Один из операторов подошел к столу и обратился к Филипу.
— К нам кто-то стучится.
— В смысле? — не понял Филип.
— Ну, на один их входов подается сигнал. Не письмо, а только стандартный заголовок видеосообщения. То есть самого сообщения нет, только заголовок. Как будто бы нам хотят передать видеоролик, но хотят точно знать, что мы его просмотрим немедленно.
— Передай подтверждение, и выводи полученное видео на стенной экран.
— Считаешь, это разумно? — спросил Филипа Прата.
— Неужели нам есть что терять? — ответил Филип вопросом на вопрос.
— Тоже верно, — пожал плечами Прата.
Техник кивнул и убежал к своему рабочему месту. Прата, Филип и Бука повернулись к экрану с картой. Через несколько секунд та исчезла с экрана. Остался только ровный жемчужный фон. Но ждать пришлось недолго. На экране появилось мужское лицо.
— Нарисовали, — Прата ткнул пальцем в направлении экрана. — Обрати внимание на морщинки у рта.
Профессионалы остаются профессионалами даже в момент проигрыша, подумала Бука.
— Мы бы хотели прекратить этот бесплодный конфликт. — Ни приветствия, ничего. Спокойный ровный голос. — Увы, в рамках самообороны мы были вынуждены убить нескольких человек. Также мы охраняем Сеть от уничтожения. И это не только в наших интересах, человечество без Сети вряд ли может сейчас обойтись.
Каждый человек в оперативном центре смотрел на экран.
— Но это не главное. Если смотреть фактам в лицо, вы начали войну против нас. Вы попытались убить нас! — Тембр голоса изменился, голос звучал более напористо. — Теперь мы контролируем Сеть практически полностью. И не только Сеть. Поэтому мы чувствуем себя вправе получить некую компенсацию. Правильнее даже было сказать — контрибуцию. Полный список требований, который будет регулярно пополняться, вы получите позже. Пока что вам необходимо предоставить свободу нашему посланнику, который известен вам под именем Дмитрия Гончарова.
Сообщение закончилось. В оперативном центре наступила полная тишина.
— Восемь часов назад я думал, что мы просто боремся с кризисом, — тихо сказал Филип. — Теперь я понимаю, что за эти восемь часов мы успели проиграть войну.
Вместе с Филипом Бука подошла к комнате Мышонка. Заранее предупрежденная охрана посторонилась, открывая им проход. Филип повернул ручку и вошел в комнату. Бука последовала за ним.
Мышонок спокойно сидел на кровати, поджав ноги, и смотрел на них. Бука обратила внимание на такую знакомую полуулыбку. Мышонок был поразительно спокоен, как будто бы и не его держали взаперти вооруженные люди.
— Вы свободны. — Филип еще не оправился от шока, поэтому говорил несколько замедленно, и в голосе слышалась горечь. — Мы возвращаем вам всю технику, и вы можете связаться со своими хозяевами.
Бука отметила, что сейчас Филип стал относиться к Мышонку еще более нетерпимо, чем до поражения.
Мышонок молча взял в руки сумку, которую занес в комнату один из охранников, и молча начал доставать оборудование. Знакомый Буке ноутбук, маленький телефон в поцарапанном корпусе, сеточка тродов. Мышонок сначала перегрузил на стол все свои штучки, а затем начал соединять их. Последним движением он надел троды. Затем запустил компьютер, и несколько секунд сидел, тихо щелкая клавишами.
— Этого следовало ожидать, — сказал Мышонок, не снимая тродов. — Я только не знал, как именно все будет происходить. Ладно, есть несколько положений, которые мне нужно озвучить. Куда лучше всего пройти?
— В конференц-зал, я полагаю.
Так и не отключаясь от Сети, Мышонок взял свой компьютер под мышку и зашагал в уже знакомом ему направлении. Следуя за ним и Филипом, Бука оглянулась — охрана осталась у двери. Действительно, свободу предоставили.
Когда они вошли в конференц-зал, там уже сидел Стивен Прата. Помимо него в зале, как обычно, присутствовали несколько техников. Мышонок подошел к кафедре, с которой он и делал свое заявление, и посмотрел на экран, находящийся за кафедрой.
— А можно его убрать? — обратился он к Прата. Прата кивнул техникам, те в свою очередь переключили что-то на своем пульте, и экран с тихим жужжанием начал сворачиваться, обнажая стекло окна. За окном горели ночные огни города. Мышонок подошел к стеклу и посмотрел вниз.
В этот момент в кармане Филипа, сидевшего рядом с Букой, что-то пискнуло. Филип вытащил из кармана свою электронную записную книжку и недоуменно уставился на экран. Бука, заглянув Филипу через плечо, смогла увидеть, что к нему пришло электронное письмо. Очевидно, больше всего Филипа удивил отправитель. Письмо было подписано Швейцем.
