Можно быть с ним… Избавиться от видения скользящих по его телу рук Ская, забыть о том, что в бреду Арин терзался мыслями о нем, часто произносил его имя, спрашивая что-то. Стереть это все, начать новую жизнь с новой ампулы кеторазамина.
С ним что-то не так, это ясно, шрамы на животе, боль, которую он ощутил от привычного проникновения, — это странно, но узнавать причины не хочется. Иначе он может рассказать что-то такое, что отнимет последнюю надежду на то, что он может быть рядом всегда. А ведь она только появилась, эта надежда. Четырнадцать дней. Его датчик. Кеторазамин.
Его тело под ладонями, затвердевшие соски, влажность гладкой кожи, полувздох-полувсхлип.
Арин, останься со мной…
Останься, дерзкое, неуправляемое чудовище, ироничный, глупый мальчишка, да останься же ты со мной… Зачем тебе боль этого мира, чего ты ищешь? Останься со мной, за мной…
Если я вытащил тебя из резиденции КетоМира, то я обязан нести ответственность за твою жизнь. Я сделал все, чтобы ты умел защищать себя — с тобой не справиться и троим, я учил тебя законам этого чертового города, ты подолгу лежал вечерами рядом со мной, читая что-нибудь, изредка поднимая лохматую голову, задавая вопросы.
Я обдумывал свои ответы, потому что знал, что не имею права солгать, а тебя интересовало слишком многое. То, что касалось людей, их чувств, их судеб.
Самые сложные вопросы в этой жизни — чем живет человек?
Я пытался объяснить, но не смог. Для тебя это было важно, да, Арин? Ты хотел знать, что ты такое, пытался найти в себе черты других людей, создать себя, а в итоге стал таким, какой есть.
И за это я тоже несу ответственность, я не смог указать тебе нужный путь. Я помню тот момент, когда я осознал, что обязан попробовать начать все сначала, дать тебе возможность прожить вторую жизнь, исправить свои ошибки.
Ты пришел домой, небрежно захлопнул дверь, сбросил куртку:
Макс, я тут понял одну вещь. Хочешь, скажу? Пока за секс со мной выкладывают такие деньги, я могу обойтись и без тебя. Все-таки, я не для того вырывался из КетоМира, чтобы остаток жизни провести у тебя под боком. Я хочу чего-то другого, Макс.
Ты лег на кровать, закинув на тумбочку ноги в высоких шнурованных ботинках, заложил руки за голову, повторил тихо:
Я хочу другого…
И тогда я понял, что просчитался, что так и не смог тебе объяснить, для чего ты живешь. А ведь ты просто хотел любви.
Поэтому, останься, Арин… останься… Я еще могу исправить то, что сделал с тобой, я смогу.
Макс сжал зубы, ощутив, как разрывает низ живота жар приближающегося наслаждения, схватился руками за округлые плечи Арина, подтянулся, входя так глубоко, как это только возможно, прижался губами к гладкой щеке:
Я тебя люблю…
Арин мотнул головой, пряча глаза под яркой россыпью сиреневых волос, и Макс увидел, как потекла тонкая струйка крови из закушенной губы.
Макс не смог увидеть тронувшую эти окровавленные губы снисходительную, жесткую улыбку, его захлестнул тяжелый, пронизывающий насквозь оргазм, заставивший закрыть глаза, содрогнуться и замереть, слушая тяжелые удары собственного сердца.
Арин почти сразу выскользнул из-под тела Макса, поднялся, огляделся, ища свою одежду:
Я возьму что-нибудь из твоих шмоток?
Макс промолчал, наблюдая за ним. А Арин взял со стола сигареты, закурил, продолжил:
Вспомнил. Я все вспомнил. И очень вовремя. Макс, скажи, как ты смог меня найти?
Если я взялся тебя искать, то нашел бы рано или поздно. Ты сам звонил и настаивал на разговоре.
Да, — согласился Арин. — Я хотел, чтобы ты помог мне разблокировать чип. В прошлый раз я не все тебе сказал. Я ушел, потому что был под контролем Ская — ему удалось скачать мой индивидуальный код. Но потом я узнал, что ты один из тех, кто вернулся с последней войны. То есть, справился со своим чипом. И я думал, ты поможешь и мне.
Помогу, — сдержанно ответил Макс.
Не поможешь, — резковато сказал Арин. — Я вспомнил все произошедшее очень хорошо, вплоть до последней детали. И знаешь, что я вспомнил? Я вспомнил того парня, который расстрелял мою… Лию. Два года назад я видел его морду, через тебя он брал оружие. На это тебе вообще будет сложно ответить, любой ответ будет признанием. Так вот, тогда, два года назад, ты сам этого парня не видел, а я видел. Обстоятельства я тебе не расскажу. Я скажу только одно — вы убили человека, который научил меня понимать себя. И я не дам тебе возможности разблокировать мой чип. Я не разрешу тебе продлять мою жизнь. Мне не нужна помощь таких, как ты. Я не собака, чтобы лизаться и визжать от радости при виде гнилых костей. Я просил не лезть в мою жизнь, но ты не стал меня слушать. Тогда мне придется сделать по-другому — я уйду сам и если ты примешься меня искать, залезу в какой-нибудь бункер и проведу там все оставшиеся четырнадцать дней моей жизни. Так что, если не хочешь, чтобы все закончилось так, не пытайся меня искать.
