Через несколько дней Ребел уже могла с первого взгляда определить, кто за чем пришел. Через неделю ее перестало это интересовать. Все клиенты для нее стали одинаковы. Она заходила в маленькую комнату с деревянной обшивкой, где одну стену занимали платы психосхем, и углублялась в работу. Тоже создание новых умов, но в грошовом варианте. Эвкрейша была мастером своего дела. За полтора часа она могла выбрать и подогнать в соответствии с требованиями заказчика любую личность, и это приносило ей профессиональное удовлетворение. Работа ей нравилась. Она не хотела даже думать о том, что станет с ее клиентами, но всегда трудилась на совесть.
В «Мире мозга» работали еще два мастера. Бледный, нервный мужчина с длинными пальцами, который всегда опаздывал. И высокая полная женщина по имени Хадиджа. У нее были темные глаза и циничный рот, и она крутила роман с бледным, нервным мужчиной.
Однажды, когда Ребел проработала уже с две недели, нервный мужчина не пришел вообще. Ребел только успела уложить последнего клиента на койку и подключить к программе, как вдруг занавеска распахнулась и в комнату вошла Хадиджа. Раньше она никогда не заглядывала. Она ходила по комнате, клиент, мужчина-проститутка, стремящийся оживить свой интерес к сексу, следил за ней и бессмысленно улыбался.
– Закройте глаза, – сказала ему Ребел. – Хорошо. Можете представить себе единорога?
– Нет.
– Гм-м.
Ребел достала одну из плат и поместила ее в звуковую ванну. Пока прибор выбивал из пластинки микропыль, Ребел размышляла о том, что, если бы ей дали волю, она окончательно убила бы в этом создании интерес к сексу и парень вышел бы из этой комнаты свободным. Он бросил бы свое ремесло и никогда бы о том не жалел. Но Эвкрейша ни за что не стала бы вмешиваться в дела клиента без разрешения, а Ребел начинала прислушиваться к профессиональному суждению своей напарницы. Ребел поставила плату обратно.
– А теперь?
– Да.
Хадиджа провела пальцем по полке с платами: они застучали, ударяясь о разделительные перегородки. Женщина отошла к порогу и встала там, приподняв занавеску.
– Ладно, – наконец сказала она. – А как насчет надраться со мной после работы?
После работы Ребел обычно проверяла дома, нет ли для нее сообщений, а потом бродила по улицам Гисинкфора, знакомясь с их расположением и разыскивая Уайета. До сих пор она не нашла никаких серьезных подсказок, но сделала еще не все. И ей вовсе не хотелось пить. Но Ребел вспомнила, как Эвкрейше иногда хотелось с кем-нибудь напиться, а под рукой никого не оказывалось.
– Конечно, – ответила Ребел. – Как только я кончу с этим.
Хадиджа кивнула и вышла.
– А сейчас… – Ребел подняла руку. – Сколько вы видите пальцев?
– Четыре.
Она подсветила стену.
– Цвет голубой или зеленый?
– Голубой.
– Хорошо. Еще один вопрос. – На стене появилось изображение. Это был Уайет. – Видели когда-нибудь этого человека?
– Нет.
– Хорошо, вы выдержали испытание.
Ребел вздохнула и, сделав последнюю проверку на цельность, включила программер. Парень вздрогнул и закрыл глаза, программа начала действовать.
* * *
Для начала они отправились в темный маленький бар «У воды», излюбленное заведение психохирургов, и сели у окна, чтобы смотреть на прохожих. Хадиджа выпила две первые кружки вина в мрачном молчании и, когда они опустели, стала стучать по столу, требуя еще. Отпив половину из третьей, она проворчала:
– Мужики, называется.
– Да уж точно.
– Даже говорить не хочется.
Ребел лениво глазела в окно и вдруг увидела, как какое-то существо подкралось, схватило с тротуара отбросы и быстро скрылось в тени. Длинное тощее животное, покрытое серой шерстью.
– Ну надо же! – сказала Ребел. – Ты видела? Здесь водятся кошки!
– Да, от них деваться некуда. Живут в заброшенных зданиях. Правительство вылавливало их при помощи механизмов, большие такие хреновины, размером, наверно... с собаку, но дети бросали их в воду, чтобы посмотреть, как они коротятся. Это было давно, когда я была маленькая. – Хадиджа рассмеялась:
– Видела бы ты, как из них искры сыпались!
– Скажи мне вот что. Почему это никто не знает, какое в Гисинкфоре правительство?
