Я с рвением приступил к получению новых знаний. Великий Гэндальф, как непривычно строятся эти заклинания! Никаких сложных структур, все элементы перечисляются единым списком. Да и сам язык настолько чужд всему ранее известному, что я не могу представить себе разумное существо, для которого этот язык родной. Я спросил Уриэля об этом, но он тоже не смог сказать ничего определенного.
Между тем в Хазге разгорелась настоящая тайная война. Уриэль скопировал мое всевидящее зеркало и выдал копию Леверлину. Кроме того, он изготовил с дюжину артефактов, способных перемещать хозяина в любое место Средиземья по его выбору, и тоже передал Леверлину эти полезные предметы. Теперь Леверлин высматривает в волшебном зеркале важнейших вождей хазгских мятежников, а потом в дело вступают лучшие бойцы восьми ковенов. Улаган давно мертв, и ни один из четырех его преемников не прожил более трех дней. Дошло до того, что хазги стали отказываться от титула джихангира — немыслимое дело для этого народа! Гномьи военачальники пока избегают этой участи, зато среди хазгов бродят искусно распускаемые слухи, что именно гномы стоят за чередой таинственных убийств и исчезновений. Напряжение нарастает.
Ангмарские бароны, глядя на хазгов, впустили на свою территорию четыре гномьих хирда, а теперь готовы кусать себе локти. Каждый из трех баронов уже получил предложение сепаратного мира с метрополией на условиях сохранения прежнего статуса при недопущении репрессий, но ни один еще не принял этого предложения. Ничего, пусть зреют.
Серая Гавань так и не заплатила налоги, и по западному тракту двинулось двадцатитысячное войско. На полпути, под сенью хоббичьих лесов, они встретили спешно собранный обоз. Повод к войне отпал, и войско повернуло обратно.
Я пощекотал Долгаста под подбородком, и Долгаст рассмеялся в ответ. Я вздрогнул от неожиданности. Воистину маленькие дети удивительны — каждый новый день несет что-то новое.
Я продолжаю изучать первоосновы, и я понимаю, что ничего не понимаю. Нет, я, конечно, понимаю, как это круто и зачем это нужно, но я не понимаю, стоят ли эти знания того, чтобы их изучать. Я уже два месяца сижу над книгой, не, разгибаясь, а научился всего лишь показывать не слишком красивые мороки, да и то не в воздухе, а в специальном зеркале, которое создается заклинанием обычной высшей магии.
Уриэль говорит, что это знание дается нелегко, но оно того стоит. И вообще, ему стыдно смотреть на мое нытье, я получаю описание первооснов, можно сказать, на блюдечке, а он, Уриэль, потратил больше трехсот лет на то, чтобы самому во всем разобраться. Так что мне надлежит не жаловаться, дескать, на хрена все это учить, а заниматься учебой, если я не хочу учить все это еще раз в третьей жизни.
Посмотрим, посмотрим…
Да, совсем забыл написать, что нового в Средиземье. В Хазге революция — теперь джихангиром стал Дхану Лысый, председатель Губительного Острова. Противники нового джихангира откочевали на восток, к самым отрогам Мории, и пока не собираются сдаваться. Но еще одна череда странных смертей, видимо, заставит их изменить позицию.
Ангмарские бароны не мычат и не телятся, они ждут, чем закончатся разборки в Хазге. Пускай ждут.
В Серой Гавани все спокойно. Больше никто даже не заикается о том, чтобы выйти из-под опеки Аннура.
В Аннуине выпал первый снег. Долгаст, будучи в хорошем настроении, радостно переворачивается с живота на спину и обратно, сопровождая это движение восторженным визгом. Уриэль говорит, что малыш развивается удивительно быстро, я знаю, что он неправ, хоббиты растут быстрее, чем люди, и, наверное, быстрее, чем эльфы, но я не поправляю своего Учителя.
Я научился создавать с помощью первооснов иллюзию, управляемую голосом. Нехалления прямо-таки обожает эту игрушку, да и Долгаст способен смотреть на нее, разинув рот, две-три минуты, что для него целая вечность. Не знаю, какая мне польза от этих иллюзий, но Уриэль говорит, чтобы я не отчаивался, придет время, и ожидание исполнится.
Все кланы хазгов склонились перед Дхану, который теперь называется не Лысый, а Миротворец. Гномья фаланга бесславно утекла в родные пещеры, предоставив варваров своим раздорам, как сказано в официальном заявлении. Со дня на день ожидается, что гномы покинут Ангмар. Порядок в стране помаленьку восстанавливается.
