душевой кабине. Вот нелепая будет смерть! Ты должна пойти со мной. Умеешь ведь делать искусственное дыхание рот в рот?
— Здесь у всех клаустрофобия, Хидден. От одиночества. Привыкай.
— Во-о-т, а искусственное дыхание рот в рот очень хорошо помогает от одиночества!
— Что ты несёшь? — Сага погасила ползущую на губы улыбку.
— Понятия не имею. Я пьян, я предупреждал.
— У меня из-за тебя приступ испанского стыда.
— Сочувствую. Но если тебе сейчас за меня стыдно, то представь, каково мне… Будет, когда протрезвею.
— И где хоть ты так набрался, Хидден?
— На третьем этаже вашей чудесной столовки.
— Отвратительное место.
— Согласен! — Хидден чуть замялся, но всё же добавил: — Беркут пригласила пропустить по стаканчику.
— М-м-м…
То ли ему показалось, то ли появившаяся в уголках глаз Саги улыбка действительно вдруг погасла.
— Вот кого надо было просить об искусственном дыхании, — сказала она чуть тише. — Беркут бы не отказала.
— Я её боюсь, она хотела меня съесть, — Хидден многозначительно прикоснулся к прокушенной губе.
— И тебе не понравилось? — нарочито удивилась Сага.
— Если уж выбирать способ пустить кровь, то твой хук мне понравился больше, — не шутя, ответил Хидден, и его тон выдал, что он не так уж и пьян.
Сага невольно задержала взгляд на его внимательных серых глазах дольше, чем хотела.
— Ладно, мне пора, — вдруг спохватилась она и уже развернулась, чтобы уйти, но Хидден окликнул её.
— Прогуляемся? — улыбнулся он, и в первые в его улыбке Сага не заметила флирта. — Или, может быть, выпьем?
— Уже поздно, Хидден. Я устала, — мягче, чем обычно, ответила она. — Да и тебе на сегодня хватит.
— В другой раз? — вновь не дал ей уйти Хидден.
— М-м…
— Как насчёт завтра?
— Хидден. — Сага скрестила руки на груди. — Ты что задумал? — с подозрением прищурилась она.
— Ничего. Честное слово.
— Даже если соглашусь, тебе не обломится.
— Я уж понял, — усмехнулся Хидден. — Просто выпьем. По-дружески. — Он лукаво ей подмигнул.
Она смотрела на него так, будто вот-вот уступит, но вдруг взгляд стал холоднее.
— Не выйдет.
— Почему? Тебе нравится красное полусухое, мне нравится красное полусухое и ты. Мы отличная команда! Соглаша-айся!
Он шагнул к ней, хотел взять за руку, но Сага невольно отпрянула, отдёргивая свою ладонь от едва прикоснувшихся к ней пальцев Хиддена. Слишком резко. Слишком грубо. Словно от чумного. Хидден непонимающе поднял брови, и Сагу кольнула досада: он не заслужил такой реакции, и она наверняка его задела.
— Я настолько тебе неприятен? — попытался пошутить Хидден, но в его голосе звучала горечь, хоть он и старался её скрыть, и горечь пряталась в уголках его усталой полуулыбки.
Сага долго молчала.
— Нет, — наконец ответила она, глядя ему в глаза. — Это-то и пугает…
— Почему пугает?
Сага хотела ответить, но в последний момент передумала. Чуть склонила голову на бок, внимательно глядя на Хиддена. И всё-таки решилась:
— Потому что это неправильно. Неправильно искать здесь анестезию. Когда боль становится чуть тише, мне кажется, что я его забываю. И меня начинает мучить совесть.
— Ты… сильно его любила?
— Я его и сейчас люблю, но…
— Иначе? — подсказал Хидден.
— Да, наверное.
— Сага… Знаешь, я ни черта не смыслю в любви, но что-то мне подсказывает, что Варвар предпочёл бы, чтобы ты хранила о нём светлую память, а не терзала себя консервированной болью. И если болеть станет меньше, это не значит, что ты его забываешь. Это значит, что ты живёшь дальше. Он бы хотел этого, я думаю.
