— Вроде встроенного блока дополнительной памяти в компьютере, — догадался я.
— Слишком поверхностная аналогия, — не согласился доктор Йеникнани. От моих глаз не укрылось, что он даже несколько разнервничался, рекламируя свое изобретение. — Природа памяти, как вам известно, голографична, и мы предлагаем вам не просто множество пустых ячеек для хранения мыслей и воспоминаний, но более совершенную множественную систему. Ваш мозг и так хранит каждое воспоминание одновременно в нескольких местах, но поскольку клетки мозга старятся и умирают, стираются и эти воспоминания и приобретенные навыки. А с дополнением функций коры головного мозга появляется возможность в несколько раз повысить число таких информативных участков. Ваш разум будет защищен от склероза и деградации, правда, это не исключает травматических повреждений.
— Итак, все, что от меня требуется, — заговорил я по-прежнему с некоторым сомнением, — это разрешить вам и доктору Лизану запихнуть мои мозги в авоську, точно капусту на рынке.
— Да. При этом вы ничего не почувствуете, — усмехнулся моему сравнению доктор Йеникнани. — В дополнение к этому могу вам обещать, что операция во много раз ускорит ваши мыслительные процессы. У вас будет реакция супермена. Вы станете…
— А сколько людей уже подверглись подобной операции и как они чувствуют себя сейчас?
Он пошевелил перед глазами своими длинными пальцами хирурга.
— Мы пока еще не проводили операций на людях, — проговорил он. — Но работа с крысами дала многообещающие результаты.
Я вздохнул с облегчением:
— А я было подумал, что вы хотите меня надуть.
— Я хочу, чтобы вы помнили, мистер Одран, — внушительно сказал доктор Йеникнани, — что ближайшие два года нам придется искать отважных добровольцев, которые помогут нам раздвинуть границы возможного в медицине. Я похлопал по своим имплантатам.
— Только на этот раз меня не окажется в их рядах. Я и так уже много сделал для медицины.
Доктор Йеникнани пожал плечами, откинулся на спинку стула и внимательно оглядел меня.
— Я понимаю, почему вы спасли жизнь вашего патрона, — сказал он. — Когда-то я объяснял вам, что смерть — лишь преддверие рая, и поэтому ее не нужно бояться. Такой же истиной является утверждение, что жизнь как средство примирения с Аллахом предпочтительнее смерти, если, конечно, мы хотим следовать по пути истины. Вы мужественный человек.
— Не говорите мне, что я совершил подвиг,:— с решительным жестом отвечал я. — В то время я даже не думал об этом.
— Конечно, вы не столь щепетильно следуете заветам Пророка, — заметил доктор Йеникнани, — но по-своему вы весьма религиозный человек. Двести лет назад один философ заметил, что религии мира похожи на фонарь с разноцветными гранями, а Бог — это пламя внутри фонаря. — Он встал и пожал мне руку. — Я откланиваюсь, с вашего разрешения.
Всякий раз в разговоре со мной доктор Йеникнани цитировал суфийских мудрецов, видимо, чтобы оставить больному пищу для размышлений на досуге.
— Мир вам, — ответил я.
— И вам того же, — сказал он, покидая палату.
Позже я поужинал печеным ягненком, горохом с куриной подливкой и бобами с луком и помидорами, которые были бы совсем хороши, если бы кто-нибудь напомнил поварам о существовании соли и лимонного сока. После ужина меня снова одолела скука. Я включил телевизор, выключил его, некоторое время тупо смотрел на стену и опять включил. Наконец, к моему величайшему облегчению, около моей постели зазвонил телефон. Я снял трубку, вознося хвалу Аллаху.
Я узнал голос Моргана. Со мной не было англоязычного дэдди, а Морган даже не мог спросить по-арабски, где здесь туалет. Поэтому единственными словами, которые я понял, были «Яварски» и «Абу Адиль». Я пообещал, что немедленно поговорю с ним, как только выйду из больницы, и, сообразив, что все равно не смогу понять его ответа, повесил трубку.
Я лег на кровать и уставился в потолок. По правде говоря, меня не удивило, что между Абу Адилем и сумасшедшим американским киллером существовала связь. Сейчас я не удивился бы, даже узнав, что Яварски — мой некогда проданный брат.
В больнице я провел почти целую неделю. Там я смотрел телевизор, много читал, и, несмотря на мое нежелание кого-либо видеть, меня навестили Чири, Ясмин и Лили, влюбленная в меня транссексуалка. Меня также ожидало два сюрприза: корзина фруктов от Умара Абдул-Кави и визит шести абсолютно неизвестных мне людей, жителей Будайена и кварталов, прилегающих к полицейскому участку. Среди них я узнал молодую женщину с ребенком, которой я дал денег в тот день, когда мы с Шакнахаем были отправлены на поиски Он Чонга.
