— И поселение там есть, и пароход, да и свиток у меня самого имеется, не пожалел бы я его для тебя. — Вахмурка кивнул. — Дело в том, что сам я там не был, только дорогу знаю, рассказывали мне, как туда идти. А во сколько пойдем? Мне же к пяти на Север надо. А до нижних уровней путь неблизкий, часа три топать надо.
— Давай с утра, часов в десять, — предложил ему я. — Тогда точно дойти успеем, и даже еще время у тебя в запасе останется.
— Ну да… — Гном почесал затылок. — Как бы это еще преподу в институте объяснить, у меня «вышка» завтра.
— Ну не зачет же? — Я был очень настойчив.
— А, ладно, — махнул рукой Вахмурка. — Где наша не пропадала. Давай завтра здесь, в десять утра.
— Почти сегодня. — Я посмотрел на часы. — Договорились.
Гном вышел из игры, я же пока домой не спешил — осталось еще одно дело. Надо было навестить Жиля де Бласси — мне там вроде какие-то четки и амулет полагались. Не думаю, что нечто ценное, но все же… Честно заработал — пусть будет.
Инквизитора я нашел в таверне, где он сидел и пил вино, разбавленное водой. Увидев меня, он встал и пошел мне навстречу.
— Друг мой, я все знаю. Мои ученики уже пришли и рассказали мне о вашей отваге. Вы совершили невозможное, отбив их у ведьм.
— А Арбуэ? Он вернулся?
— Нет. Увы, он остался там, в пещерах, навсегда… — Де Бласси опустил голову. — Это был отважный и сильный инквизитор, но не всегда отвага и сила позволяют выжить. Я думал, что и вы сгинули там, если по чести.
— Да нет, жив, как видите.
— И я тому очень рад. — Инквизитор широко улыбнулся. — Пойдемте за стол, там вы мне все и расскажете.
Сидя за столом, я вкратце поведал месьору всю историю, с начала до конца, разумеется, опуская все наши похождения, не связанные с освобождением инквизиторов. Оно ему надо?
— Я так и не понял, что это была за тварюга такая, — закончил я повествование, глядя в помрачневшее лицо де Бласси.
— Плохую весть вы мне принесли, дружище, очень плохую. — Месьор достал из кармана четки и начал звучно отщелкивать камушки. — Нет, вы молодец, но вот то, что старуха учит своих послушниц призывать в наш мир Хелиану — это…
— А кто она?
— Кто, старуха? — Де Бласси с удивлением посмотрел на меня, не понимая, как можно не знать прописных истин.
— Да нет, Хелиана, — уточнил я.
— Хелиана? — Месьор замолчал. — Давайте так, мой друг. Я сам не вправе делиться с посторонним человеком, пусть даже и героем, тайнами ордена. Но я могу спросить разрешение на этот поступок у Конклава пяти. Если они позволят мне это сделать, я расскажу вам все, без утайки. Приходите завтра утром, ответ уже будет. А пока возьмите вот эти предметы, они ваши по праву.
«Вами получены четки инквизитора».
«Вами получен амулет инквизитора».
Ничего он мне, по факту, так и не сказал, выходит. Хотя… Не цепочка заданий ли замаячила? Небезынтересно, весьма и весьма. Это может быть еще и выгодно, обычно цепочки неигровых сообществ мне приносили неплохие дивиденды. Опять же подобные задания — это отличное прикрытие для другой цепочки, о которой всем знать не надо.
«Четки инквизитора. Репутационный предмет. При нахождении в инвентаре дает следующие бонусы: +5 единиц к дружбе с инквизицией Раттермарка; +3 % к ментальной защите; +2 % к урону, наносимому нежити. Минимальный уровень для использования — 25. Украсть, потерять, сломать, подарить — невозможно».
А чего — неплохой предмет. Надевать не надо, а пользу приносит.
«Амулет инквизитора. Репутационный предмет. При нахождении в инвентаре дает следующие бонусы: +9 единиц к дружбе с инквизицией Раттермарка; +4 % к восстановлению маны; +6 % к смягчению урона, наносимого нежитью. Минимальный уровень для использования — 25. Украсть, потерять, сломать, подарить — невозможно».
— Тогда до завтра, — сказал я де Бласси и вышел из игры.
Дома я застал невероятно злую Вику, которая, несмотря на поздний час, грохотала сковородками на кухне.
— Ты чего? — опасливо спросил я ее. — Что не так?
— Все нормально! — ответила Вика и замолчала, я же, рассудив, что этого достаточно и надо линять, пока не поздно, стал отступать в сторону комнаты. — Вот только обидно!
А, черт. Не пронесло! Заветные слова прозвучали.
— Что не так, о роза моего сердца? — проникновенным голосом полюбопытствовал я. — Кто тебя обидел? Кто посмел?