— Ты и правда ни черта не смыслишь в любви, Хидден, — невесело усмехнулась Сага, и неоновый свет фонарей высеребрил в её глазах непролившиеся слёзы.
— Да, я предупреждал, — улыбнулся Хидден. — Видишь, хреновый из меня анестетик. Не бойся, я сгожусь разве что в качестве пластыря.
— Действительно, такой же прилипчивый.
— О, видишь, ты почти рассмеялась! Но если ты согласишься со мной выпить, обещаю не веселить тебя сильнее, чем сейчас.
— Ла-адно. Уговорил, — сдалась Сага.
— Когда? И где?
— Когда Город отрастит какой-нибудь уютный кабак. В нём и выпьем. По-дружески. Идёт?
— Но так нечестно! — шутливо возмутился Хидден. — Может, он никогда подобного не отрастит!
Сага развела руками: ничего, мол, не могу поделать — таков уговор.
— Ты слышал? — спросил Хидден, возведя взгляд к клубящемуся серым туманом ночному небу. — Отрасти мне ба-а-ар! — крикнул он во всё горло.
— Ты ополоумел?! — Сага вздрогнула от неожиданности и, не сдержавшись, всё-таки рассмеялась. — Люди же спят!
— К чёрту людей, — усмехнулся Хидден. — Мне нужен бар. Ср-р-рочно!
***
Вечером третьего дня Хидден постучал в кабинет Саги.
— Можно?
— Чего хотел? — Сага оторвалась от своих бумаг.
Хидден, уже не в халате, а в мотокуртке, вошёл в кабинет и припёр спиной дверь.
— Получить обещанное.
Он распахнул мотокуртку, демонстрируя две бутылки вина, торчащие из внутренних карманов. Сага удивлённо на него уставилась.
— Уже?
— Да-а-а-да, — с довольным видом протянул Хидден, — Город отрастил нам бар. В конце нашей улицы, почти на опушке — ты разве не видела? — Он снял с крючка её косуху и протянул Саге. — Пойдём! Ты опять засиделась дольше положенного.
Сага взяла куртку, но подниматься со стула не спешила.
— Ты там уже был? — спросила она.
— Нет.
— Тогда откуда ты знаешь, что это бар? Светящуюся вывеску я бы заметила. Да и барменов в Город не поступало, — мрачно хмыкнула она.
— Не будет там ни барменов, ни светящейся вывески, ни даже открытого для всех желающих главного входа. Но я знаю, как пробраться через служебный.
— Какой-то очень уж странный бар ты попросил, — с сомнением произнесла Сага.
— Такой я не просил. Эта Плесень скопировала хорошо знакомую мне заброшку. Честно, я ей ничего не рассказывал. Не знаю, как так вышло.
Сага нахмурилась.
— Иногда Город может считывать яркие эмоции, — сказала она, — и чёткие образы, подпитанные сильными чувствами. Ты уверен, что хочешь пойти в тот бар? Я бы не рискнула идти в место, битком набитое собственными воспоминаниями.
— Не верю, — хмыкнул Хидден. — Ты рисковая. Я тоже. Пойдём!
Бар и правда выглядел обычной заброшкой с разбитой и уже нечитаемой вывеской, заколоченной дверью и мутными стёклами, через которые невозможно разглядеть, что же внутри. Хидден повёл Сагу на другую сторону, к служебному входу, прятавшемуся за пышным кустом сирени. Узкая дверь со скрипом отворилась.
— Нет уж, давай-ка ты первый, — покачала головой Сага на приглашающий жест Хиддена.
В баре царил полумрак. Пол и — частично — барная стойка заросли мхом, ближе к стенам прямо из бетона тянулись чахлые деревца, по углам пышно росли одуванчики. А в центре зала стоял, улыбаясь во все свои восемьдесят восемь чёрно-белых клавиш, огромный рояль.
— Ого! — шёпотом воскликнула Сага. — На моей памяти музыкальных инструментов Город ещё не отращивал.
