В то же время концепция социализма Маркса содержит ряд положений, неприемлемых как с теоретической точки зрения, так и с точки зрения реальной политики и национальных интересов. Да, социализм — это общая судьба человечества, альтернативы ему нет. Но отсюда вовсе не следует, что его приход приведет к унификации мирового сообщества, превращению его в нечто аморфное, в некую лишенную структуры социомассу, как это следует из концепции Маркса. Общее не существует вне единичного и отдельного, и унификация так же смертельна для человечества, как и его атомизация. Природа не терпит не только пустоты, она не терпит и единообразия. Поэтому социализм, во-первых, вряд ли утвердится во всех странах более или менее одновременно, во-вторых, с неизбежностью выступит в национальных формах. Мировая социалистическая революция, о которой говорил Маркс, и которую пытались осуществить практически Троцкий с Лениным, — блеф. Кстати, современный глобализм и мировой коммунизм — это близнецы-братья, порожденные одной и той же теоретической матушкой, т. е. имеющие один и тот же гносеологический источник.
Линейность исторического процесса — ахиллесова пята социологической теории Маркса, поэтому его формационный подход к обществу должен быть скорректирован цивилизационным. Даже если брать одно только материальное производство, то и оно, будучи подчинено универсальным законам, несет на себе печать специфики, определяемой целым рядом факторов. И род занятий населения, и орудия труда, и средства производства — все это существенно зависит от тех природных и иных условий, в которых живет человек. В Заполярье не выращивают пшеницу, а в степях Причерноморья не занимаются моржовым и тюленьим промыслами; добывающая промышленность развита почему-то на Урале и в Сибири, а не на Смоленщине; Исландия не экспортирует цитрусовые, а Бразилия не ввозит в страну кофе. Капитализм США не похож на капитализм Японии. Теперь уже очевидно всем, кроме наших русскоязычных либерал-реформаторов, что менталитет русского человека вообще не приемлет западную модель экономики. Это только мудрецы из МВФ и других мировых финансово-ростовщических контор думают, что экономику всех стран можно подстричь под одну гребенку. Но если нельзя унифицировать даже экономику, то, что говорить о других сферах общественной жизни?
Линейность исторического процесса в концепции Маркса существенно сказалась на решении и иных социологических проблем, в частности, государства и нации. Марксизм справедливо связывает возникновение государства с разделением труда и основанной на нем структуризацией общества. Но эту структуризацию он почему-то сводит к возникновению классов, а общественные противоречия — к классовым противоречиям. Согласно марксизму, с появлением частной собственности общество поляризуется на класс имущих и класс неимущих, возникает возможность эксплуатации одним классом другого. Дабы эта возможность перешла в действительность потребовался особый орган, который узаконил бы «право имущего класса на эксплуатацию неимущих и господство первого над вторым. И такое учреждение явилось. Было изобретено государство» (там же, т. 2, с.163). Государство, таким образом, — это продукт классовых противоречий, орудие, с помощью которого один класс навязывает свою волю всему обществу. Вместе с исчезновением классов исчезнет и государство, уступив место общественному самоуправлению.
Такая редукция не согласуется с историческими фактами. Структуризация общества началась раньше возникновения классов и не исчерпывается классовой структурой. Соответствено, и общественные противоречия нельзя сводить лишь к классовым противоречиям — они несоизмеримо богаче и разнообразнее. Но если все это так, то, видимо, и государство возникло раньше возникновения классов и является продуктом не только классовых противоречий. И его судьба отнюдь не привязана жестко к судьбе классов.
Но марксизм допускает еще более серьезную ошибку: он отождествляет государство как особую форму самоорганизации общества с формируемыми обществом органами управления государства. И это отождествление имеет далеко идущие политические последствия. Впрочем, эту ошибку он делит со всем современным обществоведением — социологией, теорией государства и права, политологией. Дань ей отдал и национал-социализм, дебатируя теоретически нелепую дилемму: чему отдать приоритет — интересам государства или интересам нации. Вопрос этот был специально рассмотрен мной в работах «Государство и государственная власть», «Государство и нация», к которым и отсылаю заинтересованного читателя.
