И проснулся. Вопила и лупила меня Ясмин. Когда-то она была высоким и хорошо сложенным молодым человеком, и потому даже после сексобменной операции оставалась опасным противником. Вдобавок на ее стороне был элемент неожиданности.
— Пошел вон! Пошел! — кричала она.
Я скатился с матраса и упал на холодный пол. Бросил взгляд на часы — было около полудня. Я не понимал, какие у Ясмин проблемы.
— Ты дерьмо, Одран! — кричала она. — Ты, слизняк блевучий, воспользовался моим состоянием!
Несмотря на то что в прошлом мы много раз занимались любовью, сколько бы мы вместе ни жили, я все еще стеснялся оставаться при ней обнаженным. Я увернулся от кулаков, затем встал, сжавшись, пытаясь скрыть свою уязвимость.
— Я не пользовался твоим положением, Ясмин, — сказал я. В голове опять свербило, но на сей раз куда сильнее. — Я наткнулся на тебя в «Бриге» несколько часов назад. Ты попросила проводить тебя домой. Я хотел уйти, но ты стала просить меня переспать с тобой. Ты прямо-таки повисла на мне. Ты не хотела, чтобы я уходил. Она схватилась за голову и сморщилась:
— Ничего такого не помню.
Я пожал плечами и сгреб свое белье и джеллабу.
— Что я могу сказать? Я же не могу отвечать за то, что ты помнишь или не помнишь.
— Откуда мне знать, может, ты привез меня домой, а потом, когда я была в твоей власти, изнасиловал?
Я надел через голову джеллабу.
— Ясмин, — печально сказал я, — разве ты так плохо меня знаешь? Неужели я хоть раз сделал что-нибудь такое, что заставило бы тебя подумать, будто я могу кого-нибудь изнасиловать?
— Ты убивал людей, — сказала она, но уже без прежнего пыла.
Я надевал сандалию, стоя на одной ноге.
— Я не насиловал тебя, Ясмин, — сказал я. Она немного успокоилась.
— Да? — сказала она. — А как все это было? Я натянул другую сандалию.
— Это было прекрасно, Ясмин. Нам всегда было хорошо вместе. Мне не хватает тебя.
— Да? Это правда, Марид?
Я встал на колени рядом с ее матрасом.
— Послушай, — сказал я, глядя в ее темные глаза, — именно потому, что я женился на Индихар…
— Я не хочу, чтобы ты говорил о ней при мне. Мы с Индихар долгое время были подругами.
Я закрыл глаза и потер их. Затем снова посмотрел на Ясмин.
— Даже Пророк Мухаммед…
Да будет с ним мир и благословение Аллаха, — пробормотала она.
— Даже у Пророка была не одна жена. Я могу иметь четырех, жен, если смогу одинаково содержать их и хорошо обходиться с ними. У Ясмин расширились глаза.
— Ты что такое мне говоришь, Марид?
Я пожал плечами:
— Не знаю, милая. Мы с Индихар женаты только на словах. Мы хорошие друзья, но мне кажется, что она немного обижена на меня. И я не лгал, когда сказал, что мне действительно тебя не хватает.
— Ты в самом деле на мне женишься? А что скажет Индихар? И как…
Я поднял руку. — Мне очень многое надо обдумать, — сказал я. — Нам надо собраться всем вместе и поговорить. Да и Папа может этого не одобрить. Короче, у меня встреча с имамом мечети Шимааль через два часа. Я собираюсь обелить свое имя.
Ясмин кивнула, но продолжала смотреть на меня, склонив голову набок. Я проверил, на месте ли ключи и все, что мне может понадобиться — в особенности моя аптечка. Потом пошел к парадной двери.
— Марид? — позвала она.
Я обернулся к ней.
— Я не хочу быть женой номер два. Я не хочу быть служанкой Индихар и ее детей. Я хочу, чтобы со мной обходились так же, как с нею, как говорит святой Коран.
Я кивнул.
— У нас куча времени, — сказал я. Я пересек комнату и встал на колени, чтобы поцеловать ее на прощанье. Это был долгий, нежный поцелуй, и мне было жаль прерывать его. Затем я встал, вздохнул и закрыл за собой дверь.
Йа Аллах , во что эти наркотики втянули меня сейчас?
Снаружи на улице стояло серое сырое утро. Оно полностью соответствовало моему настроению, но легче мне от этого не стало. Я пошел по улице от Четырнадцатой до восточных ворот. Я опустил голову и шел близко к витринам, надеясь, что никто меня не узнает. Я сейчас был не в настроении встречаться с Саидом Полу-Хаджем или Жаком, или еще с кем из моих старых приятелей. К тому же у меня едва оставалось время на то, чтобы вернуться домой, принять душ и сменить одежду для встречи с Абд ар-Раззаком.
И конечно, как всегда, все мои желания были вселенной по фигу. Я прошел всего полтора квартала, когда пронзительный голос возопил:
— Аль-Амин! О великий!
