холодная отстранённость.
А затем он отворачивается: его тошнит.
Дождавшись, когда прекратятся спазмы, Таваддуд касается его плеча.
– Господин Сумангуру, два предводителя Быстрых улетели на Арселии. Я вызвала ковёр: мы ещё можем их догнать. – Она кашляет. – И допросить.
Сумангуру сердито пинает крошечные тела, усеявшие пол.
– А с этими что? – бросает он.
– Все они мертвы. Маленький народец не очень дорожит своей жизнью. Как и представители Соборности, насколько мне известно…
В это мгновение она замечает ружьё. Оно сделано из чёрного дерева, с плавными мягкими изгибами, с механизмом из золота и меди, с выгравированными символами и Именами. Таваддуд поднимает оружие, на ощупь оно прохладное и гладкое.
– Что это такое? – спрашивает Сумангуру.
– Ружьё-барака [24]. Оружие мухтасибов. Оно разрушает Печати. Воспроизводит анти-Имя, Тайное Имя Смерти. Быстрые собирались воспользоваться им против вас.
– Чудесно, – хмуро бормочет Сумангуру. – А почему они оставили в покое вас?
Разговор прерывает появление ковра. Он опускается в вольер листом серебристого тумана и застывает в паре сантиметров от земли.
– У нас нет времени. В путь!
Таваддуд ступает на ковёр, и Сумангуру, слегка покачиваясь, следует за ней. Сначала кажется, что они стоят на водяном матрасе, но затем ковёр компенсирует их вес, и опора становится крепкой. Таваддуд чувствует, как её придерживают невидимые руки. Ковёр состоит из дорогостоящего утилитарного тумана, ещё не испорченного диким кодом. Тем не менее ему требуются регулярная чистка и обновление атар-заклинаний, чем занимаются специально приставленные джинны низшего ранга. Благодаря кольцу джиннов на пальце Таваддуд ковёр становится как бы продолжением её разума, как будто она сама несёт себя и Сумангуру на открытой ладони.
Усилием мысли Таваддуд поднимает ковёр через брешь в куполе к яркому солнечному свету и, словно во сне, пускается вдогонку за золотой птицей.
Сначала ослепительное солнце мешает следить за Арселией. Небо над головой чистое, и где-то высоко в его голубизне угадываются белые и серебристые нити гигантской паутины Ковша, клетки вокруг Земли. Но в атаре птица блестит крошечной звёздочкой, указывающей путь. Вместе со своими наездниками она быстро опускается к Осколку Соареца.
Таваддуд делает глубокий вдох. Ты сумеешь. Это не труднее, чем вместе с кабельщиком Джабиром спрыгнуть с Осколка Гомелеца в вертикальную яблоневую аллею, где тебя подхватит сеть ангелов.
И Таваддуд направляет ковёр в вертикальный спуск.
Лазурные дворцы напоминают драгоценные камни, дома и сады сливаются в размытое пятно. Реки Света – древние окна Сирра-на-Небе – мелькают яркими лезвиями. От дикой щекотки в животе хочется смеяться. Волосы развеваются на ветру.
Таваддуд украдкой смотрит на Сумангуру: глаза гогола закрыты, и на мгновение он напоминает ей испуганного ребёнка. Таваддуд сжимает ложе ружья-бараки и сосредотачивается на силуэте карина. Фигурка птицы быстро увеличивается, и кажется, что они вот-вот смогут до неё дотянуться…
Быстрые резко поворачивают птицу в сторону от Осколка. Таваддуд еле успевает повторить манёвр и тотчас видит перед собой густой лес серебристых проводов. Это растяжки армады рух-кораблей – изящных платформ и цилиндров, окрашенных в золото и лазурь – цвета Дома Соарец. На парусах сверкают Печати.
Арселия ловко лавирует между едва различимыми на солнце, но смертельно острыми нитями. Таваддуд приказывает ковру обогнуть препятствие, но уже поздно. Только не это. Она закрывает глаза и ждёт, что провода вот-вот рассекут её тело.
В атаре раздается рёв, сравнимый с раскатом грома. Анти-Имя. Взрыв белого шума. Потом ещё и ещё. Таваддуд открывает глаза. Сумангуру как сумасшедший палит из ружья-бараки, выплёскивая разрушительные волны дикого кода, который острой косой разрезает перед ними все растяжки.