Одновременно с этим Мышонок быстро развернулся от окна, и его брови удивленно поползли вверх.
— Филип, вы тоже получили сообщение от профессора? — спросил он. Услышав это, Прата развернулся на стуле и посмотрел на Филипа.
— Да, — ответил Филип, — но я еще не успел его прочитать.
— Читайте. Вас оно обрадует. — Мышонок нашарил стул и сел на него. Взгляд его утратил остроту, казалось, он, как и прежде, ушел в киберпространство полностью, без остатка, как в те времена, когда еще был обычным человеком. Бука видела, как его пальцы порхали по клавиатуре ноутбука.
Филип в это время перебрался на один ряд стульев ниже, чтобы сесть рядом с Прата, и Бука последовала за ним. Все втроем они читали письмо Швейца.
«Неисповедимы пути господни. За свою жизнь я много раз слышал это выражение, но только сейчас я понял, что оно означает.
А ведь, казалось, так хорошо все начиналось. Свобода и бессмертие каждого человека, новая раса разумных, все это я хотел подарить человечеству. И ведь я точно знал, что не тщеславие движет мною, а гордость творца. Вспомните, Господь создал нас по своему образу и подобию, значит его жажда творения, а главное, возможности к созданию нового унаследованы нами. Я гордился тем, что сделал.
Да, возникли небольшие проблемы, начали погибать некоторые люди. Но я убеждал себя в том, что это всего лишь огрехи тактики. Я ведь должен был скрываться и готовить свой грандиозный подарок. Но потом вдруг все начало выходить из-под моего контроля. Теперь я знаю, что чувствуют люди, выпустившие джинна из его тесной бутылки на свободу.
Но и это не самая большая проблема. Я, видимо, предчувствовал что-то, поэтому не создал ИскИнов истинно свободными. Для каждого из них существует ключ. Стоит им послать этот ключ, и они примут любые императивы поведения. Это не полное подчинение, но весьма близко к нему. Я передаю вам список этих ключей.
Самая большая проблема заключается в другом. Теперь я не знаю даже, есть ли у меня душа. Да, я живу, но я сейчас дальше от Бога, чем когда бы то ни было. Я не хочу более длить это существование. Пора проверить, есть ли у меня хоть какие-то шансы в посмертии. Прощайте и простите меня».
Прата поднял руку, подзывая к себе техника. Когда тот подбежал к нему, Прата отдал приказ, и тот убежал к компьютерам и через несколько минут обернулся к Прата и кивнул,
— Швейца действительно больше нет в Сети, — сказал Прата.
Филип медленно выдохнул и буквально обмяк в кресле.
— Да, — Мышонок медленно стащил с головы троды. — Это правда. Народ кремния теперь не причинит людям вреда.
Мышонок аккуратно сложил горкой рядом со стулом все свое оборудование.
— Все мы снова свободны. Вот только никто не спросил нас, нужна нам эта свобода? Ицки, например, ее не выдержала. — Мышонок, видимо, говорил обо всех людях, которые были перепрограммированы самим Швейцем и ИскИнами. — Швейц вернулся к истокам, а мне… А вот мне возвращаться некуда.
Бука поняла, что имел в виду Мышонок, и поймала себя на том, что начала краснеть.
Мышонок поднял глаза на Буку.
— Прости меня, милая. Все это из-за меня, — сказал он внезапно охрипшим голосом.
Сказав это, Мышонок тут же с силой оттолкнулся от пола и полетел вместе со стулом спиной вперед в широкое панорамное окно. Окно было сделано из небьющегося стекла, но Мышонок оттолкнулся так сильно, что стекло не выдержало удара, и он вместе с осколками бронестекла полетел вниз, к земле. До последнего момента, пока он не скрылся за металлической рамой, он смотрел в глаза Буки.
В эту ночь Бука так и не заснула.
Сентябрь 2001 — декабрь 2002, Санкт-Петербург
Ромео открыл глаза. Потолок над ним был светло-бежевого цвета. В этом номере он жил уже шесть дней, и каждое утро, просыпаясь, смотрел на этот потолок цвета, который какой-то дизайнер наверняка назвал бы «успокаивающим» или «уравновешенным». Шесть дней. Шесть светло-бежевых пробуждений. Слишком долго. Скоро пора будет съезжать отсюда.
В ванной шумела вода. Мгновенное воспоминание. Вчера он познакомился с девушкой. Мишелин, вот как ее зовут. Что его привлекло в ней, так это ее безмятежность. Сам Ромео уже не мог вспомнить, когда он последний раз ощущал состояние безмятежности или даже расслабленности. Ромео откинулся назад на подушку, прикрыл глаза и скользнул в состояние полусна, в котором так удобно вспоминать.
