Ребел прерывисто вздохнула. Она чувствовала, как из глубины орхидеи к ней незримо и беззвучно подкрадывается страх.
– Трис, что здесь произошло?
Второй самурай подал Трису окровавленный лоскут, к которому его привели мухи. Трис развернул тряпку и осмотрел сломанную плату психосхем.
– Вербовка силой, – заключил он. – Очень ловко сработано, кто бы это ни был. Сняли часового, окружили деревню, не упустили ни одного человека. Подвергли принудительному программированию и увели.
– Увели? – спросила Ребел. – Куда увели? Зачем?
Трис сгибал и разгибал плату заскорузлыми пальцами. Наконец он пожал плечами:
– Ладно. Пошли расскажем обо всем шефу.
– Мне это не нравится, – сказал Уайет. – Никому из нас это не нравится, и есть только один выход. – Он встряхивал в руке игральные кости и назойливо ими стучал. Потом бросил их и сгреб снова. – Мы не знаем наверняка, что это Уизмон. Но не надо себя обманывать: ко мне уже два дня не поступают сведения из резервуаров. Только Уизмон мог выловить моих шпионов и заставить их замолчать.
Они стояли в пустом холле шератона. Уайет отпустил всех самураев и потушил свет, чтобы ничто не мешало думать. В помещение проникал лишь свет орхидеи.
– О чем ты споришь сам с собой? – в отчаянии спросила Ребел.
– Я намечаю линию поведения. – Уайет снова встряхнул игральные кости. – Мне нельзя бороться с Уизмоном в образе воина. Он сможет предсказать каждый мой шаг. Я справлюсь с ним только в образе жреца. Правильно? – Уайет подождал, ни один из его голосов не возражал. – Хорошо. По крайней мере об этом мы договорились.
Кости застучали снова.
– Бога ради, что ты привязался к этим костям?
– Это генератор случайных чисел. Подчинив ему мои действия, я не дам Уизмону их вычислить. Кости уже решили, что мы будем сражаться на его территории. Теперь они решат, сколько я возьму с собой самураев.
Он опять бросил кости и замолчал.
В темноте и тишине мысли Ребел постоянно возвращались к Чарли. Его личность еще слаба. Любая грубая попытка перепрограммирования погубит его, не только уничтожит индивидуальность, но и парализует большинство функций, регулируемых вегетативной нервной системой. В лучшем случае он впадет в ступор. А в худшем – умрет.
– Они не станут перепрограммировать детей, правда?
– Как сказать! – рассеянно ответил Уайет. – Работорговцы не стали бы, захватив родителей. А Уизмон… Кто его знает? Неизвестно даже, зачем он это сделал. Мне доложили, что он напал только на эту деревню. Это не простое совпадение. – Уайет глубоко вздохнул. – Так. Пора с ним встретиться.
Поддавшись секундному порыву, Ребел спросила:
– Можно мне пойти с тобой? Уайет бросил кости и посмотрел на результат.
– Да.
Когда лифт медленно поднимался к центральному стыковочному узлу, Ребел спросила, сколько самураев Уайет возьмет с собой.
– Ни одного, – мрачно ответил он. И веселым голосом добавил:
– Тогда уж мы точно застанем Уизмона врасплох. Мне не терпится посмотреть, как все это будет.
* * *
Они облетели орхидею. По мере приближения резервуаров стали видны покрывающие металлические стены светящиеся линии: эмблемы банд, границы территорий, угрозы и предупреждения – маленькая пропагандистская война надписей. И – никакого движения. Жители или сбежали, или попали в банды.
– Я боюсь, – призналась Ребел.
– Я тоже, – ухмыльнулся Уайет.
Чем ближе Ребел подплывала к резервуару, тем меньше понимала, зачем ей это понадобилось. Ей хотелось помочь вызволить Чарли, но сейчас в решительную минуту это желание показалось ей глупым донкихотством. Она не испытывала к этому ребенку особой любви. Да и он к ней, пожалуй, тоже. Почему же она это делает?
Может, потому что этого не сделала бы Эвкрейша?
Они спустились на четырнадцатый резервуар. Внешние двери шлюза были сорваны во время какой-то недавней стычки, ржавчина сохранила следы, оставшиеся после взрыва. Но судя по тому, как лениво и беззаботно плавали внутри смутно различимые фигуры часовых, война между бандами закончилась.
Когда Ребел и Уайет влетели в шлюз, из тени вынырнули две шустрые бабы, приняли у них метлы и обыскали на предмет оружия. Не только лица, но и тела женщин были покрыты тигровыми полосами светящейся краски. Плавали они абсолютно голыми.
