Я уставилась прямо перед собой и направила всю свою силу воли на то, чтобы не кинуться открывать дверцу.
Глубокий вдох — разумеется, Хантер не может видеть сквозь кожу. Так не бывает.
Долгий выдох — пару дней назад я бы сказала, что андроидов не бывает.
Глубокий вдох — может, я и до сих пор так думаю.
Долгий выдох — а если нет, то могу хотя бы притвориться.
К тому моменту как Хантер выехал на автостраду, я перехватила бразды управления собой и туго натянула.
— Твою маму что, заносит в сторону гиперопеки? — спросил он.
Ты себе не представляешь.
— Что, меня выдал тайный побег? — сказала я, сопровождая свой вопрос беззаботным смехом, который прозвучал на удивление достоверно. Через лобовое стекло был виден непрерывный быстрый поток огней, двигавшихся в противоположном направлении. Назад, в сторону ранчо, где я оставила маму.
Мама. Она на ранчо в полном одиночестве, под ложным убеждением, что я тоже там. В желудке — или в том месте, где он должен был быть, — скрутился узел.
Я перевела взгляд в свое окно, уставившись в бескрайнюю пустоту, — так выглядела ночью сельская Миннесота — и сжала лежавшие на коленях руки в кулаки. Нужно было это прекратить, не устраивать этот безумный самоанализ каждый раз, когда я чувствовала что-то человеческое. Если ставить под вопрос свои ощущения, свои органы, мельчайшие детали того, что происходит под моей кожей, все становится только в тысячу раз хуже.
— Побег и то, что она против компьютеров, — пояснил Хантер.
Компьютеры. Так…
— А у тебя родители какие? Строгие? — спросила я, в отчаянном стремлении перевести разговор в безопасное русло.
Он поерзал на сиденье, потер рукой подбородок.
— Э… нет. Мы с ними нечасто видимся.
Видимо, у меня на лице отразилась озабоченность, потому что он рассмеялся:
— Ничего страшного. Просто папа много путешествует, а мама любит ездить с ним.
— А. — Я не знала, что тут еще сказать. Жаль, что твои родители часто уезжают? Я рада, что тебе все равно? Зато твои родители существуют на самом деле, а не только в запрограммированных воспоминаниях?
Еще несколько минут прошли в молчании, потом Хантер спросил:
— Неудачный день?
Неудачный день. Если б только все было так просто. Неудачный день подразумевал что-то конечное, после чего можно как следует выспаться и проснуться готовым к новому дню и новым возможностям. Начать с чистого листа.
Эта фраза не подразумевала, что каждый день отныне и навсегда, просыпаясь, ты будешь осознавать, что тебе никогда не выбраться из этого кошмара.
— Если я совру и скажу, что сегодня был лучший день в моей жизни, ты мне поверишь?
— Надо подумать, — сказал он и сразу же заявил: — Нет.
Потом спросил:
— Это из-за мамы? Или в школе что-то?
Хантер слегка наклонил голову вбок — насколько я поняла, он неосознанно пытался заручиться поддержкой гравитации, чтобы убрать прядь волос, упавшую на левый глаз.
К этому моменту я почувствовала необходимость чем-нибудь с ним поделиться. И он, несомненно, и так завтра услышит о стычке в столовой. В общей картине этот секрет был самым безопасным, и все же… признаваться, что мы с Кейли поругались из-за него, было стыдно до невозможности.
Я потеребила край своей рубашки.
— Пообещай, что не будешь считать меня совсем глупой.
Хантер приподнял брови, но кивнул:
— Обещаю.
Я прочистила горло.
— В общем… Мы сегодня с Кейли сцепились. Из-за… тебя.
Сказав это, я зажмурилась, как будто стыд волшебным образом исчезнет, если я не увижу его выражение лица.
— Вот как.
Слишком уклончивый ответ, чтобы убедить меня открыть глаза, хотя некий намек на веселье в этих двух словах я все-таки уловила.
— Можно поинтересоваться, кто победил?
О, вот теперь он точно улыбался; я слышала в его голосе нотки смеха. И действительно, когда я, набравшись смелости, посмотрела на него, я увидела его ироничную улыбку, еще больше, чем обычно, перекошенную на одну сторону из-за того, что он прикусил изнутри левую щеку.
И что мне после этого оставалось терять?
— Я, — ответила я. Твердо.
Его улыбка стала шире:
— Отлично. Ты ведь понимаешь, что это значит?
Что у меня сверхчеловеческая скорость реакции, которая позволяет с легкостью сбить противника с ног?