— Это твоя Шелестова. — Вика сузила глаза. — Эта тварь, она просто меня достала сегодня. «Виктория Евгеньевна, а эту бумажку я правильно положила?» «Виктория Евгеньевна, а этот карандаш отсюда?» Как я ее не убила, я не знаю.
Надо отметить, что получилось похоже. Эти интонации, эти тягучие фразы…
— Вик, не драматизируй, — попытался я усмирить начинающую дымиться от гнева подругу. — Ну столкнулись вы лбами, обе молодые, красивые, талантливые… Бывает.
О, это я зря брякнул. Надо было сказать «ты», а не «вы». Теперь начнется. Устал, устал… Спать пора.
— Кто молодой? Кто красивый? — заорала Вика. — Эта облезлая кошка, на которой клеймо негде ставить? О чем ты с ней говорил, когда я ушла, а? С какого она тебя за плечи нежно обнимала? Может, я чего не знаю?
— Ни о чем, — развел руками я. — Так, перекинулись парой фраз.
Ай-ай-ай… Кто-то уже и на меня барабанит, кто-то сделал свой выбор не в мою пользу. Пора кого-то на рею, на солнышке сушиться вешать. Вычислю, найду и… И я придумаю, что сделать, у меня богатая фантазия.
— Значит, так, — вдруг неожиданно спокойно сказала Вика. — Либо ее через неделю в редакции не будет, либо…
— Либо? — заинтересовался я. Люблю, когда мне условия ставят.
— Либо ее в редакции все равно не будет. Позвони Зимину, милый, позвони. А то ведь я сама позвоню, только Елизе.
— Стоп, — выставил я руки перед собой. — Стоп. Пошли спать. Утро вечера мудренее.
— Пошли, — согласилась Вика. — Но я надеюсь, что ты меня услышал.
Н-да, прорезаются зубки-то…
ГЛАВА 10,
в которой герой разговоры разговаривает
Не знаю уж, как спала Вика, взбудораженная минувшим днем, я лично спал как младенец — крепко и сладко. Просыпаться утром не хотелось, но пришлось — желудок учуял божественные запахи оладушек, доносящиеся с кухни, и взревел, врываясь в сон: «Хозяин! Хочу, хочу, хочу».
Я потянулся и еще раз принюхался — ну да, ни с чем не сравнимый запах горячего теста и ванили. Они, оладушки! Где были — у бабушки.
Я прошлепал на кухню и убедился, что так оно и есть — на огромном блюде высилась гора вредной и калорийной, по мнению женщин, но такой прекрасной и вкусной, по мнению мужчин, еды. Замечательно дополняли эту картину розетки с вареньем и медом, стоящие на столе.
— А сметаны нет, — сообщила мне Вика, скидывая со сковородки на блюдо очередную порцию оладий. — Не подумала, не зашла, не купила. Жаль…
— Да леший с ней, со сметаной, — нацелился я на одну оладью, явно строящую мне глазки. — Я их и так сейчас, все до единой… Ну, может, тебе парочку оставлю!
— Стоп, стоп, стоп, — подбоченилась Вика. — Я даже не требую, чтобы ты умылся и побрился, но иди хоть штаны надень.
Я счел требования разумными и, выполнив ее пожелание, уже через две минуты с огромным удовольствием уплетал горячую ароматную выпечку, попеременно макая ее в розетки и думая о том, что все-таки правильно я вчера поступил, когда не стал объяснять Вике неверность ее поведения и с ходу вправлять ей мозги. Вон полежала, подумала, сделала выводы. И ей хорошо, и мне вкусно. Хотя, само собой, профилактику ей устроить надо.
Сама же вчерашняя скандалистка сидела напротив меня и глазела на то, как уменьшается гора… Ну как гора… Уже холмик оладьев.
Наконец я отвалился от стола, окинул взглядом стопочку оставшейся вкуснятины, сложил руки на животе и сыто пробормотал:
— Спасибо тебе, добрая девочка. И пусть Христос сделает тебе какую-нибудь радость из тех, что ты сама себе пожелаешь.
— Ну ты и завернул. — Вика покачала головой. — Ты сытый?
Я кивнул.
— Стало быть, ты сейчас добрый? — лукаво осведомилась маленькая хитрюга.
Я уже понял, что она задумала. Слава богу, а то я вчера грешным делом даже подумал, что переоценил ее.
— Добрый. И безопасный, потому как я сейчас не то что догонять кого, я сейчас и встать-то не смогу.
— Ну и хорошо. — Вика потупилась и забормотала: — Слушай, ну я вчера, конечно, погорячилась. Не знаю, что на меня нашло, просто как-то все сразу — и одно и другое. Эта Шелестова еще со своими улыбочками, подколками, подначками. Ну вот, в результате все вместе как-то спрессовалось, и я сорвалась, какой-то ерунды тебе наговорила. Ты не думай, я никому бы и звонить не стала…
— Да если бы даже и позвонила. — Я все еще отдувался после еды. — Хуже бы только себе сделала.