Я вздрогнул и обернулся. Там стоял тощий мальчишка лет пятнадцати, выше меня ростом, в драной белой рубахе и белых штанах. Казалось, его грязные ноги никогда не знали сандалий. На его грязной шее узлом была завязана кафия в красно-белую клетку.
— Да будет светло твое утро, о шейх, — радостно сказал он.
— Ну, — спросил я, — сколько тебе надо? — Я полез в карман и вытащил скомканные купюры.
Он ошарашенно посмотрел на меня, затем огляделся.
— Я не из-за денег, шейх Марид, — сказал он. — Я хотел тебе кое-что сказать. За тобой следят.
— Что? — Эта новость по-настоящему напугала меня, и я почувствовал себя несчастным. Интересно, кто привесил мне хвост — Хаджар, Абд ар-Раз-зак или Абу Адиль?
— Это правда, о шейх, — сказал парень. — Пройдемся вместе. По другую сторону Улицы, где-то в полутора кварталах позади, сидит жирный кяфир в небесно-голубой джеллабе. Не смотри на него.
Я кивнул.
— Интересно. Он что, всю ночь торчал перед домом Ясмин и ждал, пока я вылезу?
Парнишка рассмеялся:
— Мой приятель сказал, что да.
Это ошеломило меня.
— Откуда вы могли знать, где я был прошлой ночью?
— Не купишь ли мне чего поесть, отец щедрости? — попросил он.
Мне это понравилось. Мы повернули и пошли назад, к более чем приличному японскому ресторанчику «Киоши» на Четырнадцатой южной улице. Я долгим взглядом окинул здоровенного типа, который безуспешно пытался не казаться подозрительным. С виду он не был опасен, но это ничего не значило.
Мы сели в закутке, глядя на голографическую рок-группу, что появилась между нами. Хозяин ресторанчика воображал себя музыкантом, и его группа развлекала гостей у каждого стола, хочешь ты этого или не хочешь. Мы с парнишкой заказали по цыпленку хибачи. Этого хватит, чтобы поговорить.
— Ты наш защитник, йа Амин, — сказал мальчишка, жадно заглатывая еду. — Всякий раз, как ты появляешься в Будайине, мы наблюдаем за тобой. У нас есть система сигналов, поэтому мы всегда знаем, где ты. Если тебе понадобится помощь, мы появимся в любой момент. Я рассмеялся:
— Я ничего не знал об этом.
— Ты сделал для нас доброе дело, открыв ночлежки и бесплатные кухни. Потому этим утром мои приятели сидели и ждали, пока ты не выйдешь от этой сексобменки Ясмин. Они заметили, что и этот кяфир тоже следит. Когда я проснулся, они рассказали мне об этом. Послушай, когда услышишь вот это, — он насвистел знакомую детскую песенку, которую знали все дети в городе, — знай — мы рядом и предостерегаем тебя. Значит, за тобой следят или тебя ищет полиция. Когда услышишь эту мелодию, тебе лучше будет на время скрыться с глаз.
Я выпрямился, обдумывая его слова. Значит, детская гвардия прикрывает мне спину. У меня сразу улучшилось настроение.
— Не знаю, как и благодарить, — сказал я.
Мальчишка развел руками.
— Не стоит благодарности, — сказал он. — Мы хотели бы сделать больше. Сейчас моя семья, конечно же, нуждается сильнее других, и потому у меня не так много времени на…
Я понял сразу же. Снова вытащил купюры и вынул сотенную. Подвинул ее к нему.
— Бери, — сказал я. — На жизнь твоим благословенным родителям.
Мальчишка взял купюру и изумленно воззрился на нее.
— Ты даже благороднее, чем рассказывают, — пробормотал он и быстро убрал деньги.
Ну, уж благородным я себя никак не чувствовал. Я дал парнишке несколько баксов во имя собственных интересов, и сотня киамов не слишком облегчила мой банковский счет.
— Хорошо, — сказал я, — доедай. Мне надо идти. Я буду бдительным. Как тебя зовут?
Он посмотрел мне прямо в глаза:
— Я Гази, о шейх. Когда услышишь два коротких низких свистка, а затем один высокий и длинный, это значит, что один парень передает дежурство другому. Будь осторожен, аль-Амин. Мы, жители Будайина, зависим от тебя.
Я погладил его по длинным грязным волосам.
— Не беспокойся, Гази. Я слишком люблю себя, чтобы умереть. В мире слишком много прекрасного, чего я не успел изведать. И лишь некоторые важные дела держат меня здесь.
— Такие, как деньги, спиртное, карточная игра и Ясмин? — хмыкнув, спросил он.
— Эй, — сказал я, — ты слишком много обо мне знаешь!
— О, — весело сказал он, — все в Будайине знают об этом!
— Какой ужас, — пробормотал я.