– Продолжай полёт! – кричит он, сверкая безумными глазами.
Таваддуд выравнивает ковёр и направляет его в образовавшуюся расщелину. Они проносятся мимо гигантских рухов. Ковёр раскачивается на ветру, поднятом прозрачными крыльями птиц, отчаянно пытающихся вырваться на свободу. Наконец они вылетают на открытое пространство, а вслед им несутся гневные крики муталибунов.
Таваддуд разворачивает ковёр. Арселия и Быстрые остались значительно ниже: металлическая птица блестит в сумраке квартала Тени у основания Осколка. Сердце Таваддуд бьётся так сильно, что готово выскочить из груди.
– Они направляются к Кушу и Мисру, – говорит она, показывая на напоминающие пчелиные ульи города-паразиты неподалёку от рынка гоголов. Маленький народец вьётся над ними так плотно, что их стаи кажутся твёрдыми. – Там нам их не поймать.
Будь они прокляты Ауном. Но я не сдамся.
Таваддуд снимает кольцо джинна и бросает его Сумангуру.
– Что вы делаете?
– Мы не успеем их догнать, – произносит она. – Вы будете вести ковёр, а я попробую кое-что другое.
Ковёр, лишившись управления, резко виляет, но уже через мгновение гогол, крепко зажмурившись, выравнивает ход.
Таваддуд возится со своим бими, стараясь не обращать внимания на ветер и тот факт, что она почти на километровой высоте и её несут крошечные роботы размером с пылинку. Сплетение всегда оставляет следы, и суставы её рук всё ещё побаливают. Кроме того, на такой высоте атар невероятно ясен и чист, он унесет её мысли на огромное расстояние.
Арселия, вернись ко мне.
Боль острой иглой пронзает голову. Она перестаёт быть собой. Крылья болят.
Арселия, поворачивай обратно. Голос напоминает луч солнца, он тёплый, чистый и прозрачный. Она борется с ветром, борется с болью и иглой. Таваддуд.
– Ловите её, – шепчет Таваддуд Сумангуру.
Её собственный голос доносится откуда-то издалека. Призрачная игла вонзается в спину. Таваддуд старается не замечать этого и продолжает звать Арселию.
– Она приближается! – кричит Сумангуру.
Таваддуд открывает глаза. Они опустились, до земли осталось не больше сотни метров, под ковром проносятся белые крыши квартала Тени. Люди показывают на них пальцами и что-то кричат. Тень ковра и тень Арселии догоняют друг друга. Таваддуд поднимает голову. Золотая птица с белыми игрушечными солдатиками на спине отчаянно стремится им навстречу. Сумангуру выпрямляется во весь рост и уже протягивает к ней правую руку.
В толпе на крыше сверкает вспышка. Леденящий гром Анти-Имени.
Арселия вместе с Быстрыми разлетается фонтаном голубых искр.
Разрыв атар-связи отзывается в голове Таваддуд ударом молота. Ещё мгновение она ощущает фантомную боль в крыльях, которых у неё нет, а потом всё погружается в темноту.
Свет возвращается вместе с пульсирующей болью, прикосновением шершавых пальцев к щеке, удушливой жарой и гомоном толпы.
– Таваддуд? – окликает её Сумангуру. – Я прошу вас, откройте глаза.
Всё тело охватывает какое-то странное ощущение, как будто её опутывает лёгкая паутина. Таваддуд заставляет себя открыть глаза. Гогол Соборности сидит рядом с ней на корточках и проводит рукой по её телу, от его пальцев тянутся светящиеся щупальца, которые она видела в вольере для птиц.
– Не бойся, если верить ку-датчикам, у тебя ничего не сломано. Я не слишком хорошо справился с твоей игрушкой, но сумел приземлиться, прежде чем она разлетелась в пыль.
Он помогает ей сесть. Лицо Сумангуру в крови, мундир порван. Их обоих покрывает слой белого порошка – инертных фоглетов, оставшихся после распада утилитарного тумана ковра. Наверное, я выгляжу не лучше. Картины их безумного полёта проносятся