– Мы пришли к Уизмону, – сказал Уайет, когда одна из женщин взялась за программер. – Скажите ему, что с ним хочет поговорить его наставник.
Женщины быстро переглянулись, будто не понимая, что им говорят. Одна улыбнулась и облизнула губы. Потом снова потянулась к нему с программером, и Уайет нетерпеливо оттолкнул прибор:
– Послушайте, ваш хозяин не станет… Зарычав, женщина схватила голову Уайета обеими руками и оттянула ее назад. Он застонал от боли и стал вырываться. Женщина кошачьим движением обвила ноги вокруг бедер Уайета, а руками подперла ему подбородок. Она так налегла на Уайета, что тот бессильно повис в воздухе. Все это случилось в одно мгновение.
– Эй! – крикнула Ребел и через секунду тоже повисла в воздухе, зажатая, будто в тисках, так, что едва была способна дышать (говорить она не могла, это точно).
Ребел попыталась ударить женщину по спине, но не смогла дотянуться, и вместо сильных ударов получалось легонькое похлопывание.
Ребел в ужасе увидела, как первая «дикая кошка» приладила ко лбу Уайета программер и включила его. Уайет замер. Прибор тихо загудел. «Я не позволю сделать это со мной, – поклялась про себя Ребел. – Лучше умру!» И вновь попыталась вырваться из железных объятий.
Часовые, не принимавшие участия в схватке, с интересом наблюдали за происходящим. При этом они продолжали рыскать по шлюзу и ни разу не проронили ни слова. Это было молчание нелюдей. Двое из часовых чуть не столкнулись, но, даже не взглянув друг на друга, беспечно хлопнули в ладоши и разъехались в разные стороны. Наконец в программере зажегся красный сигнал, и Уайета отпустили. Теперь он плавал совершенно безучастный, с пустым взглядом.
Женщины повернулись к Ребел.
– Выше нос, солнышко!
Внезапным ударом ноги Уайет выбил из рук женщины маленький, дешевый программер, и он отлетел в лицо той, что держала Ребел. На миг Ребел освободилась. Она развернулась и что есть силы залепила своей обидчице в нос. Из-под кулака брызнула кровь. К этому времени на Ребел и Уайета бросилось сразу с десяток часовых, и их снова схватили.
Одна из «диких кошек» подобрала программер, открыла его и что-то поменяла внутри. Потом пробежала пальцем по лбу Уайета, лицом прикоснулась к его лицу и понюхала его губы. Вид у нее стал озадаченный. Между тем остальные связали Уайета и Ребел по рукам и ногам.
– Уайет! С тобой все в порядке? – спросила Ребел.
– Ага, – сказал Уайет.
Двое часовых зацепили руки пленных веревкой и двинулись вперед. Другие подталкивали Ребел и Уайета сзади.
– Это мой коронный номер. При разработке тетрона мы заложили возможность доступа к метапрограммированию. Все время, пока они программировали одну личность, другая возвращала ее к исходному состоянию.
– А-а…
Их тащили по безлюдным коридорам резервуарного поселка. Из-за отсутствия движения, естественным образом очищавшего коридоры, все они заросли грязью. Свет от цветов едва пробивался сквозь мглу, и тишину пронизывал странный гул, словно издалека доносились отголоски какого-то грохота. В воздухе пахло гнилью и разложением.
Пленников привели к Уизмону.
– А, наставник! Ты явился, как всегда, неожиданно. Какая радость! – Толстяка прикрывала цепочка охранников – крутых парней весьма угрюмого вида. Безумные глаза Уизмона потемнели от скрытой ярости. В углу рта показалась тонкая струйка слюны, она медленно стекала все время, пока толстяк говорил:
– Как тебе нравятся мои ангелицы? Прелесть, а?
– Да, девочки у тебя будь здоров, – ответил Уайет. – Что ты с ними сделал?
«Девочки будь здоров» развязали сначала его, затем Ребел. На лодыжках Уизмона блестело две пары колец. Женщины опустились перед ним на колени и припали к его ногам. Толстяк неуклюже протянул руку и погладил одну из них по голове: она выгнула спину от удовольствия.
– Я повысил их интеллект! Теперь они такие же умные, как я. Да не бледней ты так, ничего страшного. Заодно я лишил их языка. И вообще всех символических структур. Они не могут намечать планы, строить сложные логические рассуждения, не могут лгать. Они лишь подчиняются указаниям, которые я заложил в их программу. Правда, замечательно? Девицы совершенно невинны. Повинуются только инстинкту.
– Они чудовищны, – сказала Ребел.
– Это прекрасные животные, – укоризненно возразил Уизмон. – В них заложен инстинкт приносить мне все необычное. Все, что заслуживает внимания. Ты еще заслуживаешь внимания, наставник?
