Да, и такое тоже бывает, — нетерпеливо ответил Арин, — Хотя да, ты прав, это странно. Скорее всего, потому, что я не физически вымотался. Там что-то другое было…
Макс убрал руки с его плеч, вернулся к окну, взял запечатанную пачку сигарет, медленно потянул пальцами тонкую целлофановую оболочку:
Переодевайся.
Арин не заставил себя упрашивать, вышел из комнаты и вернулся через несколько минут, привычно затянутый широкими лентами ремней, исчерченный тяжелыми стальными цепями, наклонился, защелкивая металлические фиксаторы на ботинках:
Макс.
Что?
Если я подохну раньше, чем надо… В общем, что бы со мной не случилось, это не твое дело. Это моя жизнь. Какая бы ни была — моя. И ты не будешь виноват.
Знаю.
Арин выпрямился, застегнул молнию плаща, убирая под воротник легкую коробочку датчика:
И еще. Я… Я уже не такой, каким ты меня помнишь. И таким, какой я сейчас, я тебе не нужен. Забудь ты о Тейсо-Арине. Остался только Арин, и он тебе не нужен.
Ты просто этого не понимаешь.
Не учи меня, придурок, — ответил Макс, — Без тебя разберусь.
* * *
Узкие, шипованные шины взвизгнули, оставляя черные, дымящиеся следы на грязном асфальте, и горячая металлическая махина пролетела в нескольких сантиметрах от согнувшейся в ужасе, девушки.
Автомобиль остановился, мигнул фарами, и из салона вышел высокий, молодой парень, окликнул:
Живая?
Шейла развела руками, покачнулась:
Живая, но думала, что все, конец. Даже успела пожалеть, что подохну пьяной.
Все хорошо, что хорошо кончается, — засмеялся парень, — Могу помочь успокоить нервы. Надо же загладить вину перед очаровательной девушкой. Как тебе предложение?
Шейла одернула руками задравшуюся юбочку, посмотрела в красивое бледное лицо, улыбнулась, успокоенная веселым, открытым взглядом синих глаз:
Ну, почему бы и нет. А то мне, правда, не по себе.
Садись, — приглашающе повел рукой парень, — Познакомимся. Имя я свое не люблю, а знакомые прозвали Мэдом. Приятно познакомиться.
Шейла, — отозвалась девушка, — Мэд? Многообещающе звучит.
Не то слово, — снова рассмеялся парень, — Ты не ошибешься в своих ожиданиях, милая леди.
Шейла улыбнулась, подняла с земли круглую, прозрачную сумочку на лиловой цепочке, подошла поближе, заглянула в машину.
Я один, — успокоил ее Мэд, — И я не страшный.
Я вижу, — кокетливо хихикнула девушка, потянула за ручку дверцы и влезла в салон.
Мэд кивнул, сел на свое место, повернул ключ зажигания:
Покатаемся.
Шейла пожала плечами, повернулась к окну:
Иногда приятные знакомства бывают такими неожиданными.
Да, — сказал Мэд, — А иногда очень даже ожидаемыми. И насчет приятности я бы тоже поспорил. Шейла Лойчек, двадцать один год, наркоманка, шлюха и просто тварь, единственное, что умеет — это трахаться и жрать таблетки. Иногда у нее, правда, бывают просветления, и она бежит сливать остатки денег на лечение своего брата, который третий год подыхает в небольшой больничке за городом. В общем, я бы не назвал это знакомство приятным. Но, по доброте душевной, помог бы ее брату упокоиться, чтобы у нее осталось больше денег на наркоту. Моя причуда.
Шейла повернула голову, посмотрела на четкий, бесстрастный профиль. Мэд отвел взгляд от дороги, взглянул в упор жутковатыми, потухшими синими глазами:
Перед тобой лежат фото двух человек, берешь фото и рассказываешь мне все, что ты знаешь об этих людях.
Девушка дрожащими пальцами взяла плотные квадратики фото, перевернула, сказала тихо:
Первый — Арин. Ему лет шестнадцать-семнадцать, не знаю, где он сейчас. Его все в Тупиках знают, можно спросить любого. Он, вроде бы, был у кого-то зверьком в детстве, но я не уверена, просто слышала, что у него шрам от ошейника. Он не наркоман… Просто живет и все. А второго я видела два раза, он искал Арина, как зовут, не знаю. У него машина серая… "пежо".
Нашел он Арина?
Думаю, да. Я сама подсказала, где его искать… Он раньше на кладбище автомобилей ночевал.
И после этого ты не видела ни одного из них?
Не видела.
Что знаешь о недавнем убийстве полицейских на Пятой Банковской?
Там тоже был серый "пежо"… Слышала от кого-то. Больше ничего не знаю.
Где ты видела второго парня?
Один раз в баре, в Тупиках, бар "Ловушка". А второй раз в банке, он деньги снимал… Много денег…
Мэд кивнул головой:
Спасибо, лапочка.