Свершилось! Я разобрался-таки, как с помощью первооснов управлять неодушевленными предметами. Это не так уж сложно, и, если бы не дурацкий язык, на котором приходится составлять заклинания, не было бы большой разницы, какую магию использовать. Но я по-прежнему не понимаю, какая польза от первооснов. Здесь используются другие элементалы, но они все равно используются, без элементала не получить доступ к душе предмета, это признает даже Уриэль. И зачем тогда нужна эта магия первооснов?
А революция в Аннуре окончательно завершилась. И Хазг, и Ангмар, и Серая Гавань склонились перед Гнеем Рыболовом. Все, победа! Только я не чувствую себя победителем, потому что победитель — это не тот, кто начал войну, а тот, кто ее закончил.
Наступил новый три тысячи восьмой год. Нехалления говорит, что неинтересно второй раз пялиться через волшебное зеркало на новогодние торжества, потому что каждый новый год происходит одно и то же. Наверное, так оно и есть, но я-то смотрю это впервые, в прошлый раз была другая жизнь, которую я теперь не помню. И мне интересно все — и речь Гнея Рыболова перед аннурским народом, которая, говорят, в этом году особенно удалась, и то, как мордорские орки выясняют в очередной раз, кто из них самый умный, сильный, ловкий и умелый, и ритуальное пьянство моих друзей-хоббитов. Кстати, Уриэль считает, что новогоднее пьянство хоббитов никак не влияет на здоровье свиней, что это просто традиция. Мы сидели за столом, пили вино и смотрели в зеркало на то, что происходит в Средиземье. Уриэль и Нехалления наперебой объясняли мне, что именно показывается в зеркале, они постоянно предлагали посмотреть то одно, то другое, у меня начала кружиться голова от постоянной смены поля зрения, но все равно мне было хорошо. Долгаст, который уже научился сидеть и не падать, сидел рядом с нами на специальном стульчике. Все было прекрасно.
— Знаете, ребята, — задумчиво произнес Уриэль, — смотрю я на вас и завидую, как у вас все замечательно. И вот думаю я, не послать ли к Морготовой матери все это познание, всю эту магию, и высшую, и низшую… Отправиться на Дальний Восток, к авари, или сотворить себе пригожую эльфийку, да и жить себе поживать…
— Разве авари не покинули Средиземье? — изумился я.
— Нет, они по-прежнему живут там, где жили. Они закрылись от общения с другими народами, и уже две тысячи лет ходят слухи, что они ушли в Валинор вместе с западными эльфами. Возможно, эти слухи распустили сами авари.
— Ты бывал там?
— Бывал, и не раз. Только я не смог долго жить там. Да ты и сам понимаешь, Хэмфаст, ведь твой народ тебя тоже не принял.
— Это был не я. Ну, то есть другой я.
— А какая разница? Думаешь, теперь тебя примут?
Действительно, какая разница? Путь в родную Хоббитанию для меня закрыт навсегда. Мне казалось, что я уже свыкся с этой мыслью, но теперь вновь ощутил какое-то глухое томление в груди. Неужели это удел каждого сильного мага — отречься не только от горестей обыденной жизни, но и от ее радостей, искать счастья в знании, во власти, в поединках с разнообразными угрозами радости и процветанию разумных, не важно, действительны эти угрозы или мнимы? Мне еще не так плохо, у меня есть Нехалления и Долгаст. А каково Уриэлю?
— Уриэль, — спросил я, — а ты никогда не сотворял себе жену?
— Сотворил однажды, — признался Уриэль, — но мы прожили вместе очень недолго.
— Почему?! — воскликнули мы с Нехалленией в один голос.
Уриэль помолчал.
— Я испугался, — наконец сказал он, — это очень страшно — жить с женщиной, зная, что ее сотворил именно ты, постоянно узнавая в ней свои отражения, причем отражения не самых лучших сторон. Вам, хоббитам, проще — ваши души изначально чисты, у вас своего рода иммунитет против всякой душевной мерзости. Нет! — он вскинул голову. — Нечего предаваться унынию! К лету ты, Хэмфаст, изучишь первоосновы в достаточном объеме…
— К лету? — изумился я. — Так долго?
— Если не будешь лениться, как сейчас, то управишься быстрее. Когда ты изучишь первоосновы, я смогу оставить тебя здесь, не боясь, что, когда я вернусь, мне снова придется тебя воскрешать. Или, если захочешь, ты сможешь отправиться со мной посмотреть на Запретный Квадрат изнутри.
— Кстати, учитель! — от волнения я назвал Уриэля учителем, а это ему теперь не нравится, он считает, что я уже не столько ученик, сколько товарищ. — Нехалления вспоминала, что, когда я в прошлой жизни говорил с Леверлином, он сказал, что вокруг Запретного Квадрата происходит какая-то странная волшба. Это был ты?
