– Угощайся!
Чиновник остановился в тени одного из павильонов, чтобы отдышаться. Повернувшись на голос, он увидел двойника, с глубоким поклоном протягивающего пустую руку. Недоуменно сморгнув, чиновник сообразил, что двойники считают его своим, и вежливо принял стакан. Сознание, что изо всех сотен он один видит под иллюзорной плотью металлические кости, доставляло ему какое-то извращенное удовольствие.
– Спасибо.
– Ну как, оттягиваешься?
– Правду говоря, я только что прибыл. Двойник пошатнулся, негромко икнул, фамильярно похлопал чиновника по плечу. С экрана ухмылялась круглая, болезненная физиономия.
– Ты бы, друг, приехал пораньше, пока не все еще местные умотали. Нанял бы себе бабу, чтобы таскала тебя на спине, как кобыла. Хлопнешь по жопе – она и припустит. Ты ж знаешь, – подмигнул кругломордый, – что было в этой башне.
– Телевизионная станция. Да, я знаю.
Кругломордый тупо разинул рот и уставился на чиновника. Беседа становилась, мягко говоря, малоинтересной.
– Да нет, кой хрен телевизионная. Бордель тут был, вот что. Можно было купить все, что угодно. Все, что угодно. Вот раз мы с женой…
Чиновник отставил стакан:
– Извините, пожалуйста, но меня ждут.
В салоне башни было не протолкнуться. Черные скелеты густо обсели центральный кольцевой бар, остальные болтали в многочисленных кабинках.
Единственным освещением душноватого зала служили лицевые экраны клиентов да телевизоры, развешанные по периметру потолка.
Никем не замеченный, чиновник задержался рядом с группой двойников, увлеченно смотревших на экран. Пожар в трущобах, из окон горящих зданий прыгают люди. По узеньким улицам катится людской вал. Люди потрясают кулаками, что-то скандируют. Небо затянуто дымом, полиция разгоняет толпу электрошоковыми копьями. Бред, безумие, конец света.
– Что это там такое? – поинтересовался чиновник.
– Беспорядки в Фэне, – откликнулся один из зрителей. – Это – район Порт-Ричмонда, чуть пониже водопадов, в зоне затопления. Эвакуаторы поймали мальчонку, поджигавшего какой-то склад, и забили его до смерти.
– Просто отвратительно,– вмешался другой.– Люди ведут себя как скоты. Хуже скотов – ведь им это нравится.
– Дело в том, что желающие поучаствовать стекаются со всего Пидмонта. Особенно подростки – для них это нечто вроде обряда инициации. Власти перекрыли дороги, но даже это не спасает.
– Пороть их надо, вот что. Хотя не так уж они и виноваты. Все это – от жизни на планете, вдали от сдерживающих, дисциплинирующих факторов цивилизации.
– Что ни говори, – заметил третий, – а в каждом из нас сидит такой же дикарь. Будь я малость помоложе, я тоже был бы там, с ними.
– Да уж, не сомневаюсь.
Слабый, еле заметный проблеск света – в середине бара приоткрылась и тут же торопливо захлопнулась дверь кладовки. За это мгновение чиновник успел заметить в щели узкое бледное лицо. Даже не заметить, а почувствовать, почти подсознательно, но и этого было достаточно; он решил понаблюдать – не повторится ли чудное видение.
Чиновник ждал долго, очень долго. И снова приоткрылась дверь, и снова боязливо выглянуло то же самое лицо, узкое и бледное. Да, он не ошибся. Женщина. Женщина маленькая, тощенькая, похожая на мышку.
Женщина, которую он видел прежде,
Очень интересно. Чиновник обошел зал по кругу. Кладовка имела не одну дверь, а две, с одной стороны и с другой. Будет очень даже просто проскользнуть под стойкой и – в дверь. Он вернулся на стартовую позицию и выбрал себе удобный наблюдательный пункт – стул, почти полностью отгороженный от остального зала буйной порослью щупальцевых лиан.
Время тянулось с убийственной медлительностью, чиновнику начинало казаться, что он сидит на этом стуле уже много дней. На телевизионных экранах появлялись айсберги, отламывающиеся от ледника и с.грохотом падающие в море, палаточные города для пассажиров телячьих кораблей, полярные шапки, снятые из космоса и не подозревающие еще о грядущем катаклизме, и снова пожары, толпы, полиция, разинутые в крике рты… Пора бы встать и уйти, но дверь кладовки открывалась снова и снова, с четкой механической регулярностью, как по часам. Часы с кукушкой. Часы с мышкой. Проходит тридцать минут, голова, высунувшаяся из двери, быстро оглядывает посетителей и снова прячется. И ни тебе “ку-ку”, ни тебе “пик-пик”. Женщина явно кого-то искала.
