практически наполовину, но… никакой другой динамики не наблюдается.
– Значит ей нужно немного больше времени.
– Ты, правда, так думаешь? – спросил я у сына, – или пытаешься таким образом меня утешить?
– Нет… Я верю, что все будет хорошо. Иначе… к чему тогда весь этот путь? Зачем мы все встретились? Ее болезнь… Мне кажется, она была послана, чтобы все мы оказались в одном месте. Здесь и сейчас. Как ключи к головоломке.
– Ты становишься фаталистом, – улыбнулся я.
– Да? Общение со святым отцом, наверное, сказывается, – засмеялся Ной, откидываясь головой на белую больничную стену. – Черт, мы затеваем больше дело…
– Да…
– Такого еще не было в истории? Или было?
– Наверное, нет… Хотя мы не первые повстанцы – факт. Просто… масштабы нынче совсем другие.
– А ведь сейчас по всему выходит, что слова святого отца не так уж и далеки от истины.
Я рассмеялся. Покачал головой:
– Какой бред…
– Слушай, а если ты – Бог, то и я, получается, тоже? Хотя бы наполовину… – продолжал философствовать Ной, посмеиваясь.
– Ага, Бог.
Наверное, тогда нам было жизненно необходимо отвлечься. Болтать о чем-то постороннем, шутить. Чтобы расслабиться, втянуть грудью воздух, чтобы с новыми силами ринуться в бой, и мы… смеялись. Господи, как мы смеялись в тот вечер!
– Если бы я был богом, а впереди у меня был судный день, мне бы, подобно Иисусу пришлось бы, наверное, провести эту ночь в Гефсиманском саду в слезах, молитве и в поту кровавом, а не вот так… с шутками и холодным пивом.
Я отсалютовал Ною банкой Бада, которую тот мне вручил несколькими минутами ранее, и криво улыбнулся.
– А по мне, все очень похоже. Только твое моление о чаше не ограничилось одной ночью. Твои страдания длились гораздо-гораздо дольше. Молитва Иисуса была троекратной. Первый раз он молился об отвращении чаши страданий. Ты тоже поначалу просил здоровья для Наны и пытался избежать участия в перевороте. Во второй – покоряется воли Божьей… Тут, думаю, пояснять ничего не нужно?
Улыбаясь, я покачал головой:
– А в третьей?
– Он повторяет свое второе моление и возвращается к ученикам, чтобы рассказать им о приближении предателя. Здесь, кстати, что-то не сходится… Ты нам так и не рассказал, что случилось с Лайзой…
– Не хочу об этом, Ной…
Ной кивнул. Запрокинув голову, выпил остатки пива из банки.
– Знаешь… что меня, абсолютно атеиста, всегда восхищало в этой истории? То, как он, – взгляд парня взмыл к потолку, – зная свою участь, и будучи готовым ее принять, отчаянно и обреченно ждал помощи от того, кто отправил его на муки…
– Да… Только ко мне это совершенно точно не имеет никакого отношения.
– Думаешь?
– Определённо. Я не собираюсь приносить себя в жертву. Я собираюсь поставить перед ответом других!
– И мне почему-то кажется, что где-то там, – и снова Ной поднял глаза к потолку, – этот новый сценарий давно уже утвержден.
Я пожал плечами, и на этой философской ноте наш разговор оборвался. Нам нужно было отоспаться перед самым ответственным днем в наших жизнях.
Часы иногда останавливаются. Дни – нет. Вот и наш судный день настал. Ной все-таки добился у Айзы, где находится Кайя, и настоял на том, что возглавит освободительный отряд, направленный в то место.
– Береги себя… сын. Я очень хочу познакомиться со своей ммм… невесткой, – сказал я в спину уходящему парню.
Он оглянулся. Глаза – в глаза. И короткий кивок:
– Я не подведу тебя, Яков… Отец.
Дурынд Айза, пальцы которой в бешенном танце порхали по виртуальной клавиатуре, сливая в сеть нужные нам данные, не была бы собой, если бы не прокомментировала наши слова:
– Я сейчас расплачусь.
– Лучше не отвлекайся.
Айза фыркнула и вернулась к своей работе. Под пристальным взглядом собравшихся, я прошел за ширму, чтобы переодеться в военную форму. Время совета неумолимо приближалось. Что нас всех ждет? Я не знал.
Зал для совещаний представлял собой большую прямоугольную комнату с высокими потолками и огромные окнами, сквозь которые лился розовый утренний свет. По центру располагался овальный стол, на котором в тяжелых стеклянных вазах стояли живые цветы. Непозволительное расточительство. Первым делом, после смены власти, нужно будет пересмотреть бюджет на содержание аппарата. Я беру слово и начинаю сухо, со скринами и ссылками на нужные документы излагать суть обвинительного заключения. Тишина в комнате оглушала. Ее разбавляли разве что мои сухие, уверенные слова, которые, отражаясь от высоких стен, зависали в сгустившемся от напряжения воздухе. Не всем удается сдержать эмоции. Я вижу растерянность и злобу на лицах. Двух, из пяти членов совета, в решении которых я не уверен. Среди них и Шульц. Если бы не Айза… об этом лучше не думать.
– Вы не обладаете полномочиями на подписание подобных документов! – потеет Шульц, и кивком головы ему вторит – Шалин. Еще одна темная лошадка. Подлец и продажная шкура.
Я вскидываю голову выше, не уступая шакалам ни сантиметра, и сквозь зубы цежу:
– Вы ошибаетесь. Возглавив совет, я получил право внести этот документ на повестку дня и завизировать на нем волю кворума Военного совета Конфедерации.
– А есть ли у вас этот кворум при столь неубедительных доказательствах?
Неубедительных? Это, должно быть, шутка. Впрочем, было бы глупо ожидать, что они сознаются во всех своих мерзких делишках. Я этого и не ждал.
– А вот сейчас и узнаем. Пользуясь правом, предоставленным мне Конституцией Конфедерации, и руководствуясь регламентом работы Военного совета Конфедерации, я, председатель Военного совета Конфедерации, генерал-лейтенант Яков Гази, выношу на голосование текст обвинительного заключения в отношении действующего Президента. Прошу всех проголосовать!
Моя рука взмывает вверх, следом – руки Александра и Демиана, в которых я никогда не сомневался. С небольшой заминкой, поднимают руки генерал Ли, генерал Патаки и генерал Бхатарр. Дольше всех колеблется Гринбанд, но спустя каких-то пару секунд, которые лично мне кажутся вечностью, и его мясистая ладонь, будто нехотя, скользит вверх. Перевожу взгляд на Лайзу. Ее ладони покоятся на столе. Стерва! Внутри меня закручиваются стальные пружины. Напряжение в комнате, кажется, можно резать ножом. Еще немного, и мне придется подавать сигналы бедствия – давая добро плану «Б».
– Черт! Вечер перестает быть томным! Я с вами!
Не могу поверить своим глазам. Воронов. Вот, на кого я никогда не рассчитывал. Однако он тот, кто не просто первый поднимает руку, но и ставил свою подпись на документе, выпуская демонов из оставшихся четырех членов совета.
– Сожалею, но кворум не состоялся!
Я оборачиваюсь на звук и упираюсь взглядом в дуло направленного на меня пистолета. С точностью в сто процентов я могу определить, готов ли человек к решительным
