В рубку Дон со Збышеком ворвались в одну и ту же секунду, чуть не застряв в дверном проеме, заняли места, пристегнулись. И уставились на мониторы. На обзорных мониторах происходило что-то непонятное. Космос расползался, точно старые дырявые штаны. Или наоборот — сползался.
— Уходим, Дон, — сказал Збышек сквозь зубы. — Уходим, на фиг!
— Попробуем. Но сначала осмотримся. Макроп! Предложи киберпилоту беспилотного экспресс-лаборатории перейти под мою команду. Как его зовут?
— Блок интеллекта киберпилота лаборатории заперт.
— Збых! Иди в систему, включи сознание киберпилота и выведи его ко мне на приборы. Мне нужны все в округе!
— Есть, — сказал Збышек, подгоняя правый присосок.
— Макроп, все данные с твоих регистраторов и регистраторов экспресс-лаба — в ящики радиобуя и радиобуй за борт, по направлению к шипоносцу!
— Готово. Отстреливаю буй. Направление на шипоносец определяю приблизительное, по положению в пространстве “Калигулы” на момент изменения окружающего пространства.
— Почему — приблизительно?
— Потому что я не вижу и не слышу “Ямахи”. Кроме того, я не вижу звезд. Я вижу только экспресс-лабораторию, буй, сто-двести тонн рассеянной в вакууме массы — и все. Шеф Дон! На связи киберпилот Авраамиус.
— Здесь киберпилот экспресс-лаба “Ямаха-09”, меня зовут Авраамиус. В связи с полным изменением метрик окружающего пространства и потерей связи с Большой Машиной “Ямахи”, поступаю в подчинение Шефу Дону, Шефу Збыху.
— Что ты можешь сказать по поводу?
— Идет обработка данных. Изменение среды взрывное, большинству данных доверять не могу. Большинство же регистраторов и сканеров дают НЕКОРРЕКТНЫЕ данные, НЕ ИМЕЮЩИЕ СМЫСЛА данные, МНЕ НУЖЕН ОТПУСК!
— Збышек, вылечи его!
— Авраамиус, немедленно тестирование корабельных систем, немедленно разворот, немедленно подойти ко мне, немедленно убрать внутрь корпуса все сканирующие устройства, прекратить прием данных снаружи, остановить обработку данных, всю информацию в диск-хран, освободить буфер!
— Процесс завершен, Шеф Збых! Здесь Авраамиус. Подхожу к “Калигуле” сверху, вошел в оптический радиус “Калигулы”.
— Стать в трех километрах от меня. Ты несешь какое-нибудь вооружение?
— Только ПМП. Я здесь, в трех километрах. Жду приказа.
— Оставайся на связи. Не трусь. Дон, он здоров и он рядом.
— Принял. Связи нет, Збышек. И смотри — спайка надувается.
— Вокруг спайки не бывает подобных деформаций пространства!
— Збышек, что — я их устроил? Считаем, что спайка — нового типа, а мы первооткрыватели.
Воцарилось молчание.
— Антониус, — сказал Збышек. — У нас есть шансы выбраться из этого дерьма?
* * *
Четыре следующих часа прошли разнообразно. “Карраско” упорно боролся со свалившейся напастью, а Дон со Збышеком сидели в своих креслах и столь же упорно боролись с тошнотой. Гравикомпенсаторы не поспевали за скачками штурмовика.
Космос взбесился. Штурмовик несся сквозь вакуум прочь от проклевывающейся спайки и покрыл — по оценке Макропулуса — сто миллионов километров, но звезд на мониторах (и вообще) не появилось, тьма окружала корабль, и казалось, что стоят они на месте, только спидометр накручивал витки, да стремительно бледнели счетчики топлива для “норманна”. Черт его знает почему, но когда Дон принял решение об использовании привода Кумока, Макропулус взвыл и сообщил, что степень риска уходит в спираль, в пике, нельзя здесь пользоваться сингуль-питанием, рванет! Вот они и скакали на “норманне”, и ничего у них не получалось…
— Когда-то, — сказал Дон, клацая челюстями, — существовал популярный танец. Он назывался “пляска святого Витта”. По рассказам очевидцев — очень похоже на то, что творится вокруг.
— Есть хочется, — вдруг произнес Збышек. — Жутко хочется есть.
Дон повернулся к нему, выглянул из-за спинки кресла. Збышек осовело глядел на него.
— А что это такое торчит у тебя из кармана рубашки? Ну-ка, дай сюда.
Дон посмотрел на карман. Потом вынул из него указанный предмет и протянул Збышеку.
— Как ты можешь есть? Тебя не тошнит?
— Уже нет, — сказал Збышек и запихал кусок морского гребешка в рот. — Вкусно. А еще есть?
— Есть, — мрачно ответил Дон. — Лежит на кухне. Висит на кухне. Можешь взять. Подобрать. Счистить со стен. Уступаю тебе свою долю.