— Что все девчонки глупые? — вместо этого предположила я.
— Это да. А еще, раз ты меня выиграла в честном бою, с меня причитается приз.
Приз?
— Серьезно?
— Я никогда не щучу по поводу призов, — невозмутимо заявил он.
— Окей. Но где… — И тут я увидела. Впереди показались огни, их причудливые отблески разгоняли темноту, превращая клочок унылого ландшафта во что-то волшебное.
Как будто это место появилось прямиком из сказки.
Я подалась вперед так быстро, что ремень безопасности натянулся, останавливая меня.
— Ярмарка? Ты везешь меня на ярмарку? — Я даже не пыталась скрыть охватившее меня волнение.
Ребята в школе говорили о ней всю неделю — даже Кейли с Паркер. Но, как и в случае любых мест, кроме школы, «Дейри Куин» и магазина товаров для лошадей, мама пресекала любые разговоры о поездке туда.
— Я так понимаю, ты их любишь? — спросил Хантер.
— Я…
…вообще-то понятия не имела, но до смерти хотела выяснить. Осторожно, Мила.
— А кто их не любит? — уклончиво заявила я.
Бросив в мою сторону взгляд, в котором, на мой вкус, было чересчур много понимания, он пожал плечами:
— Ну да.
Я снова откинулась на спинку, радуясь долгожданному чувству легкости и открывающихся возможностей, от которого тело словно потеряло свой вес. Возможно, сегодняшний день был просто катастрофой, но этот вечер… этот вечер будет превосходным. Должен быть.
Когда мы добрались до ярмарки, Хантер провел меня мимо очереди на «Настоящий банджи-джам-пинг!», аттракциона под названием «Твистер», в котором люди крутились по кругу, и какой-то игры, где парень с размаху бил молотом по металлическому диску. Наконец мы остановились перед тиром.
— Вот мы и пришли.
Под провисшим красным пологом палатки тянулся ряд желтых мишеней в форме звезд. Всего тридцать штук. По обе стороны от них размещалась коллекция плюшевых зверей — в основном единорогов и осликов. Седой неряшливый работник тира размахивал стилизованным под винтовку пневматическим ружьем и выкрикивал нараспев:
— Подходите, испытайте свою удачу в «Звездном тире»! Попадаешь по звезде — получаешь прекрасный приз! Это очень легко! Три попытки за два доллара, девять попыток за пять.
Двое парней, по возрасту студентов, которые в этот момент покидали тир, ворча и явно без осла, похоже, не были с ним согласны.
Хантер пожал плечами, протянул хозяину пятидолларовую купюру и взял из его рук ружье.
— Обещаешь, что не сбежишь, если я вернусь с пустыми руками? — спросил он, сверкнув улыбкой.
Я рассмеялась.
— Обещаю. Но я уверена, что ты справишься. Выглядит не особенно трудно.
— Спасибо, что не давишь на меня, — сыронизировал он. Но я заметила, что стоило ему поднять винтовку к плечу, как он напрягся. Его лицо преобразилось: никаких улыбок, только решительный взгляд и полная сосредоточенность на цели.
Он даже прикусил уголок рта — что в его исполнении выглядело совершенно очаровательно, — перед тем как выстрелить. И промахнулся мимо первой звезды на добрых пять сантиметров.
Упс.
Он сделал оставшиеся выстрелы, один за другим; некоторые получились совсем мимо, некоторым чуть-чуть не хватило до цели. Последняя пуля угодила прямо в линию контура, но мужчина покачал головой:
— Извиняй, нужно попасть по желтому. Еще разок?
Хантер вздохнул, удрученно взглянув на меня.
— Думаю, не стоит, только деньги на ветер выброшу.
— А как насчет твоей подружки, может, она попробует? Или она из тех дамочек, которым лучше оружие в руки не давать? — спросил работник, подмигнув Хантеру.
Фу.
— Будешь? — приподняв брови, спросил Хантер, начиная искать в бумажнике еще одну пятерку. Если до сих пор я не собиралась, то теперь уж точно буду, подумала я и бросила на мужчину полный отвращения взгляд, готовая сбить парочку звезд. Но, когда Хантер передал мне ружье, оно было еще теплым от его рук, и он сам стоял так близко, что я с трудом могла думать, не то что целиться.
Да уж, сосредоточишься тут. Учитывая его близость и мой нулевой опыт стрельбы, нам проще будет купить мягкую игрушку, если она нам нужна.
Вот только… все вышло иначе.