Этот посетитель подождал, пока освободится место за стойкой, и положил перед собой букетик цветов. Мятые, дохленькие водянки и радужницы, сорванные, скорее всего, здесь же, на склоне, десять минут назад. Любитель полевых цветочков взял невидимую салфетку и перевернул ее на другую сторону. Затем он провел руками по нижней поверхности стойки, словно нащупывая там некий спрятанный предмет. Получив от бармена заказ, он поднял несуществующий стакан и осмотрел его дно.
Очень знакомые манеры. Очень.
Прошло несколько минут, из узкой щели снова выглянуло бледное, мышиное личико. Женщина осмотрела зал, заметила нового посетителя, подняла палец и энергично закивала головой. Дверь закрылась.
Чиновник обошел половину окружности бара и нырнул под стойку. Всполошившийся было бармен увидел зеленый опознавательный браслет – знак федерального агента, находящегося вне юрисдикции эвакуационных властей, – и мягко отъехал. Чиновник открыл заднюю дверь кладовки.
И на мгновение зажмурился, ослепленный резким светом голой, безо всяких плафонов-абажуров, лампочки.
На высоких, до самого потолка, стеллажах – хоть шаром покати. Ни одной бутылки, ни одной банки – только кубическая, средних размеров, коробка, к которой тянется, привстав на цыпочки, невысокая узкокостая женщина. Чиновник взял ее за руку, чуть повыше локтя.
– Привет!
Эсме испуганно пискнула и застыла, судорожно прижимая коробку к груди. Затем она крутнулась волчком, уставила на чиновника черные блестящие бусинки и попыталась вырваться.
– Как здоровье твоей матушки? – вежливо поинтересовался чиновник,
– Вы не имеете права…
– Все еще жива, так ведь?
Косточки тонкие, куриные, сожми чуть сильнее – и хрустнут, в маленьких глазках – дикий, животный страх.
– А Грегорьян великодушно согласился разрешить твою проблему, верно? Да отвечай же ты! – Чиновник грубо встряхнул дрожащую от ужаса девушку. – Скажи дяде “да”!
Эсме молча кивнула.
– Ты что, язык проглотила? Тебя арестуют по первому моему слову. Грегорьян использовал тебя как курьера, да?
Чиновник шагнул вперед, теперь Эсме была зажата между его объемистым брюхом и полками. Чиновник чувствовал, как колотится ее сердце.
– Д-д-да.
– Это – его коробка?
– Да.
– Кому ты должна ее передать?
– Мужчине – мужчине в баре. Грегорьян сказал, у него будут цветы.
– А что еще?
– Ничего. Он сказал, если этот человек станет что-нибудь спрашивать, сказать ему, что все ответы там, внутри.
Чиновник отступил на шаг, осторожно разогнул тоненькие, судорожно сжатые пальцы и вынул из них посылку Грегорьяна, Эсме не шелохнулась, но проводила коробку таким жадным, тоскующим взглядом, словно там лежало ее собственное сердце. Чиновник чувствовал себя старым, прожженным циником.
– Подумай здраво, Эсме. – Он старался говорить мягко – и не мог, слова звучали жестоко, издевательски. – Грегорьян, конечно же, способен на все, но что ему легче сделать – убить свою мать или обмануть тебя?
На раскрасневшемся лице Эсме застыло какое-то странное выражение. Чиновник не был уже уверен, что этой девушкой движет простая, стерильно-чистая жажда мести. Он ни в чем не был уверен. И никак не мог воздействовать на ее поступки.
– Уходи, – сказал он, указывая на дальнюю дверь.
Как только Эсме исчезла, чиновник раскрыл коробку. Увидев, что там лежит, он судорожно вдохнул, однако не ощутил никакого удивления – только глухую, свинцовую тоску.
Чиновник открыл дверь, задержался на пару секунд, давая глазам привыкнуть к полумраку, а затем подошел к стойке.
– Примите посылочку, – издевательски пропел он. – Это вам от сыночка.
На лице Корды появилось легкое недоумение.
– О чем это ты?
– Знаешь, избавь ты меня от этого. Ты попался с поличным. Сотрудничество с противником, использование запрещенной технологии, нарушение эмбарго, злоупотребление общественным доверием – список можно продолжать до бесконечности. И не льсти себе надеждой, что я ничего не смогу доказать. Одно мое слово, и Филипп бросится на тебя, как лев на теплое… ну, скажем, мясо. От тебя останутся одни только следы зубов на твоих костях – при полном, как ни странно, отсутствии вышеупомянутых костей. Так вот.
Корда положил ладони на стойку, опустил лицо и замер.
Так прошло несколько минут. Наконец он поднял голову, вздохнул и спросил:
– Что ты хочешь узнать?
– Рассказывай все по порядку, – сказал чиновник. – С самого начала. В некотором царстве, в некотором государстве…
