– Швицкого горного института.
– Кажется, я про вас что‑то читал…
– Это не суть важно. Если хотите, то курите, лейтенант.
– Я не курю, ваше превосходительство.
– Тем лучше. Я тоже. Но вы не ответили на мой вопрос.
– У меня за спиной только добровольные курсы офицеров национальной гвардии при инженерной школе. И курсы повышения квалификации офицера при поступлении на службу в армию.
– А почему пехота?
– Так получилось. В инженерные войска меня не хотели брать из‑за скандальной репутации в инженерных кругах, а в артиллерии у нас по традиции, как и в кавалерии, представители старых фамилий заправляют. Дореволюционных. Из недобитых в революцию аристократов. Я для них плебей. Остался для меня только самый демократичный род войск. Но и там я даже до ротного командира не дослужился. Хотел выйти в отставку и уехать в колонии, а тут война…
– А что случилось в такого в инженерных кругах?
– Вы понимаете в технике? Иди только в химии?
– У меня диплом техника – механика.
– Уже лучше. Значит, вы представляете себе процесс плавки стали.
– Более или менее.
– Так вот я изобрел новую печь, в которой можно получать сталь с заранее заданными свойствами.
Оба – на… Я весь превратился в одно ухо. И, чтобы проверить не прожектер ли он пустозвонный, кинул идейку.
– Конвертер с кислородным наддувом?
– Нет не конвертор. Его изобрели до меня. Правда, я не слышал никогда про кислородный наддув. Только про воздушный.
Кувшин опустел и я кликнул часового, который караулил биллиардную, чтобы нам никто не помешал и приказал доставить еще вина. Такого же…
Повернувшись к инженеру – пехотинцу пояснил.
– Как химик, я считаю, что наддув чистого кислорода будет продуктивней наддува просто воздухом. Участвует в реакции окисления только кислород.
Ну не говорить же ему что в моем мире кислородно – конверторный способ плавки сталей давно уже вытеснил все остальные, кроме совсем уж отсталых мест. Но вся проблема заключается в получении чистого кислорода в промышленных количествах. А это криогенная аппаратура совсем не доступная здесь по уровню технологий. В первую очередь из‑за отсутствия магистрального электричества большой мощности.
– Интересная мысль, – поддакнул мне лейтенант.
– Но пока неосуществимая, – добавил я. – Это вам не баллон накачать для ацетиленовой сварки. Это сотни тонн. Так что представляет собой ваша печь? Она запатентована?
– Да, запатентована, – и лейтенант мне прочитал целую лекцию про способы плавки сталей, из которой я понял только одно – его печь чем‑то смахивает на земной мартен.
– Вам дали построить такую печь?
– Только одну. Маленькую. Макетную. Для доказательства эксперимента за счет государства при защите патента. А потом ни один фабрикант не пожелал со мной связываться, потому что они считали, что эксплуатация рабочего на путлинге им обходится дешевле новых капитальных вложений. Прибыль их кумир, а сверхприбыль – бог.
– И чем ваша печка отличается от тигельной плавки спецсталей?
– Количеством. Можно сразу получить две с половиной тонны стали за одну плавку в течение пяти часов. А футеровку днища печи заменять только через две сотни плавок. Тигель же если он не платиновый – одноразов. И у меня есть расчеты, здесь уже сделал, что возможно построить печь дающую пять тонн стали за одну плавку и объединить ее сразу с прокатным станом. Чтобы не нагревать снова болванку для прокатки.
– Так за что же вас подвергли остракизму?
– За то, что я стал фабрикантов клеймить позором в печати, что они не видят дальше своего носа. В ответ мне прилепили кличку социалиста, хотя я не считаю, что люди равны по своей природе. Мне просто везде дали от ворот поворот. Занесли в черный список неблагонадежных для существования конституционного строя республики. Государственная служба для меня также закрылась. Осталось только армия, где пока в пехоту берут всех. Но и тут я не пришелся ко двору. Пехотные офицеры, которые произошли от революционных солдат, быстро у нас превращаются в наследственную касту. Мне не раз давали понять, что я занимаю чье‑то место, которое не мое «по праву». Вот я и собрался подать в отставку и уехать на южный континент в колонии. Конкретно в Габонию где есть хорошая железная руда и недалеко от нее известняк правильной породы, что, кстати, бывает не так уж часто. И построить свою печь там, чтобы не возить туда рельсы из метрополии – как раз собрались там железную дорогу строить. Даже списался с губернатором и получил его принципиальное согласие. Но тут война… плен… Я удовлетворил ваше любопытство, ваше превосходительство?