Мне… не нравится такое говорить. Но ничего не поделаешь.
Макс посмотрел, как он одевается, проводил взглядом стройную фигуру, закрыл глаза, услышав щелчок замка.
Арин выбрался на улицу, взглянул на датчик, ускорил шаг, третий поворот налево, знакомый люк, только вокруг, как назло, много людей, придется подождать.
Арин прислонился к стене, сполз вниз, закурил. Макс, Макс, что же ты наделал…
Я не просил о помощи, я ничего не хотел от тебя… Мне было достаточно, что ты есть, что к тебе можно зайти в любой момент, провести несколько часов, глядя в знакомые зеленые глаза. Ты был для меня необходимым, как воздух. Часто ли мы вспоминаем о том, что нам необходим воздух? Только, когда тонем. И я приходил к тебе тогда, когда "тонул", когда задыхался. Я думал, ты останешься моим другом, не будешь мешать мне жить, не попытаешься навязать свои правила. Я был уверен в этом, ведь кому, если не тебе, не знать, что я хотел и хочу со всем разобраться сам!
Любишь меня… Макс, ты меня не любишь, не обманывай себя. Ты любишь Тейсо.
Того, твоего, разумного, улыбчивого. Ведь, по сути, я тогда просто сменил Хозяина, только ты был другим Хозяином. Просто ты учил меня другому, брал меня нежнее, а, по сути, в душе так же хотел меня целиком и полностью и не хотел давать мне права отказаться от этого.
Тебе нужно было, чтобы я стал таким, как ты хочешь, чтобы я стал твоим, остался с тобой. Я вовремя понял, что ты создаешь мне иллюзию свободы, и думал, что вовремя ушел.
Я не смог порвать отношения полностью, я ценил тебя… Я верил тебе.
Больно. Мне больно.
Лия.
Макс.
Мне больно…
Арин разжал пальцы, уронил окурок, поднялся, на секунду согнувшись пополам от боли. Боль резанула по только начинавшим срастаться ребрам и вспыхнула внизу живота, ударила хлестко, резко, растекаясь к бокам. После Ская побаливало там же. Арин переждал приступ, выпрямился.
Тори. Я хочу видеть Тори и остаться с ним, у него, там, внизу, обнимая его хрупкое тело, дыша его дыханием. Он не смог бы меня предать, и я не буду чувствовать боль от его потери — я умру раньше. У меня остался только Тори, наверху мне больше делать нечего.
Арин огляделся, приподнял тяжелую крышку люка, соскользнул в темноту.
Знакомый хруст бетона под ногами, плотная тьма. Из тьмы выплывают яркие, незабываемые образы. Лия. Смеющееся, немолодое лицо, крупные кольца черных волос. Прости меня, Лия… Я пригнулся, я не попал под пули, а лучше бы умер рядом с тобой.
Ты сказала, подарок — это когда понимаешь, что тебя кто-то любит?
Если бы я обнял тебя — это могло бы считаться подарком?
Визг ржавого железа качнувшегося под ногами старого вагона.
Макс. Пристальный взгляд, теплая ласка надежных рук. Мои ночи, мой покой.
Прости, Макс, я не могу иначе. Мне остается только делать вид, что я тебя ненавижу.
Ты сказал, что любишь меня? Тебе я не поверил так, как поверил другому человеку.
Скай. Шлюха я чертова, неисправимая? Странно, но мне хотелось бы услышать это снова.
Но только я больше не выйду на поверхность, я не хочу умирать на руках того, кто знает, что такое смерть. Я хочу умереть у Тори, он не сможет понять, что случилось, ему не будет больно.
Неяркий свет широкой площадки — бывшей залы Мертвого Метро.
Арин сразу почувствовал сладкий до тошноты, отвратительный запах, шагнул вперед, не веря своим глазам.
Весь пол был закрыт неподвижными, раздутыми фиолетово-желтыми телами.
Мученические оскалы распятых в крике ртов, выпученные мутные глаза, скользкие губчатые ямы разложения на вывернутых руках.
Объеденные крысами пальцы, выгрызенные до позвоночников животы, распухшие, в белесой пленке, языки.
И запах, удушливый, вязкий, тошнотворный запах.
Арин споткнулся о чью-то голову, пошатнулся, попав спиной во что-то огромное, пластиково-жесткое, обернулся и не смог сдержать крика, слабым эхом прокатившегося по тоннелям. Прямо перед ним возвышались застывшие, в черных крысиных норках, складки мертвого жира.
