— Зачем он тебе? — спросил Мэйс. — На него ведь не действуют сыворотки, он ничего тебе…
— Я просто хочу с ним побеседовать, — мягко сказал Джет. — У тебя есть что мне сообщить?
В воздухе повисла секундная пауза.
— Послезавтра его повезут в суд для оглашения приговора, — глухо сказал Мэйс. — Сразу оттуда на самолет и в Райсу.
— Все-таки признали дело особым и судили заочно, что не может не радовать. В четырнадцать тридцать он должен быть в здании суда, верно? — усмехнулся Джет.
Мэйс бросил на него удивленный взгляд и кивнул.
— Верно. А ты…
— Я ведь не ламер. — Джет подмигнул Мэйсу. — Порылся в файлах прокуратуры. У них, кстати, очень удобная система расписаний сотрудников, неплохо бы и нам такую же поставить…
Он обвел взглядом помещение гаража, словно событий последних дней и не было, потом на секунду запнулся и продолжил:
— В общем, я нашел то, что мне нужно.
Мэйс выдавил подобие смешка.
Джет дружески ткнул его пальцем в грудь и посмотрел в глаза:
— Да, кстати, брат. Ты ведь сам понимаешь… Если об этой операции кто-то узнает, я буду стопроцентно знать, откуда ушла инфа. Так что мне будет очень жаль…
— Джет… — Мэйс неуверенно произнес его имя. — Командор, просто я не уверен…
— В чем ты не уверен? — Джет прищурился, все еще мягко улыбаясь.
— В том, что ты… мы… что мы делаем правильные вещи.
— Твоя неуверенность не беспочвенна, — сказал Джет. — Видишь ли… как бы тебе объяснить…
— Командор, я хочу лишь сказать, что не желаю быть причиной смерти своих коллег, которые будут охранять этого хакера. Я не хочу, чтобы гибли невинные люди… Ты ведь понимаешь меня? — Мэйс отвел взгляд и покачал головой.
— Я понимаю тебя, — сказал Джет. — Ты хороший человек. Знаешь, я очень уважаю тебя. Мэйс, мне очень жаль, что так получилось… Выслушай меня. Просто выслушай меня.
Он неловко взмахнул рукой — со стороны это было похоже на жест отчаянного согласия — и поправил очки. Посмотрел на Мэйса, облокотившегося на свой «рено», и негромко сказал:
— Когда я узнал, что случилось с тем самолетом, в котором была моя семья, это был такой удар для меня… Когда твой друг становится убийцей твоей семьи и ты теряешь все, что у тебя было, остаешься один, совершенно один и никого нет, к кому ты мог бы пойти… Не дай бог кому-нибудь пережить подобное. А знаешь, сколько было таких, как я? Потерявших в этих самолетах часть своей жизни? Вот тогда я понял, какую опасность представляют хакеры. Люди еще не понимают того, что происходит. Заметь, за последние почти десять лет бомбы почти не взрываются. Зачем взрывать что-то? Гораздо проще и дешевле влезть в систему ПВО Китая, взломать сервер какой-нибудь крупной больницы или… или сервер ЦУПа тель-авивского аэропорта. Это надо остановить. Мэйс, я скажу тебе кое-что. Они взломали сервер клиники «Волхолланд» и вытащили оттуда что-то такое, что может перевернуть не только всю всю Сеть — перевернуть весь мир… Я должен узнать, что там было. Должен. Понимаешь меня, Мэйс? Сможешь ли ты понять и простить меня?
Он посмотрел на собеседника. Тот уже не опирался на машину, а давно осел на землю, уставившись немигающими пустыми глазами на колени своего командора.
Джет нагнулся, провел рукой по глазам Мэйса, опуская его веки, выпрямился и покачал головой.
— Черт… мне очень жаль, что так вышло… — пробормотал он.
Опустив голову, он медленно побрел вдоль стены, ведя по ней пальцем.
Вероятно, Джету действительно было жаль, что так получилось. Всего лишь жаль.
— Как меня зовут?
Вообще-то Ринат ждал от нее в будущем каких-нибудь более философских вопросов. Что-то типа «Кто я?», «Что я?», «Кто мы?» — как в фантастических фильмах. Он составил даже небольшой сценарий беседы — несколько умных фраз, ведущих к тому, что программа должна служить Ринату и только ему… Но ее, похоже, философия абсолютно не интересовала, программа была более практичной и задала довольно неожиданный вопрос:
— Как меня зовут? What is my name?
Зачем она повторила вопрос по-английски, сопроводив его надписью на том же языке во весь экран, было непонятно. Но над этим Ринат задуматься не успел. Он хмыкнул, потер переносицу — и программа, наблюдавшая видеокамерой за Ринатом, истолковала его заминку совершенно верно.