– Да, – согласился я. – Вполне.
Тут нам принесли новый кувшин с вином, и я разлил немного по фужерам.
Продегустировав новую партию и удостоверившись, что она идентична первой лейтенант задал несколько наглый вопрос.
– Кстати если вы армейский майор по рангу, то почему вас все титулуют превосходительством? Даже наш комендант.
– Я придворный генерал. Камергер его светлости герцога Ремидия, которому принадлежит этот замок и эта долина на правах домена. Вы все здесь его гости.
– Гостей можно было бы и лучше кормить, – усмехнулся лейтенант.
– Ну, на то есть инструкция от императора. Вы не будете ни на грамм получать больше довольствия, чем получают у вас наши пленные. Принцип зеркальной справедливости.
– А если наши идиоты начнут ваших пленных морить голодом?
– Тогда в дело вступает другой принцип: кто не работает, тот не ест.
– Ваше превосходительство, мне кажется, что именно вы – социалист.
– Ни в коем разе. Я считаю умственный труд такой же работой как физический. Кого терпеть не могу, так это рантье.
– А кто их любит? – буркнул инженер.
– Вам тут, дорогой Эдмо, не надоело сидеть?
– Надоело, как и всем.
– Тогда у меня есть к вам предложение подкупающее своей новизной…
– Ну – с, с этого надо было и начинать… На врага я работать не буду. Пусть опухну со скуки здесь, – лейтенант поставил бокал на стол, встал с кресла и застегнул пуговицу у ворота. – Честь имею. Благодарю за приятную беседу. Позвольте откланяться.
И пошел к выходу четким шагом
– Стойте, Эдмо. Я не договорил.
Лейтенант развернулся у двери с кислой миной на лице, тапа перетерпим еще пару фраз и в люлю. Время как раз подошло к отбою.
– Если вам предложить построить свою печь, вы согласитесь?
– Для империи однозначно нет.
– А лично для меня? Как для человека.
– У вас есть лишние полмиллиона?
– На такое дело найду. Мне рельсы нужны. Двутавровые балки. Швеллеры. Листовой прокат. Ничего военного. Я город строю.
– Город? Во время войны? – удивился он.
– Именно. Война когда‑нибудь закончится. А жизнь не кончается никогда.
– Где этот город?
– Здесь в Реции. В шестидесяти километрах от Втуца.
– Я могу подумать, ваше превосходительство?
– Не могу вам отказать в таком благом деле. Только с одним условием. Думайте до утра. После завтрака я уеду к себе на стройку с вами или без вас. И можете с собой забрать этот кувшин, если он поможет вам думать, – показал я на столик у камина.
Когда дверь закрылась, я подбросил на ладони золотой и прихлопнул его второй рукой.
С ладони на меня смотрел профиль Отония Второго.
Значит, скорее он согласится на мое предложение, чем откажется.
Можно было и не гадать. Я еще не видел такого изобретателя, который отказался бы от внедрения в жизнь своего изобретения. Тем более за чужой счет.
* * *
Эдмо Мурант был очень недоволен. Куда там недоволен – возмущен.
– Ваше превосходительство, почему меня вызвали с вещами? Все уже решили за меня?
– Отнюдь, – улыбнулся я кА можно ласковее. – И вам доброго утра, дорогой Эдмо. Раздевайтесь, садитесь. Будем пить кофе. Вам в пайке такого, наверное, и не дают. Тогда и поговорим за ваше будущее.
Сталевар поставил на пол фибровый чемодан, большой кожаный саквояж и тубус, снял с плеч солдатский ранец и водрузил на них, затем снял шинель и кепи, повесил их на вешалку вместе с саблей в стальных никелированных ножнах. Я этому не удивился, так как меня уже просветили, что в первый год войны пленным офицерам оставляли их холодное оружие. Человек без оружия – человек без чести. Для меня такое слышать было дикостью, но в каждой избушке свои погремушки. Традиции…
На это раз лейтенант был в парадной форме. Черные сапоги трубой, красные шаровары, темно – синий мундир, на котором висели две каких‑то медали и бронзовый крест с мечами на длинной ленте. К ленте были приколоты две миниатюрные дубовые веточки одна над другой. Ниже на винте знак Высшей инженерной школы.
Лейтенант присел к столу, и я налил ему черного кофе в маленькую фарфоровую чашку.