– Да. Никто не знает. – Потом, отвечая на взгляд Ребел:
– Это правда. Одни считают, что это Земля управляет всеми городами-государствами через своих представителей. Другие думают, что правительства скрываются из страха, что их захватят комбины. А некоторые говорят, что полиция не подотчетна никому, что это просто еще одна банда. Ведь они каждую неделю собирают деньги за охрану порядка. И никто не знает, чем они руководствуются. Что-то сходит людям с рук, но не всегда. А бывает, люди навсегда исчезают. Думаю, правителям очень удобно делать дела, когда никто их не знает.
– Но это какой-то бред. Кому тогда жаловаться, если что-то не так?
– Вот именно. – Хадиджа сунула палец в кружку и поболтала вино. – Лучше всего глядеть в оба и не нарываться.
– И как же это делается?
Хадиджа засмеялась и покачала головой:
– Пошли куда-нибудь еще.
Они вылезли из окна, прошли по узкому выступу, поднялись по ржавой лестнице на крышу в ярко освещенный сад, где порхали бабочки (Ребел спросила: «Ты уверена, что мы правильно идем?» – «Положись на меня», – ответила Хадиджа), потом миновали пешеходный мостик и спустились в погребок под названием «Пещера». Там они уселись за стол, устроенный на усеченном сталагмите, и Хадиджа потребовала вина. Ребел оглядывала переполненную темную комнату.
– У меня такое ощущение, словно мы никуда и не уходили.
– Ты совершенно права. – Хадиджа заплатила за вино и подняла кружку. – Слушай, Солнышко. Откуда у тебя такое аристократическое имя? Я хочу сказать, ты ведь не местная. Никогда не поверю, что местная. Я живу тут всю жизнь, я знаю.
В вине были намешаны эндорфины. Ребел пришла в приподнятое настроение, но в то же время как бы отстранилась от происходящего. Ее защищала нежная, мягкая дымка. Теперь ничто ей не могло повредить.
– У меня аристократическое имя?
Дома, на Тирнанноге, имея стакан эндорфинов, можно творить чудеса, создавать причудливые смеси из чувств и воображения. Но по эту сторону Оорта знают лишь примитивные биотехнологии.
– Ну да, знаешь, Космос Старчайлд Биддл или Галактика Спейслинг Тойокуни. Когда люди еще только поселились за пределами Земли и от радости с ума посходили, они давали детям такие идиотские имена.
– Мне просто надо было как-то назвать себя. Меня разыскивает куча людей, а я не хочу, чтобы они меня нашли.
Хадиджа понимающе кивнула:
– А все-таки ты откуда?
– Из дайсоновского мира, с Тирнаннога. Когда-нибудь слышала? Нет? Ну, собственно говоря, мое тело родилось в поясе астероидов, но сама я с комет. Я дочь волшебницы.
– Солнышко! Тот парень, с которым ты разговаривала на прошлой неделе, он еще заходил за тобой, когда мы заканчивали работу…
– Борс?
– Да. Он здесь. Вон он, треплется со спускальщицей.
Ребел подняла голову и увидела Борса, который увлеченно беседовал с кислого вида женщиной. Ребел подождала, пока он посмотрит в их сторону, и помахала ему рукой. Он помахал в ответ, попрощался с женщиной и стал пробираться к Ребел между маленькими столиками и бутафорскими сталактитами.
Под накидкой у Борса был все тот же красный жилет, который придавал ему щегольской, полувоенный вид.
– Привет, привет, – весело проговорил Борс, садясь рядом с Ребел. – Какое совпадение. Я видел раньше вашу приятельницу?
Ребел представила его Хадидже и спросила:
– Так чем вы занимались последнее время?
– О, это очень интересно! Я рыскал по городским архивам и откопал эпическую поэму из пяти тысяч строк о Войнах Поглощения, написанную рифмованными строфами женщиной, которая сама все это пережила. Ее запрограммировали для центра переработки в качестве священнослужительницы, но к тому времени, как подошла ее очередь, уже подписали мирный договор.
– Хорошая поэма? – с сомнением в голосе спросила Ребел.
Борс доверительно наклонился к ней и сказал:
– Дерьмо. Но как историческая диковинка она все-таки представляет некоторую ценность, так что я потерял время совсем не зря.
– Однажды я переспала с каким-то борсом, – заявила Хадиджа.
– Правда? – довольным тоном произнес Борс.
Пространство вдруг искривилось, комната со всем содержимым сделалась совсем маленькой, а Ребел начала расти. Она стала огромной, голова ее раздулась, как воздушный шар. Ребел казалось, что она может раздавить всю комнату одним пальцем.
– Я думала, он не в твоем вкусе, – сказала Ребел.
– Да, не в моем. – Хадиджа немного помолчала. – Но какого черта! Посмотри, ты же не станешь отрицать, что он очаровашка. И в постели он был вполне неплох. Ты что, спишь только с теми, кто в твоем вкусе?