Останови, пожалуйста, машину, — тихо попросила Шейла, — И, пожалуйста, не трогай моего брата, я ничего не скрыла.
Мэд ленивым, медленным движением закинул руку за спинку сидения:
Молодец, молодец…
Шейла взвизгнула, закрыла лицо руками, но было поздно — пуля ударила точно в лоб, пробив аккуратную, черную дырку, из которой выплеснулась тугая струя густой крови.
Не глядя на бьющееся в конвульсиях, тело, Мэд вложил пистолет обратно в держатель, закурил:
Придется опять бросать машину. Ладно, дело того стоило. Это что ж ты творишь, брат-поисковик? По малолеткам прикалываешься? Дорогой мальчик попался? Нехорошо.
За такое наказывают… А за наказание некоторым платят.
Арин шел по улицам, не глядя по сторонам, обожженный серым туманом смога, побледневший, пряча глаза под россыпью обрезанной наискосок челки.
Кто-то из компании, веселящейся на углу, пьяной и шумной, окликнул его, но осекся, увидев вдруг внимательный, залитый пугающей бездной провал карих глаз.
Арин остановился, медленными шагами подошел ближе, обвел взглядом притихших подростков, явно ожидающих развлечения. Арин знал, чего им хочется — пьяным, обреченным, веселым, бездомным полу-детям, полу-мертвецам. Им хотелось драки, им хотелось бить, смеясь, им хотелось в очередной раз увидеть боль и порадоваться, что не они ее испытывают — это давало им короткие секунды счастья. Необходимого им счастья.
И сейчас они заинтересованы, ведь он подошел, а значит, бросил вызов, не захотел стать пугливо улепетывающей жертвой, и поэтому они ждут. Ждут первых его слов, кусая расползающиеся в улыбках губы, пробитые тяжелыми стальными проволоками.
Смотрят веселыми, жестокими глазами, медленно вытаскивают руки из карманов, распрямляют плечи.
Видимо, вечер удался, — не выдержав, тихо произнес кто-то.
Арин встретил внимательный взгляд окликнувшего его парня, молча протянул руку, забрал у него бутылку с водкой, развернулся и пошел прочь, на ходу откручивая пробку.
И чего мы стоим? — возмущенно выкрикнули позади.
Ну его на хрен. Если бы я сразу его узнал, даже связываться не стал бы. Те, кому осталось совсем немного, убивают легко. И, если все, что я о нем знаю — правда, он бы только обрадовался такой возможности…
Арин, не дыша, глотнул жгучую жидкость, оценивающе посмотрел на бутылку, в которой оставалось куда больше половины, подумал, засунул ее в карман плаща и опустился на колени, взявшись пальцами за проржавленный диск крышки люка.
Отодвинув глухо заскрипевшую крышку, он привычно соскользнул вниз, спрыгнул в провал липкой тьмы.
Под ногами хрустнул битый бетон и стекло, по тоннелю пронеслось эхо шепотом произнесенного ругательства. Выпрямившись, Арин прислонился к стене, прижался затылком к ледяной влажной поверхности, закрыл глаза:
В моем положении было бы логично ненавидеть прошлое, презирать настоящее и положить хер на будущее, — невесело рассмеялся он, — Почему мне все равно?
По-моему, единственное, чего я боюсь в жизни — это опустевших бутылок. Но тут уж никуда не денешься.
Он сполз по стене вниз, в три приема допил водку, закурил, забивая табачной горечью жгучий, мерзкий вкус, ощущая, как поползло по телу привычное, обволакивающее состояние алкогольного опьянения, справился с подступившей тошнотой, поднялся, качнувшись.
Стены тоннеля поплыли перед глазами, пространство жутковато изогнулось, потеряв перспективу.
Кого я обманываю? — спросил Арин в темноту. — Отозвалась бы хоть одна тварь, я бы спросил, обману ли я кого-нибудь этим? Где бы только найти ту тварь, что захочет ответить…
Он пошел вперед, не остерегаясь, не прислушиваясь к шорохам, прямой, невысокий, гибкая, черная тень.
Пошел, глядя прямо перед собой, утомленно опустив голову, на поворотах осторожно касаясь пальцами покрытых липким мхом стен.
Оказавшись на платформе, он с удивлением осознал, что не помнит пройденного пути и поймал себя на том, что стоит, тупо разглядывая рванину выцветших вагонов на тускло светящихся стальных путях:
Черт…
Арин спрыгнул вниз, пролез внутрь поезда, схватился рукой за изогнутый поручень.
Поднял глаза, рассмеялся, увидев прямо перед собой цветной листочек старой рекламы:
Слушай, пацан, — обратился он к улыбающемуся ребенку на фото, — Давай поменяемся местами… Поброди здесь за меня, а я хочу стать забытым. Забытым отпечатком.
