони и примериваясь к новой мысли с красной строки.
– Это надолго? – спросил Господь Бог.
Хомяк с недоумением поднял глаза.
– А вы что, куда-то торопитесь?
– Да не то чтобы торопимся, но просто хотелось бы хотя бы в общих чертах составить себе, что нас ждет, как-то соразмерить свои силы. На случай если что.
– На случай если что я окажу вам свое самое искреннее участие. На чем мы остановились?
– Мы как раз только начинали.
– Тема доброго и злого начал в традиции эволюции культур. Да, правильно.
Господь прервал его:
– Позвольте сделать небольшое уточнение по ходу дела: если я правильно понял, в качестве злого начала у нас будет – понятно, кто. А кто тогда будет за начало доброе?
– Давайте не будем забегать вперед, – предложил Хомяк.
– Давайте, – сказал Господь. – Но мы будем потом иметь возможность с ним познакомиться?
– Несомненно.
– Тогда не будем терять времени.
Хомяк подумал.
– В ходе сегодняшнего слушания я намереваюсь показать, что благодаря лишь наличию категории добра в традициях категории становления до сих пор было возможно существование зла – именно как категории реалий дня. И что именно существование в традициях ценностных координат категориальной конструкции добра, добра как иррационального начала всего, повинно в тех реках истории, полных крови и безысходности.
Задумчиво обнимая ладонью нижнюю часть лица, Господь со вниманием слушал.
– Интересная мысль, – сказал он.
Хомяк сдержанно поклонился.
– Благодарю вас. – Он вновь умыл ладони. – Таким образом, состав по первому пункту обвинения следует считать доказанным. Как раз ненормально крепкое здоровье экземпляров, подобных данному, и неумеренность в качественной стороне последнего послужили появлению на свет категориальной конструкции типа «добра» – со всеми вытекающими. Можно со всей определенностью, я бы даже назвал это пугающей определенностью, утверждать, что само наличие здоровья у данного экземпляра в среде многострадальной биоты предопределило отсутствие здоровья у сотни хомяков.
– Это еще достаточно умеренная калькуляция, – заметил Господь, выходя из оцепенения.
– Умеренность – это то, что лучшими знаками высечено на отражающем мече нашей мудрости, – со значением отозвался Хомяк. – На том и стоим.
Какое-то время все хранили молчание. Хомяк, заложив одну руку на широкую поясницу и задумчивым движением другой обняв себя за подбородок, стоял, опустив взгляд к земле. Затем он поднял печальные глаза к солнцу и так говорил:
– Не к добру буду говорить я, но к сердцу. Зачем страдает беспокойный – когда умеренность тела и благоприятие климата зовут оставить томление души и отдаться покою и созерцанию? В чем причина, когда движения мира суетны, а разум легок? В чем суета желаний? Когда мягкость поступи и кротость взгляда укрощают и хмурость неба – зачем напрягает мышцы быстрый и зачем укорачивает он жизнь кротким? Вот в чем вопрос…
Хомяк снова опустил взгляд к земле, но затем поднял его вновь: глаза были полны печали и далекого блеска звезд. И голос его стал строже:
– Не знаю я – и другие не знают. Но что знаю я, это что если параметрические характеристики чьих-то реакций превышают допустимые настолько, что они начинают мешать остальным жить, то уже только простой здравый смысл подсказывает рекомендовать в качестве терапии таких характеристик железные печати общественного порицания, кои бы надежными тисками послужили носителю означенных реакций с дальнейшей целью благополучия многих и душевного здоровья кротких.
Закончив, Хомяк стал выжидательно смотреть наверх.
– Что скажете? – спросил он.
После минутного молчания голос сверху произнес:
– Здесь есть еще над чем поработать. – Голос Господа был дипломатичен и не совсем внятен, словно нижняя челюсть его в данную минуту покоилась на ладони.
Хомяк задумчиво потрогал нос двумя пальцами.
– Вам непросто угодить, – заметил он с упреком.
– Вы не первый, от кого я это слышу.
– И, видимо, далеко не последний. – Хомяк вздохнул.
– В вашем голосе слышится оттенок упрека, – сказал Господь.
Хомяк чуть-чуть приподнял брови.
– Правда? А мне показалось, он полон скромной признательности и готовности жить дальше.
– Господи, – сказал Господь Бог. – И здесь сосуд сарказма. Прямо наступить некуда. Вы бы могли проявить и чуточку больше терпимости, с учетом всех обстоятельств, – добавил он многозначительно.
– Это с учетом каких еще обстоятельств? – подозрительно осведомился Хомяк.
– Да всех. – Господь широко повел ладонью вокруг себя. Над лесом поднялась встрепанная со сна стая ворон и, обеспокоено галдя, беспорядочно понеслась прочь.
– Вы меня пугаете, – отозвался Хомяк с иронией. – Учет в с е х обстоятельств дела вряд ли бы оказался по зубам даже вам.
Господь помолчал.
– Давайте вы будете следить за своими зубами, а я как-нибудь проживу без ваших советов, хорошо?
– Как скажете, – немедленно согласился Хомяк, помещая во рту семечку. – Но признайтесь, какой-то рациум в предложенных мной выше суждениях относительно данного пункта обвинения имел место.
– Честное слово, – в великом раздражении отозвался Господь, – вы вместе со своим рациумом поимеете кого угодно. Давайте дальше.
– Вы мне льстите, – улыбнулся Хомяк.
– Переходите к следующему пункту, – распорядился Господь недовольно. – Вы мне обещали еще познакомить с добрым началом.
– Когда это я такое обещал. – На лице Хомяка отразилось искреннее недоумение. – Я лишь определенно допускал такую возможность. Давайте я вам лучше почитаю что-нибудь на ночь, – предложил он. – Это для всех нас будет лучше.
– Почитать мне что-нибудь на ночь в очереди вы будете стоять последним. – Господь собрал свои длани вместе и нетерпеливо затряс ими у груди. – Ну мы услышим когда-нибудь, что там у вас дальше, или нет?
Хомяк покачал головой.
– И кто-то еще смеет утверждать, что мир создавали разумные силы.
Он помедлил, собираясь с мыслью.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
