Если причины, по которым существование Александра за границей замечать не хотели, в общем-то, были достаточно очевидны, то почему у него на родине с такой готовностью буквально все соглашались уступить его приоритет и соответственно приоритет государства, было не очень понятно. Это как же его должны были ненавидеть собственные соотечественники, если лишь для того, чтобы не признавать его приоритет они безоговорочно признавали иностранный приоритет и тем самым приносили в жертву и престиж государства, и престиж отечественной науки. Александр не понимал почему, а главное за что так относились к его деятельности. Ведь по большому счету он в своей жизни ни кому сколько-нибудь заметного вреда никогда не причинял. Он даже не настаивал на обязательной выплате ему больших вознаграждений и настаивал на внедрении своих изобретений исключительно из желания помочь людям даже совершенно ему незнакомым. И все чисто личные его интересы сводились по сути лишь к желанию увидеть, как работают его идеи, насколько они действительно оказались правильными и полезными.
Конечно, Александр считал себя незаслуженно обиженным. Первое время он даже пытался объяснить журналистам, писавшим об очередном крупном успехе зарубежной медицинской науки, что они заблуждаются и описанное ими изобретение вовсе не является американским или германским или чьим-то еще. Он искренне верил, что они так написали просто из-за незнания всей информации по данному вопросу. И когда он продемонстрирует им свое авторское свидетельство, то они незамедлительно исправят свою ошибку и укажут, что на самом деле изобретение советское, но доведенное до промышленного образца и впервые использованное за рубежом. Однако никто вовсе не собирался бежать к нему рассматривать его бумажки и к себе тоже не приглашал. В ответ на свои обращения он слышал лишь оскорбительно-насмешливое: "Значит, вы утверждаете, что автором изобретения являетесь именно вы? А вы хоть знаете, сколько всемирно известных институтов и ученых занимались его разработкой в течение почти десяти лет? А где были вы все эти годы? Почему же вы не внедряли свое изобретение? И вообще, где вы делали свое изобретение? На кухне? Или может вообще сидя на толчке в туалете? Теперь же, когда всю работу сделали другие, вы предлагаете нам заняться выискиванием совпадений ваших записок тридцатилетней давности с современными документами. Так что ли? Между прочим, в ходе подготовки статьи нас консультировали известные и очень авторитетные ученые. Так вот ни один из них о вас не упоминал. Вам ни кажется это странным? У нас в редакции работают нормальные люди, а вовсе не сумасшедшие. И мы не собираемся на страницах нашего издания обвинять в воровстве всемирно известных и очень уважаемых ученых лишь только потому, что кому-то, даже не являющемуся врачом, вдруг что-то такое привиделось в его бредовых записках тридцатилетней давности".
Выслушав подобные высказывания в свой адрес три раза подряд, Александр осознал, что как изобретателя его игнорируют совсем не случайно и не по недоразумению, его отторгает сама сложившаяся система взаимоотношений. Он воспринимается системой в качестве неправильного ее элемента, и поэтому будет выбрасываться из нее до тех пор, пока не изменится либо система, либо он сам. Здраво оценив создавшееся положение, он прекратил всякие попытки что-либо кому-либо доказать. Однако обиду и даже злобу на все человеческое сообщество все же затаил.
Люди же старательно изгонявшие отовсюду, откуда только было возможно Александра, уверенные в своем праве именно так поступать с любым человеком, не укладывающимся в рамки традиционных взаимоотношений, даже не догадывались, что им придется платить за свои действия. Они не представляли, и к их счастью никогда не узнали, сколь непомерно большой оказалась эта плата. Они также не узнали, что за них платить пришлось всему человеческому сообществу без исключений, а осведомленные потомки в раздражении стали именовать их исключительно идиотами и придурками.
Но все это произошло гораздо позже, а после женитьбы Александра на Наташе у него было примерно пять, возможно, самых счастливых лет в его жизни. Именно в эти годы он мог позволить себе заниматься тем, чем ему самому хотелось. Даже работа, которую он делал в основном ради получения заработной платы, была ему действительно интересна и вовсе не была в тягость. Хотя Александр воспринимался окружающими как чудак не от мира сего, но все равно он сравнительно быстро продвигался по служебной лестнице. Ведь он был способен выполнить любое задание, его работами всегда можно было красиво отчитаться перед министерством, в конце концов, он неизменно обеспечивал выполнение плана. С другой стороны Александра никак нельзя было отнести к типичным карьеристам, подсиживающих своих начальников. Такие люди ценились любым руководителем. От наличия в организации таких людей во времена СССР во многом зависело благополучие и продвижение по службе и самих руководителей.
