— Знакомьтесь, это — мои праправнуки, — представила Милица, худая, высокая, стройная дама с пышной прической на манер девятнадцатого века, кокетливая и весьма симпатичная. — А нам — сюда.
Они последовали за Княгиней в комнату, весьма уютную и обставленную под старину. Одну из стен здесь занимал огромный шкаф, и часть полок этого шкафа была уставлена книгами, а другая часть — веерами, павлиньими перьями, различными статуэтками, раковинами, камнями, кораллами. Был здесь также китайский болванчик, постоянно покачивающий головой из стороны в сторону, матрешка и старинные золотые часы.
Вдоль другой стены стоял торшер, прикроватный столик с огромной пепельницей, диван, над которым висел восточный ковер, круглый старинный стол с кривыми ножками… Стол был застлан коричневой бархатной скатертью со сложным узором и бахромой. Над столом висели старинные часы и несколько картин в золоченых рамах.
В общем, комната была типично питерская.
Княгиня присела на диван и жестом показала на кресла, расставленные вокруг стола: садитесь, мол.
Комната освещалась лишь масляной ароматической лампой, стоящей на столе, и торшером в углу. Хозяйка выдвинула ящичек прикроватной тумбочки, извлекла сигареты и мундштук и закурила. К счастью для Фанни, не переносящий табачного дыма, этот сизый дым, что поплыл по комнате, был не был слишком отвратителен, и даже имел приятные оттенки запаха. Табак у Милицы был качественный.
— Ну, Неназываемый, говори, что привело тебя ко мне в гости, какая забота? — спросила Княгиня.
— Решил навестить старого друга.
— Ну… Не так-то часто ты ко мне заходишь. В основном, по интернету общаешься. Не интернетный, значит, разговор… Будешь предлагать к вам переехать? Не хочу пока. Очень уж будет не хватать мне этих стен. Да и правнуки-праправнуки скучать по мне будут. Видал, какой кагал здесь у меня?
— Не напрягайся, Милица! Новый паспорт и новую жизнь тебе оформим, когда сама пожелаешь. Мы здесь по другому вопросу.
— Значит, что с наукой связано? Так я много лет уже как связь с профессорами тамошними почти не имею. Многие и вовсе померли давно. К тому же, не во все дела и раньше была вхожей, да и многое забыла. Жаль, конечно, что сам институт тоже давно закрыт. Интересно там было. Теперь — что за наука? Суета сует… Никакой тайны.
— Не прибедняйся, Княгиня! Голова у тебя светлая. Не строй из себя бабку.
— Привычка… Бабку из себя играть. Положено так, вроде… Так, что за вопросы тебя интересуют?
— Помнишь, ты мне намекала, что изображения на черных камнях, глиптолитах, которые собирал доктор Кабрера, навели людей на странные размышления?
— Да. Было дело. Решили заняться…пересадкой души. Если можно так выразиться. Именно этот процесс, как им показалось, был запечатлен на нескольких рисунках.
— Ну и как? Были успешные эксперименты? И, если были… почему ты мне этого никогда не рассказывала?
— Странное то было дело. Странное и страшное. Но, к счастью, вроде бы не имело последствий: я имею в виду широкое внедрение в жизнь подобных вещей. Если кратко, они решили записанного интела не запускать в интернет… А попробовать внедрить его в тело другого человека. Чтобы, в конечном итоге, живой человек получил бы знания другого человека, незадолго до смерти последнего. Интела, при чем, намеревались записать с человека по возможности близко к тому моменту, когда его покидает душа… То есть, к моменту смерти, — Милица стряхнула пепел в пепельницу в виде хрустального черепа со срезанным верхом и откинулась на спинку дивана.
— А если подробнее?
— Ну… Попробую вспомнить, как слышала и как читала в документах… Человека при смерти, чье имя я дала слово не упоминать, да оно и не важно, известного, впрочем, профессора, доставили в институт и…Скопировали его интеллект в черный ящик. Как любого интела копируют. Человек лежит, а шифрограмма мозга, как высвеченная молнией, перетекает в кристаллозаписи жидкой органики.
— Мы поняли. И эта запись ничем не отличалась от обычной? Только тем, что произведена была в момент смерти?
— Да. Только, ящик был снабжен не только разъемами, выводящими в компьютер, но… Имелось также подключение к некоему разряднику и присоски, соединяющие, при надобности, этот «разрядник» с глазами, сердечной зоной и головой другого человека. И, в момент подачи сильного разряда…
— Подожди. А кто был этим, другим, человеком?
