— Вот и хорошо. Мне нужно разыскать одного человека, — И я рассказал ему про Пола Яварски.
Когда я упомянул Флэтхедскую банду, Морган понимающе кивнул.
— Это тот самый парень, который сегодня убил полицейского? — поинтересовался он.
— Да. Он сбежал.
— Но в таком случае полиция до него рано или поздно доберется — спорю на что угодно.
На моем лице не дрогнул ни один мускул.
— Я не хочу слышать насчет «рано» или «поздно». Я сейчас хочу знать, где он, и задать ему пару вопросов перед тем, как он попадет в руки правосудия. Вероятно, он где-то затаился, раненный из игломета.
— И ты платишь тысячу киамов за этого парня? Я плеснул себе в стакан лимонного сока и отпил немного.
— Да.
— Ты хочешь, чтобы я его поучил?
— Просто разыщи его — надо опередить Хайяра.
— А-а, — догадался Морган, — начинаю тебя понимать. После того как в него запустит когти лейтенант, Яварски уже ничего никому не расскажет.
— Точно. А мы этого не хотим.
— Не хотим, верно. А ты дашь мне аванс?
— Пятьсот сейчас и столько же — после. — Я отсчитал ему пятьсот киамов. — О результатах я узнаю завтра?
Морган сграбастал деньги и хищно усмехнулся:
— Спокойной ночи. Завтра на рассвете адрес и телефон Яварски будет у тебя в руках.
Я встал.
— Допивай свое пиво и пошли. Здесь мне становится тоскливо.
Морган оглядел темное кафе.
— Без девочек и зеркальных шаров действительно скучновато. — Он залпом допил стакан и поставил его на стойку.
Я проводил его до двери.
— Разыщи мне Яварски, — еще раз сказал я.
— Считай, он у тебя в кармане. — Морган махнул рукой и вышел.
Я снова сел за свой столик. Для меня ночь еще не закончилась.
Перед приходом Индихар я успел опорожнить еще пару стаканчиков. Я ждал ее.
На ней было свободное голубое пальто, а волосы повязаны каштаново-золотистым шарфом. Лицо напряженное и бледное, губы плотно сжаты. Она подошла к столику и поглядела на меня сухими глазами. Я не мог представить себе плачущую Индихар.
— Мне надо поговорить с тобой, — сказала она холодно и спокойно.
— Именно для этого я здесь, — сказал я. Индихар отвернулась и посмотрела на свое отражение в зеркале за сценой.
— Сержант Катавина говорил, что ты был не в форме сегодня утром. Это правда? — Она снова перевела взгляд на меня, ее лицо оставалось абсолютно спокойным.
— Правда ли это? — повторил я. — Что я плохо себя чувствовал?
— Что ты был под балдой или с похмелья, когда вышел на работу вместе с моим мужем?
Я вздохнул.
— Мы накануне погуляли… Правда, не очень сильно.
Она сжимала и разжимала руки. Ее рот скривился.
— Ты не думаешь, что у тебя была замедленная реакция?
— Нет, Индихар, — ответил я. — Не думаю, что это как-то на меня повлияло. Ты хочешь обвинить меня в том, что случилось? Ты пришла сюда для этого?
Она медленно повернулась ко мне лицом и посмотрела мне прямо в глаза.
— Да, я хочу обвинить тебя. Ты не спешил к нему на помощь и вовремя не прикрыл его. Если бы ты сделал это, он остался бы жив.
— Ты не можешь обвинить меня. — Я ощущал дурноту, а отвратительная пустота где-то внутри усиливала это ощущение в несколько раз. Чувство вины крепло во мне с той минуты, когда я оставил Шакнахая на больничной койке под пропитанной кровью простыней на лице.
— Мой муж был бы жив, и у моих детей был бы отец. А сейчас у них нет отца. Я еще не сказала им. Я не могу признаться в этом даже себе. Может быть, только завтра я пойму, что Иржи больше нет, и буду решать, как мне прожить без него день, неделю, всю оставшуюся жизнь.
Подкатила внезапная тошнота, и я закрыл глаза. Может, мне все это кажется? Должно быть, это ночной кошмар. Когда я открыл глаза, Индихар все еще глядела на меня. Что ж, как бы там ни было, нам предстоит доиграть эту жуткую сцену.
— Я…
— Не говори мне, что сожалеешь об этом, сукин ты сын, — сказала она, не повышая голоса. — Я не хочу, чтобы кто-нибудь говорил мне об этом.
Я сидел и слушал все, что она хотела мне высказать. Все эти обвинения я уже давно предъявил себе. Если б я не напился накануне, если бы утром не глотал соннеин…
Наконец она замолчала, глядя на меня с выражением отчаяния. Всем своим видом, самим фактом своего присутствия она обвиняла меня. Мы оба думали об одном, и этого было достаточно. Потом она повернулась и твердой, уверенной походкой вышла из клуба.