— Спасибо, — сказал Збышек.
— Не за что, — проворчал Дон. — Когда все это кончится?
— Прогноз риска — шестьдесят два, — проинформировал компьютер. — Определилась тенденция к снижению. Не знаю, почему.
— Збышек, тебе вот это ничего не напоминает? — Дон ткнул пальцем в надир-монитор.
— Напоминает. Стабилизирующийся канал спайки. Это он и есть. Зуб дам.
— Зачем мне твой зуб? Дон, мы сделали сто миллионов километров. Почему мы снова рядом? Что это, пся, за пыльный мешок, крев, вокруг нас?
Зияющее непроницаемой темнотой отверстие шевелилось на экране, точно живое. Края его вздымались и опадали.
— Шеф Збых! Шеф Дон! Фиксирую на острие спайки мощное гравитационное возмущение, радиошум спайки нестандартный. Авраамиус, вскинь ушки и глазки в надир!
— Здесь Авраамиус. Спайка сбрасывает оболочку. Спайка растет, ускорение — сто километров в секунду за секунду. Расстояние до расширяющейся сброшенной оболочки ноль. Опасно! Оболочка прошла. Радиационная опасность ноль. Гравитационная опасность на наружной поверхности оболочки ноль, на внутренней — зашкаливает, 1000 G по усредненным данным. Я цел. Ваше расстояние до разрастающейся поверхности спайки ноль. Удачи вам!
— Н-на хер! — сказал Дон и сорвал с секции пульта, отвечающей за пуск привода Кумока, блок.
— Поздно, Шеф. Но мы попробуем, — сказал Макропулус.
“Калигула” упал на левый борт, вошел в вираж, гироскопы взвыли, завибрировали, дрожь их передалась корпусу штурмовика. Дон прикусил язык и выругался. Завыл квантум-сингулярник.
— Нет, — сказал Збышек, — этого не может быть!
— Тево не мозет быть? — раздраженно спросил Дон. — Фто там?
— Макроп, стоп машина, сброс хода!
— Ты что, спятил!?
— Прошу подтверждения!
— В спайке — планета, Дон. Разуй глаза, — как-то очень спокойно произнес Збышек.
* * *
Два корабля — пилотируемый и беспилотный — висели в кривящейся пустоте неподвижно, словно отдыхали, ходя боками, от неимоверной скачки впустую. Висели и беспомощно смотрели, как кривящаяся пустота производит чудо.
Блекло светящаяся спайка невообразимо раздулась, совершая медленные конвульсивные движения. И из ее глубин медленно выплывал огромный серый шар с белыми полосками, пронизывающими атмосферу. На полюсах его сверкали мощные ледяные шапки.
Дону он чем-то напомнил луковицу.
А звезд по-прежнему не было.
Глава 12
ЛИРИЧЕСКОЕ НАСТУПЛЕНИЕ
“Литературу писать надо так, чтобы она занимала как можно больше места. Только в толстой книге может таится истинное величие!”
Гуппа Клапп “Мысли и максимы непризнанного негуманоида” издание пятое дополненное Московского Государственного Зоопарка
Жрец-Бродяжник в длинном сером одеянии равнодушно стоял у изголовья низкого деревянного топчана и слушал натужные стоны роженицы.
Ему было скучно.
Он видел, что потная жалостливая повитуха слишком молода, чтобы знать свою работу в тонкостях — потому и жалостливая, потому и возится уже два с лишним коротких периода, причитая и поглаживая роженицу по синюшной руке, вместо того, чтобы заставить женщину напрячься и завершить божье дело. Жрец видел это, но молчал, ибо не по сану служителю Великого Последнего заступать ему пути и мешать промыслу его, раздавая полезные советы глупым повитухам. Все в деснице Последнего — и если уж он решил забрать к себе душу еще не рожденного человека, то и заберет, будьте покойны.
В хибаре воняет мерзко, грязь по стенам вековая — плохая она хозяйка, эта роженица. В деревнях не бывает хороших хозяек, знаю, видел. И эта еще не из самых последних. Что им не дает перебраться в город? Места хватает, еда каждый день на столе — никаких забот. Нет же, живут на выселках, мучаются от рождения до смерти и жрецов мучают — дальней дорогой да вонью своей деревенской…
Трое детей по углам, мальчишки, смотрят, ждут. Муж у стеночки — лицо высохшее, изморщиненное, длинное какое-то — точно в скорби всегда и других чувств не ведает. В городе таких лиц не увидишь, разве что только у испытывающих чрезмерное пристрастие к веселящим напиткам, особенно к абсенту. Да, точно. Любителя абсента, а, тем более, любительницу — всегда угадаешь по длинной и кривой синей роже. Безобразны до изумления, хоть картины с них пиши. И этот мужичок тоже, видать, не дурак приложиться.