* * *
Как известно ничто не может длиться вечно. Вот и спокойной счастливой жизни Александра совершенно неожиданно для него пришел конец. На его беду именно его поколению выпало жить в эпоху глобальных перемен.
Все началось с развала СССР, отказа России от социализма и ее возврата к капитализму. Когда случились эти переворачивающие буквально все с ног на голову события, Александр, увлеченный своими исследованиями, на них совсем не обратил внимания.
Люди вокруг него словно внезапно сошли сума. Все только тем и занимались, что в жутком возбуждении обсуждали приватизацию. Думали, как бы лично для себя суметь урвать побольше кусок бывшей общенародной собственности, а главное внезапно, очень быстро и сказочно разбогатеть, обманув при этом своих сограждан, конечно же, совсем не заслуживающих иного. Ведь, если верить телевизору, то чуть ли не абсолютное большинство этих сограждан были сплошь пьяницы, совсем не умеющие и не желающие работать безынициативные лентяи, и лишь немногие были по-настоящему трудолюбивыми, предприимчивыми и достаточно ловкими, для того чтобы в самом ближайшем будущем стать эффективными собственниками. Разумеется, каждый относил именно себя к тем немногим и тратил все свои силы на доказательство самому себе и окружающим бездарям этого совершенно очевидного факта.
Лишь Александр продолжал по инерции заниматься своими делами, так словно вокруг ничего не происходило. Вполне возможно, что во всем его институте больше никто подобным образом себя не вел. Однако прошло совсем немного времени, и он уже просто не смог не замечать стремительно наступавших перемен.
Для начала государство прекратило финансировать его институт, как впрочем, и все остальные. Затем государством же был запущен механизм, приводящий к быстрой потере оборотных средств предприятиями, оказавшимися способными выживать без государственного финансирования. Кстати институт Александра оказался в числе предприятий способных работать без государственного финансирования, у него было достаточное количество заказов и как долго без внешних уничтожающих воздействий такое положение дел могло бы продолжаться, было совершенно неизвестно. Естественно потеря оборотных средств незамедлительно приводила к остановке производств, вынужденному сокращению персонала и фактически к их разорению. В результате всех этих процессов на фоне быстро растущей в стране инфляции заработная плата Александра превратилась фактически в ни что. Его семье реально стало не на что жить.
Кроме этого Александр лишился права регистрировать свои изобретения бесплатно, так как патентный закон СССР был отменен одним из самых первых, а по новому патентному закону ему необходимо было оплачивать вовсе не маленькие пошлины. Заниматься изобретательской деятельностью лишь ради собственного интереса стало невозможно, да и бессмысленно. Не имея средств даже на удовлетворение своих самых насущных потребностей, Александр был вынужден прекратить свою изобретательскую деятельность. И вернуться к официальной изобретательской деятельности он уже никогда не смог, что для него лично послужило самой существенной утратой. А в будущем дополнительным аргументом в пользу того, что ему вовсе не следует проявлять заботу, как о человеческом обществе в целом, так и об отдельных его представителях.
Именно отмена авторских свидетельств в будущем сыграла в жизни Александра очень плохую роль, послужила дополнительным и практически неоспоримым подтверждением умышленного обмана его со стороны своих сограждан. Дело было в том, что авторские свидетельства для изобретателя имели практически неограниченный срок действия. Изобретение могли начать использовать хоть через пятьдесят лет. Это не имело никакого значения. Все равно автор сохранял право на официальное признание факта внедрения своего изобретения со всеми вытекающими последствиями. Все что требовалось от изобретателя так это просто умудриться дожить до этого славного момента. А вот патенты действовали всего лишь двадцать лет, и именно поэтому Александр не стал переоформлять свои авторские свидетельства в патенты и когда его медицинские изобретения, наконец, начали использовать на территории России не смог чисто формально отстаивать свои интересы в суде. Ведь все его документы к моменту внедрения изобретений просто прекратили свое действие.
