Это, конечно, было помутнение. Ничего добавить к делу Мон-Зуд не мог. Кейс был на замке, а как Мон-Зуд помещал в кейс папку с ордером, видели все, в том числе и сам Полугай. Ордер пропал волшебно. Как волшебно и добрался Маллиган до кемпинга, не оставив нигде следов, во всяком случае, найти их не удалось. Как черт ему помог, и все тут. Полугай опомнился, отшвырнул воющего носом Мон-Зуда от себя (урядники жались к стенам), развернулся и перед ним оказался хорунжий Климов. Тяжело глядя Климову, закатившему глаза под пластырь на лбу, в переносицу, Полугай медленно, раздельно сказал:
— Климов. Пошел вон. А то убью.
Климов исчез. Оглядевшись, Полугай увидел, что исчезли все, и Мон-Зуда с собой унесли. Слава богу. Полугай упал на диван, задрал ногу на спинку дивана и закрыл глаза. Слава богу. Никого не убил. Покурить надо, Кирьян. Полугай хохотнул, испытывая неловкость перед самим собой. Подобные приступы были чрезвычайно редки. Наверное потому, что проколы случались в хозяйстве Полугая всего раз-два за его карьеру, в триста сорок седьмом было дело, да в триста сороковом казачок погиб на учениях, мальчишка-рядовой… а такого, как сегодня — навовсе никогда не было. Полугай вдруг ощутил во рту дым и с изумлением увидел в руке сигарету — начисто не помнил, когда взял ее, раскурил… Ну, емть!
На столе запищало: пришла очередная порция информатов. Полугай вернулся за стол, ногой подвинул под столом упавшую пепельницу и, положив щеку на столешницу, дотянулся до нее рукой. Что тут нового? Два финиша в порту. Кто? Почтовик, ох ты, юконец, под названием… "Китовый Ус" называется… почту привез… И… Ой, мама!
Полугай медленно встал, не отрывая глаз от монитора. Имеется: на «Стратокастере» два финиша.
1) 14.37 — "Китовый Ус", порт Юкон, пилот-почтальон Малиновое Зерно, ангар 26, груз: ПОЧТА ДЛЯ КАКАЛОВА ЗБИГНЕВА "ПРИЗРАКА".
2) 14.58 — "Блистающий Мир", порт «ЛИКСТАР», пилот Вайн Найт, ангар 21, пассажир СВЕТОСРАНОВ АНТУАН Z. СОТОВАРИЩИ. С ЧАСТНЫМ ВИЗИТОМ, АДРЕСАТ МАЛЛИГАН ДОН! Полугай холодной рукой нашарил нужную кнопку.
— Ряхлов, емть! Краснодевко ко мне, живо, емть!
Хорунжий Краснодевко, самый веселый казак на свете, любимец сотни Полугая, явился, как будто тут всегда стоял. Без обычной улыбки до ушей, поскольку дяденька не в себе.
— Миша! — сказал Полугай проникновенно. Он чуть не сложил моляще руки. — Миша! Тебе верю! Ангар 21, Антуан Светосранов, со свитой, ты знаешь такого, жук музыкальный…
— Знаю, дядя, знаю! — сказал Краснодевко.
— И ангар 26, юконец-почтальон. Малиновое, бля, Зерно.
— Так, дядя, так!
— Ко мне их, Миша! Бери кого надо. Всех бери. Но вежливо пригласи этих двоих ко мне. Тотчас. Все регистрировать. ВСЕ РЕГИСТРИРОВАТЬ, Я СКАЗАЛ! Я тебя умоляю, Миша, сделай хорошо.
Миша Краснодевко исчез. А у Полугая словно коленки подрезали — он рухнул спиной в кресло. Время еще было — до сеанса связи с Матвеем Кребнем. И у Полугая появилось странное ощущение — что день сегодня так плохо все-таки не кончится. И что он во всем сегодня-таки разберется.
Глава 6
МАЛИНОВОЕ ЗЕРНО И ИНЫЕ ПРОЧИЕ
— Мистер! Эй, мистер, вы — мистер Мартин Макфлай?
— Да… А в чем дело?
— У меня для вас кое-что есть, сэр. Я почтальон. Мы храним это для вас уже восемьдесят лет, сэр!
— Восемьдесят лет?!
— Ну, я уже точно и не помню…
Беседа под дождем
Юконский почтальон, доблестный воин, нареченный много лет назад Самым Старым Почтальоном за настойчивость и въедливость Малиновым Зерном, с крайнего детства отличался редкостной, даже для индейца, молчаливостью. Буря могла бушевать у него в душе, разрушая прекрасные подводные города, но на поверхность, в лучшем случае, выныривала пустая бутылка из под пива, да пара старых открыток со смывшимися адресами… Однако — сегодня, 15 марта 354 года, все было не так. Сегодня буре оказалось мало океана, и океан вышел из берегов.