Она оказалась такой же робкой и нерешительной, как тогда, на улице.
— О шейх! — произнесла женщина дрожащим голосом, ставя на мою тумбочку накрытую платком корзину. — Мы все молим Аллаха о вашем здоровье!
— Мне помогли ваши молитвы, — улыбаясь отвечал я, — потому что меня сегодня выписывают из больницы.
— Хвала Аллаху, — сказала женщина. Она обернулась к сопровождавшим ее людям. — Это родители детей, которых вы ежедневно одариваете деньгами на улицах и у полицейского участка. Они благодарят вас за щедрость.
Эти мужчины и женщины жили в такой же бедности, в какой прожил и я большую часть своей жизни. Казалось странным, что они не испытывали ко мне никакой зависти. Ведь мы иногда бываем так неблагодарны к нашим благодетелям. Еще в молодости я узнал, какое унижение принимать милостыню, особенно в таких стесненных обстоятельствах, когда гордость представляется излишней роскошью.
Конечно, все зависит от того, каким образом подают милостыню. Никогда не забуду, как я в детстве встречал Рождество. Местные алжирские христиане собирали корзинки с едой для меня, моей матери и моего маленького брата. Они входили в нашу жалкую развалюху и радушно улыбались, явно гордясь своим благородным поступком. Они смотрели сначала на маму, потом на меня и Хусейна, ожидая благодарности. Сколько раз я мечтал швырнуть эти проклятые консервы им в лицо.
Я опасался, что родители этих детей испытывают ко мне подобные чувства. Хорошо бы напомнить им, что они вовсе не обязаны выражать мне благодарность за добрые дела.
— Рад был помочь вам, друзья мои, — сказал я. — Но мною на самом деле двигали эгоистические побуждения. В Священном Коране сказано: «Те деньги, которые вы пустите на ветер, должны быть отданы родителям, ближайшим родственникам, сиротам, нищим и странникам. Горе вам, ибо что вы делаете с вашими деньгами! Аллах видит все!» Поэтому если я и трачу несколько киамов на добрые дела, то этим только облегчаю свою совесть после ночной пирушки с двумя белокурыми близнецами из Гамбурга.
Я заметил, что кое-кто из моих визитеров заулыбался. Это внушило мне уверенности.
— Даже если это так, — сказала молодая мать, — мы все равно благодарны вам.
— Меньше года назад я сам был беден. Иногда мне приходилось есть через день. Порой мне было негде ночевать, и я спал в парках и заброшенных домах. Теперь удача улыбнулась мне, и я всего-навсего возвращаю долг. Вспоминаю, с какой добротой все относились ко мне, когда я был в беде. — Все это было далеко от истины, но с моей стороны звучало чертовски благородно.
— А теперь мы покинем вас, о шейх, — сказала женщина. — Вам, наверное, пора отдохнуть. Мы просто хотели узнать, не нуждаетесь ли вы в чем-нибудь… Мы были бы рады помочь вам.
Я внимательно посмотрел на нее, оценивая искренность ее намерений.
— Я тут разыскиваю двух молодцов, — заговорил я, — Он Чонга, торговца детьми, и убийцу Пола Яварски. Если вы что-нибудь узнаете о них, я буду весьма благодарен за информацию.
— Пусть Аллах дарует тебе мир и благополучие, шейх Марид Аль-Амин, — пробормотала женщина, пятясь к дверям.
Я заслужил эпитет! Она назвала меня Маридом Правдолюбивым.
— Аллах Йизалимак, — ответил я. И был искренне рад, что они наконец ушли.
Через час заявилась сестра и сообщила, что мой лечащий врач подписал распоряжение о выписке из больницы. Прекрасно! Я позвал Кмузу, и он принес мне чистую одежду. Новая кожа оставалась чрезвычайно чувствительной и уязвимой, отчего процесс одевания стал сушим мучением. Но я все равно был счастлив возможности вернуться домой.
— Этот американец Морган хочет видеть вас, яа Сиди, — сказал Кмузу. — Он должен что-то сообщить вам.
— Кажется, меня ждут хорошие новости, — заметил я, забираясь в автомобиль. Кмузу закрыл за мной дверцу, обошел автомобиль и сел на сиденье водителя.
— Вас еще ждут некоторые деловые вопросы. У вас на столе лежит большая сумма денег.
— Догадываюсь. Там должно быть два пухлых конверта, один от Фридлендер Бея, второй — моя доля выручки от клуба Чири.
Кмузу покосился на меня.