— Привезли тело, так сказать… С вполне функциональным организмом, но с отсутствием сознания.
— А диагноз?
— Летаргический сон, кажется. Но точно утверждать не буду. В документе, что мне попадался, не было указано.
— А дальше?
— Дальше… Подключили черный ящик, подсоединили к профессору, и, как только закончили запись, подсоединили и к другому телу и дали разряд…
— И?
— Через минуту тело встало… А профессор, подключенный к «ящику», не подавал признаков жизни, хотя пульс прощупывался, сердце билось… Еще некоторое время. В общем, сознание профессора оказалось затем в этом, другом, теле. И оно было вполне жизнедеятельно. Но… Профессор был в шоке, страшно ругался и говорил, что никто не смел ставить над ним опыты, не спрашивая его разрешения.
— Но… Его же спасли… Дали ему другое тело…
— Да. Но… Тот, кто занимал раньше это тело, в результате умер. Вернее… Запись интела, что был в черном ящике, изменилась. То, что там обнаружилось после эксперимента, понятное дело, не было записью интеллекта профессора. Но ящик не был пуст. Там была… Другая запись, совершившаяся мгновенно.
— Чья?
— Не догадываетесь?
— Есть предположение, но хочется услышать…
— В результате разряда, там оказалась запись того человека, что был вытеснен из тела. Того, который был в летаргическом сне. Теперь он стал интелом… Будто души, или, как позднее выразился профессор, изучавший эзотерику, «светокопии душ» поменялись местами…
— А что было после?
— Профессор, в результате того эксперимента, на который он согласие не давал, получил как бы вторую жизнь. Но он, вместо благодарности, так сказать, во всю боролся против подобных экспериментов и против обнародования результатов. И добился полного прекращения подобных опытов и закрытия всего направления.
— Когда это было?
— Лет двенадцать — тринадцать тому назад. В последний год моей работы в институте, уже простым вахтером. Потом его, институт, совсем закрыли.
— Закрыли «закрытый» институт?
— Вот именно.
— И… Что теперь на его месте?
— Кажется, какой-то медицинский склад. Не знаю толком. Туда никого не пускают, и никто из прежних там не работает.
— Интересно, — слазал Неназываемый, — Весьма…
— Наверное, случилось что, раз вы копаете в подобном направлении?
— Случилось…
— Умертвили кого?
— Пока неизвестно. Мало сведений. Но эксперимент прошел криво. Случилось непредвиденное… Так против чего боролся профессор?
— Против того, чтобы черный ящик и разрядник снова были когда-нибудь совмещены. Он так сформулировал. Говорил, что достаточно нам интелов в Единой Сети, и вовсе не надо, чтобы они вытеснили еще и живых людей… в черные ящики. Тем более, что, как он считал, таким образом можно было наштамповать несколько одинаковых людей. С одного сознания… Уничтожив действительно живущих, запаковав их в черные ящики. Или, менять людей телами…
— А это… Было возможным?
— Нет. Пока нет. Но профессор считал такое теоретически возможным. Именно потому, он считал нужным заморозить эксперименты на ранней стадии.
— А почему… Обмен телами был всё же невозможен? Подключили бы прибор с интелом к живому, здоровому человеку, соединили присосками, дали бы разряд?
— Связь у живого, здорового человека с телом достаточно прочна. Разряда будет мало. Вот, если он в коме, или в состоянии летаргического сна… Как бы слегка «вне тела», как полагают экстрасенсы…
— А гипноз?
— Возможно… Если жертву загипнотизировать? Но, повторяю, эксперименты были прекращены, и более мне ничего не известно.
— А много ли народу о них знали?
— Довольно много. Пол — института.
— А где хранились приборы после запрещения таких опытов? Или их уничтожили?
— Не уничтожили. Просто списали. И хранили на складе, где и другие списанные приборы. Думаю, что, если хорошенько покопаться, там многое что можно найти.
— Да… Очень бы хотелось узнать, на месте ли сейчас этот разрядник. И всё остальное.
— Теперь — и мне тоже. Попробую завтра проникнуть на территорию этого бывшего института. Туда, конечно, никого не пускают. Ведь института уже нет…
— Не стоит, Милица. Это вызовет подозрения. Это очень опасно.
— Ну и что? Вы с Библиотекарем всё намекаете мне на то, что я — не такая, как все. Что я — бессмертна, — улыбнулась княгиня. — Такая, как ты, Неназываемый.