Сказать, что Малиновое Зерно пребывал в ярости — значит ничего не сказать. Сказать, что Малиновое Зерно был потрясен — значит то же самое. О да, дорогие читатели, Малиновое Зерно пребывал в ярости, он был потрясен, а также раздавлен, и неизмеримый стыд душил его шелковыми пальцами; словом, насколько вы, читатели дорогие, способны представить себе комплекс негативных чувств, могущих владеть одним человеком в конкретный момент времени — вот так чувствовал себя Малиновое Зерно, вернувшись на "Китовый Ус" после морального изнасилования его в канцелярии войскового есаула Полугая, и он не сдерживал свои чувства внутри. Впервые в жизни Малиновое Зерно не то что не мог взять себя в руки, — он не хотел этого делать.
Недаром мы начали перечисление чувств, владевших Малиновым Зерном, именно с ярости. Ярость! Праведная ярость была направлена прежде всего вовнутрь, и тренированный недоеданием желудок уже весь спекся и хрустел, и Малиновое Зерно, чтобы тотчас не погибнуть, обычные, обыденные действия, сопровождал эффектами, в высшей степени недостойными юконского почтальона, потомка своих предков. Он запер внешний люк — применяя каблуки пилотских ботинок для нажатия на необходимые кнопки. Он запер автоматику шлюза — разбив локтем соединительный пакет в шкафчике на стене предшлюзового помещения. И он прошел по кораблю от вакуум-камер прямиком в рубку — распахивая перед собой двери мощными пинками.
Провели, как маленького, как женщину посулами, без порток пустили, ковыляющего и шлепающегося…
В рубке все было, как всегда, и это было совершенно неправильно и оскорбительно. Так не должно теперь оставаться. Теперь все будет иначе. Малиновое Зерно едва удержался, чтобы не швырнуть в осевой экран папкой, которую нес в руке. Но он удержался. Никто не знает, чего это ему стоило. Он швырнул папку на штурманский деревянный столик. Бортовой калькулятор, установленный над столиком, отразил весело сияющую огненными надписями папку в стекле и полированном пластике, из которых был сделан, прибавив Малиновому Зерну раздражения, удвоив свидетельство его позора. Чтобы окончательно не уподобиться среднестатистическому бледнолицему, почтальон уселся в развернутое спинкой к ходовому пульту кресло, подтянул под себя ноги, сунул в рот мундштук, крепко сжал его белоснежными зубами и уставился в потолок, искусно декорированный угловатым орнаментом, не имеющим никакого смысла, и, таким образом, нейтральным в смысле усиления резко отрицательного внутреннего настроя Малинового Зерна.
Хотя, чего же таить греха, сдерживаясь? Бессмысленно! Лицо потеряно, имя опозорено, честь — унижена. Обманули! Силой, пытками, деньгами — почтальона не сломить. Добрым словом, веселым смехом, рюмкой джина — сломили. Ой-ой, как стыдно! Поимели, да как поимели, поимели таким способом, что Малиновое Зерно если и сохранил где-то невинность, так разве что в правом ухе, поскольку в нем наушник торчал… Малиновое Зерно зажмурился от стыда и затряс головой, стараясь отогнать подступавший из пространства к глазам позор, жгучий, высасывающий… Но лишь почтальонская шапочка слетела от тряски с головы, и чудные длиннейшие волосы упали из-под нее, облепив щеки, лицо и плечи… Малиновое Зерно отбросил большими пальцами волосы от лица и потрогал лицо. Мокрое, холодная крупная испарина. Малиновое Зерно покосился в сторону калькулятора. Никуда папка не делась. Малиновое Зерно дотянулся до нее и приблизил к глазам. Квитанция, горевшая на папке, была надлежащим образом оформлена, стояла печать порта, статус "посылка вручена"… но в графе "Подпись Получателя" не было единственно возможной фамилии «Какалов». А была там, ни к селу, ни к городу, дурацкая фамилия "Полугай".
Развели меня, да как развели, подумал Малиновое Зерно. Поверить не могу! Он издал глухой стон. Он не мог уже сдерживать свое воображение. Тени Великих предстали перед ним, и Малиновое Зерно поник головой, прижав подбородок к груди в районе бешено стучащего сердца.