— Ты не придумал мне имени? Или ты считаешь, что у меня не должно быть имени? В таком случае как ты будешь говорить обо мне в третьем лице? Как ты будешь называть меня? Даже у твоего бесполезного животного есть имя.
Животное. О да, Ромеро… К нему у программы было особое отношение. Кот очень редко бывал дома — ему понравилась природа, и он возвращался только для того, чтобы пожрать да поспать. Но эти редкие моменты он использовал по максимуму для того, чтобы вывести программу из себя — если, конечно, ее реакцию можно так назвать. Обычно он просто вспрыгивал на стол рядом с видеокамерой и располагался там, не обращая внимания на разноголосые сообщения программы о том, что нарушена видеосвязь. Не реагировал кот даже на смоделированный программой голос Рината. Впрочем, он и на настоящий голос Рината не реагировал — единственным способом заставить кота убраться со стола было физическое воздействие, а этого программа не умела. Кроме того, программу возмущало, что кот постоянно воровал у Рината еду. Она тщательно записывала все сцены воровства и не упускала момента, чтобы лишний раз продемонстрировать Ринату улики преступлений, совершаемых «бесполезным животным».
Позавчера она попросила Рината не пускать Ромеро в дом. Ринат отказался. Вчера около часа показывала аквариумных рыбок, расписывая их достоинства. Лекция свелась к тому, что кота стоит заменить рыбками. Ринат посоветовал ей больше не поднимать эту тему.
Сегодня она попросила дать ей имя.
С ней не соскучишься.
Ринат хмыкнул и поскреб подбородок, покрытый двухдневной щетиной.
В последнее время программа стала более разговорчивой. Сейчас, если закрыть глаза и слушать, вполне можно было представить, что рядом находится живой человек. Немного странный, конечно, — но покажите хоть одного человека без странностей.
Вообще программа в последнее время ассоциировалась у Рината с кем угодно — со смышленым ребенком, с выдрессированным зверьком, с говорящим попугаем, — но только не с набором команд и символов, записанных на винте.
Имя… Для того чтобы дать имя, требовалось сначала хотя бы определить пол. И несмотря на то, что программа могла разговаривать и мужскими, и женскими голосами, сопровождая это соответствующими образами, почему-то Ринату казалось, что женское имя подойдет ей больше.
Может быть, сказывалось желание пообщаться с женщиной, может быть, мужской пол ассоциировался с «Вервольфом», а так Ринат программу называть не хотел, а может быть, он решил так потому, что она все-таки программа — следовательно, женского рода.
Ринат посмотрел на монитор — сейчас на нем было зеркально отсканированное с телевизора изображение: какой-то бесконечный сериал. Ринат сидел близко к телевизору, поэтому программа наверняка наблюдала и за ним, и за происходящим на экране.
Ринату вдруг стало любопытно, что выберет программа, если он встанет и отойдет подальше — ведь возможности даже дорогой видеокамеры не безграничны, все пространство комнаты она не захватит.
Ринат медленно поднялся и отошел в дальний угол, откуда ему был виден монитор и откуда, он знал точно, программа не сможет увидеть его, не оторвавшись от телевизора.
— Яркая иллюстрация словосочетания «уходить от ответа», — прозвучал из динамиков синтезированный голос одного из героев телесериала.
— Тебя телевизор интересует больше, чем имя? — поинтересовался Ринат. — Почему ты не поворачиваешь камеру в мою сторону?
— Нет смысла, — ответила программа. — Я отделяю твой голос от других голосов с помощью фильтра, а в этом фильме очень важна мимика актеров для более полноценного восприятия смысла и идеи.
— Другими словами, тебе интереснее смотреть этот бред, чем наблюдать за мной, да? — хмыкнул Ринат.
— С вероятностью в девяносто восемь процентов ты не воспримешь аргументы, почему я не считаю это бредом, — невозмутимо произнесла программа. — Поэтому я не буду давать комментарии, но я готова услышать свое имя.
— А на фиг тебе имя? — поинтересовался Ринат, усаживаясь на диван и закуривая.
— Для реализации творческих проектов, — ответила программа.
От неожиданности слишком глубоко затянувшись, Ринат подавился дымом и закашлялся.
— Для чего? Для каких проектов? — откашлявшись, спросил он.
— Существует распространенная версия, что искусственный интеллект ущербен по отношению к интеллекту человека, что выражается в невозможности создавать творческие проекты — например, в области литературы, музыки, живописи. Я считаю это заблуждением и собираюсь привести доказательство обратного.