Здесь же в порядке резюме отмечу: государство не является классовым явлением. Истина состоит в том, что эксплуататорские классы использовали и используют государственную организацию общества в своих классовых интересах, извращая в этих целях и истинную природу государства. А это далеко не одно и то же. Нельзя отождествлять сущность явления с его функциями. Твеновский герой колол грецкие орехи большой королевской печатью. Но отсюда не следует, что именно в этом сущность большой королевской печати. Государство — не вчерашний день истории, как считали классики марксизма и что пытаются внушить человечеству идеологи глобализма. Напротив, это та форма организации, в которой современной общество только и может существовать. И задача национал-социализма состоит в том, чтобы, очистив от извращений и искажений, воссоздать государство таким, каким ему и надлежит быть: демократической формой политической самоорганизации общества.
Как следствие извращенного представления о государстве является и извращенная трактовка марксизмом нации и национального вопроса. Я не устаю повторять (хотя, увы, без особого успеха), элементарное требование традиционной логики: если вы хотите дать представление о каком-либо явлении, укажите лишь на такие его признаки, которые свойственны только данному явлению и никакому другому. Тем самым вы вскроете сущность данного явления и отличите его от любого другого явления.
В какой мере те признаки, которыми марксизм наделяет нацию, отвечают этому требованию? В числе этих признаков он называет: общность территории, общность экономической жизни, общность языка, общность психического склада. И все эти признаки действительно существенны для нации. Вопрос в том, являются ли они определяющими, т. е. присущими только ей? Увы, всеми этими признаками обладает уже первобытная орда, не говоря уже о племени и роде. Более того, ими обладают даже социальные животные. Каждый львинный прайд, стая волков, клан гиен и т. д. имеют свою территорию, которую они защищают не менее жестко, чем это делают люди. Правда, территория эта не ограждена пограничными столбами — животные метят ее иным способом (что, видимо, и смутило Энгельса). Но это не меняет сути дела.
«Общность экономической жизни» также свойственна животным — охотятся они, как правило, не в одиночку, а прайдом, стаей, кланом. Есть у них и «общность языка» — так называемые паралингвистические языки, с помощью которых они общаются между собой. И это естественно: общность не может существовать без средств коммуникации. Ничего не могу сказать относительно «психического склада» — не зоопсихолог. Но даже на основе чисто эмпирического опыта можно заключить, что по своему «психическому складу» львы отличаются от зебр, а гиены от антилоп.
Таким образом, в указанных марксизмом признаках нет ни одного такого, который составлял бы сущностную характеристику нации. Если бы марксизм не отождествлял государство с органами его управления, если бы он видел в государстве особую форму организации самого общества, он пришел бы к единственно возможному выводу: искомой сущностной характеристикой нации является то, что это форма государственной общности. Иными словами, государство покоится не на территориальной, не на экономической (хотя эти признаки и весьма существенны для нее), а на этнической основе. Нация — это и есть самоорганизовавшийся в государство этнос. В этом ее сущность, в этом ее качественное отличие от любых иных форм человеческих общностей, в том числе от рода и племени.
Нации существуют и могут существовать только в государственной форме, а государства — только как национальные государства. Если бы марксизм понял все это, ему не пришлось бы насиловать исторические факты. Например. Энгельс, говоря о государстве, утверждает, что здесь деление людей по кровнородственному признаку уступает место территориальному делению. Но ведь это не соответствует реальной истории. Она, эта история, напротив, свидетельствует, что государства возникают первоначально как национальные государства, формируясь на основе племен и союзов племен, т. е общностей, повязанных кровным родством. И лишь затем некоторые из них превращаются в империи вследствие покорения других народов. Но и в этом случае они продолжают сохраняться как национальные, поскольку государствообразующей в них остается имперская (властвующая) нация.