Я чувствовал себя полностью уничтоженным. Я нашел телефон, по которому звонила Чири, и назвал свой домашний код. Раздалось три гудка, прежде чем Кмузу ответил.
— Ты приедешь за мной? — спросил я, еле ворочая языком.
— Ты у Чириги? — спросил он.
— Да. Приезжай быстрее, пока я не покончил с собой. — Я брякнул аппарат на стойку и налил себе еще стакан, чтобы убить время до появления Кмузу.
Когда он приехал, у меня уже был готов для него подарочек. — Протяни руку, — приказал я. — Что это, яа Сиди?
Я высыпал в его ладонь все таблетки из коробочки, захлопнул ее и убрал в карман..
— С этим покончено, — сказал я. Выражение его лица не изменилось. Он сжал таблетки в кулаке.
— Вы поступили мудро, — произнес Кмузу.
— Я немного запоздал.
Я поднялся и вышел за ним в ночную прохладу; запер кафе, и мы поехали домой. Я долго стоял под душем, подставив тело под обжигающие струи, пока горячая вода не сняла с меня часть напряжения. Затем вытерся и направился в спальню. Кмузу принес мне чашечку горячего шоколада. Я пригубил ее с благодарностью. — Вам понадобится что-нибудь еще, яа Сиди? — спросил он.
— Послушай, Кмузу. Завтра я не пойду на работу. Дай мне поспать, ладно? Я не хочу, чтобы мне мешали, не хочу подходить к телефону и разбираться с чужими проблемами.
— Если только хозяин дома не потребует вас к себе, — напомнил Кмузу.
Я вздохнул:
— Разумеется. Но в любом другом случае…
— Я позабочусь, чтобы вас не беспокоили.
Я не включил дэдди-будильник и спад всю ночь беспокойно. Несколько раз я просыпался от ночных кошмаров, пока наконец на рассвете не уснул глубоким сном измученного человека. Я выбрался из постели лишь к полудню. Надел старенькие джинсы и клетчатую рубашку, которые я не часто носил в доме Фридлендер Бея.
— Вы не хотите позавтракать, яа Сиди? — спросил Кмузу.
— Нет, я хочу сегодня отдохнуть от еды. Он нахмурился:
— Вас сегодня ожидает одно важное дело.
— Попозже, — согласился я.
Я подошел к столу, на который бросил вечером дипломат, и выбрал из коробки модди Мудрого Советника. Решив, что мой утомленный мозг нуждается в срочной терапии, я сел в удобное кресло, обтянутое черной кожей, и включил модди.
Когда-то в Мавритании жил-был (а может, никогда и не жил) знаменитый дурак, обманщик и мошенник по имени Марид Одран. Однажды, когда Одран вел свой кремовый вестфальский седан, направляясь по важному делу, с ним столкнулась другая машина — старая, требующая ремонта. И хотя водитель этой развалины сам был виноват во всем случившемся, он выскочил из груды обломков и заорал на Одрана:
— Посмотри, что ты сделал с моей прекрасной машиной!
Этот водитель был лейтенант полиции Хайяр. За ним из машины вылезли Реда Абу Адиль, шиит Хасам и Пол Яварски. Все четверо стали угрожать Одрану и оскорблять его, хотя он повторял, что не совершил никакого нарушения.
Яварски пнул ногой искореженное крыло автомобиля.
— Ему концы, — сказал он. — По совести, ты должен отдать нам свою машину.
Одран был один против четверых, враждебно настроенных людей. Он вынужден был согласиться.
— А ты не собираешься вознаградить нас за то, что мы наставили тебя на истинный путь? — спросил Хайяр.
— Если бы мы не настояли на своем, — сказал Хасан, — твои действия привели бы тебя к вражде с Аллахом.
— Вероятно, — ответил Одран. — И сколько же я вам должен за эту услугу?
Реда Абу Адиль развел руками, словно говорил об очевидном.
— Плата чисто символическая, как должно быть между братьями по вере, — сказал он. — Ты можешь дать каждому из нас по сотне киамов.
Одран передал ключи от кремового седана лейтенанту Хайяру и заплатил каждому по сотне.
Весь жаркий солнечный день Одран толкал разбитый автомобиль Хайяра в направлении города. Он припарковал его в. середине рыночной площади и пошел искать Саида Халф-Хаджа.
— Ты должен помочь мне рассчитаться с Хайяром, Абу Адилем, Хасаном и Яварски, — сказал он ему, и тот согласился.
Одран прорезал дыру в полу автомобиля, а Саид лег на пол с небольшим мешочком золотых монет, закрыв дыру одеялом так, что его не стало видно. Одран завел мотор и стал ждать.