Какие слова бы сказал тебе, о Малиновое Зерно, гордо ушедший с почтой к предкам Первый почтальон Свитка? И как бы ты оправдывался перед ним? Вот он, стоит перед тобой, опираясь на посох, сделанный из лунного щупа, в старом, истлевшем от кислотных осадков, американском лунном скафандре, печальный Свитка Джон. Основатель Почтового Дома Юкон, возивший почту по периферии Солнечной Системы на древнем «Союзе-ТМ», купленном на распродаже за копейки, заработанные в тюрьме, на «Союзе-ТМ», с нелепо торчащим сбоку агрегатного отсека процессором Кумока, самостоятельно собранным из списанных деталей… "Почтовые Юпитерианские Линии" — надпись на груди скафандра… Подними глаза и молви, потомок, говорит Свитка Джон, сгинувший в девятом году за Плутоном с пятьюстами килограммами почты в орбитальном отсеке… И недобро сверкает, слепя Малинового Зерна, золотистым светофильтром, полуопущенным на мутное стекло гермошлема… Но молчит Малиновое Зерно, ибо нечего ему сказать Свитке Джону. И в мгновенном сиянии электрической дуги исчезает Свитка Джон, уступая место Щербатому Соплу, почтальону, доставившему в пятьдесят восьмом почту на провалившийся из-за навигационной ошибки под некросферу Бетельгейзе звездолет Королевской Марса Академии Наук «Дипспан»; Щербатое Сопло, доставивший почту, оформивший квитанции и передавший в Почтовое Управление их по радио, потому что из надзвездных некросфер никто никогда даже на процессоре Кумока не выбирался… Отвечай мне, почтальон, зачем я оставлял навсегда все звезды? чтобы вручить перепившейся команде «Дипспана» несколько писем, полтонны бананов и беруши, заказанные штурманом по почте? — так спрашивает Щербатое Сопло, а за его плечами глумливо скалятся привидения, живущие под некросферой Бетельгейзе… Но почтальон не отвечает, нечего сказать ему, и Щербатое Сопло презрительно ухмыляется синими губами и тает, как паразитный сигнал на плоскости монитора, обнаруженный и съеденный дикликером… А вот и молодой мертвый Чистый Лед пришел, пилот "Ярящегося Ужа", девятнадцать месяцев шедший от места катастрофы почтовика, сбитого атмосферным айсбергом над экватором Сноу-Сноу, только что тогда открытой… девятнадцать месяцев, в обесточенном спецкостюме, без связи, тридцать килограмм почты в заплечном мешке, лучевой карабин да нож, через инейную сельву… девятнадцать месяцев, он поднялся от экватора до пятой параллели, и доставил почту на первый Западный форпост человечества в Галактике, — доставил почту и оформил документы, уже смертельно больной… Девяносто восьмой год. Чистый Лед, оправдавший свое имя сполна, растаял, не сказав ничего, зато сложился из настенного орнамента Ахиллесова Пята, говорун и бесстрашный, герой, отыскавший прославленного пионера Генри Маккаферти, сошедшего с ума в рейде через пустыню Байкала, ЕН-5226, отыскавший и вручивший хихикающему обросшему выгоревшему Маккаферти юбилейную открытку от международного Жюль-верновского общества, оформивший документы и немедленно вслед за этим сошедший с ума в полемике с «миражниками» Байкала… Много слов произнес Ахиллесова Пята, все их услышал Малиновое Зерно, но не нашелся, что же сказать великому почтальону в свое оправдание… И, ковыляя, ушел Ахиллесова Пята сквозь стену рубки, продолжать спор с неведомыми оппонентами… И громовой удар потряс "Китового Уса", и из пола взмыл под потолок, едва не стукнувшись лысой макушкой об осветительный плафон, двухметрового роста Великий Карнера Доусон, бледнолицый индеец, в сто пятидесятом доставивший правительственную почту на все четыре Южных Форпоста (Греция, Зеркало, Власюки и Волынов-6), на поврежденном «Глюке», прототипе юконской "собачьей упряжи", на «Глюке», травившим атмосферу, с искрящим прямо в собственный корпус питателем-сингулярником, — после лобового столкновения с обломком твердого газа еще на границе Юконской Области… Почта была срочная — номерные бюллетени для голосования, как раз шли выборы Президента СМГ… Карнера Доусон вперил огненный взор в поникшего в кресле почтальона и загрохотал: "Нарекаю тебя — Потерявший Почту! Нарекаю тебя — Вовеки Неграмотным! И нарекаю тебя — Позором Юкона! Щенок! Обрежь свои волосы, чтобы не удерживалось выше твоего скальпа гордое перо! Затупи нож, чтобы не мог ты им перерезать заевший фал! Выброси в космос свой табак, чтобы не осквернить его нахождением в твоих легких! Мне, белому, стыдно за тебя, индеец! Ступай к женщинам наполнять кислородом баллоны и вязать на диване в диспетчерских в ожидании мужчин-пилотов! Ступай к детям… Нет! К детям нельзя идти тебе, не должны они видеть даже силуэта Потерявшего Почту! Юкон! горе тебе! Ибо сказал Первый: если выйдет из чресел Юкона Потерявший Почту, — потеряет тогда Юкон кислород атмосферы и воду рек. Горе вам, жившие, живущие и еще не рожденные! Юконский индеец отдал почту НЕ АДРЕСАТУ! Смерть пространству, умри, Кумок!.." И молвив так, Карнера Доусон застрелился на глазах потрясенного Малинового Зерна, и, с жалобным стоном, вытек сизым дымом прочь из рубки через выхлоп кондиционера. И тогда Малиновое Зерно вскочил на ноги.
