– Ах черт, пиджачок забыл.
Даренный пиджак – это единственный прок от всей этой истории. Да меня грудная жаба заест, если я брошу его здесь. Я просто угасну, как Добролюбов. Этот пиджак мне уже дорог, как люлька Тарасу Бульбе.
Я вернулся в комнату за пиджаком, который висел на человекоподобной вешалке в углу.
Вышел на улицу, если можно назвать улицей полупрозрачную эстакаду. Свежий ветер нес стаи рекламных пузырей, один из них завертелся вокруг меня, нашептывая: «Ты устал, быстро несущееся время крадет удовольствия. Женщина быстрого изготовления всегда готова любить тебя. В сухом виде она легко помещается в карман…» Я машинально сунул руку в карман. Там лежала горстка пластиковых монет и USB-ключ. Тот, что годится для доступа к автомобильным компьютерам. Это – не мое. И пиджак, стало быть, не мой, но очень похожий на тот пиджак, что подарил мне инженер Кривицкий. Тьфу ты! Я, получается, одежку перепутал. Для меня все эти современные пиджаки без пуговиц из никогда не мнущейся материи – все на одно лицо. Точно-точно, на вешалках два пиджака висели. Один – мой, другой – похожий на мой. И этот «похожий» сейчас на мне. Если бы интроспектор не грузил меня по черному, то ничего бы такого не случилось. Но ведь я и вернутся назад не могу, сдал ведь чип-пропуск. А если и вернусь, то меня могут запросто повязать за воровство, там все сейчас против меня. Значит, надо оставить себе чужой пиджак… Но и это опасно, опять-таки кража получается. Нынче даже за мелкую кражу карают по всей строгости, а не так как в старорежимные времена. Могут и пожизненный срок впаять – в клетку сунуть, а там заключенный через пару лет сходит с ума и его законно подвергают эвтаназии, «хороший индеец – мертвый индеец». Тарас Бульба, хоть и пожертвовал жизнью ради люльки, но он хотя бы её не перепутал с чужой…
Мимо меня проходил «общественный транспорт» – мусороуборочная робомашина притормозила возле здания и загрузила баки. В одном из них уже был я.
– Вали отсюда, – сказал Иван Магометович. – В одной реке нельзя дважды искупнуться.
Он таки помнит мои изречения, хотя и в извращенной форме.
– Нельзя дважды войти в одну реку, – вежливо поправил я шефа и предложил. – Давай будем считать нашу артельную жизнь озером или лужей.
– Все равно отваливай, пока не схлопотал. Я на твое место другого уже взял, молодого специалиста, способного, гибкого, но без твоей зауми. Денег не будет требовать. А зачем ему много денег? Пусть поработает за макароны и колбасу, ведь главное, чтобы стимул был, – увлекшись рассказом о современных методах управления, Иван Магометович утратил характерные рычащие интонации; голос его приобрел мелодичные пиаровские нотки.
Не зря все-таки hr-менеджеры просиживают штаны и придумывают методы. Если работнику гарантировать сто тысяч в месяц, он быстро отучится работать, а если ему не гарантировать даже куска колбасы, то он будет гореть на работе. Хотя колбаса Ивана Магометовича – это на самом деле корм для свиней, который получается из какашек методом переставления молекул на механохимических фабриках.
– А не заболеет твой специалист от употреблени гов… то есть колбасы в пищу?
– Заболеет, вылечим, у меня ветеринар знакомый есть. Разве собака сильно отличается от человека?
– Я тоже считаю, что собака совсем не отличается от такого человека, а если и отличается, то в лучшую сторону.
Иван Магометович вдруг сообразил, что я заговариваю ему зубы.
– А ну, отваливай, Семен, а то и впрямь вмажу.
– Вещи забрать можно? – смиренно попросил я.
– Нет у тебя тут никаких вещей. Ты мне должен остался. Будешь еще приставать, получишь по рогам в порядке возврата долгов.
Я не стал испытывать судьбу и быстро ретировался, как принц Евгений Савойский при явном превосходстве вражеской артиллерии. А в условиях дикого капитализма кулаки Магометыча поядренее многих ядер будут. Может, он насчет измены его подруги боевой что-то пронюхал. Или почувствовал. Настоящий вождь всегда всё чувствует нутром.
– Прощай, Сидящий Бык, у тебя продолжается испытание властью, – сказал я напоследок. – Я ухожу к духам предков. Не пускай дым из ноздрей, пока я не удалюсь на достаточное расстояние. Отдай мой вампум и мои мокасины лучшему воину племени.
Сальдо оказалось неутешительным. В результате «повышения по службе» я остался даже без сапог и ватника. Но не мог же я господину инженеру вчера утром сказать: «Погоди немного, я пока соберу свои манатки». А потом еще с мешком смрадного шматья полез бы к нему в лимузин… Теперь у меня одна дорога – на городскую свалку. Там тоже работает несколько артелей, не считая диких собирателей. В артель могут не принять, у них там менеджер по персоналу работает лучше, чем в иных корпорациях, а дикие собиратели долго не живут. Артельщики просто уничтожают своих диких собратьев, как кроманьонцы уничтожали неандертальцев, потому что те снижали им норму прибыли. Совпадает даже момент каннибализма. Правда кроманьонцы напрямую ели неандертальцев, а артельщики перерабатывают диких собирателей на механохимических мусороперерабатывающих фабриках в корм для свиней, а употребляют уже ветчину и бекон, получившиеся из свиней…
До свалки топать километров пятнадцать, да еще под дождем, в дареных полуботиночках. Осень. Осень жизни. Осень мира. Надо благодарно принимать. Вот муть. Я, как облетевший лист, который не нужен дереву, потому что скоро зима. А весной появятся новые листья. Утешает? Не очень. У меня тоже были времена ничего, особенно до войны. Дом, теплый сортир, любящая жена (ну, это я слегка преувеличиваю). Сынок Егорушка звал именно меня, а не какого-то дядю, папой. А я еще гневил небеса, жаловался. Жизнь была нормальней некуда: разнообразные хобби, интересная высокооплачиваемая работа (это я немного преувеличиваю). У меня даже любовница была. Это, впрочем, я тоже гиперболизирую. Во всяком случае Люба Виноградова была не только моей непосредственной начальницей, но и девушкой, что надо. Поэтому я был без ума от нее. Разглядывал ее фотки, я мысленно раздевал и одевал ее, мысленно спасал ее из огня и воды, мысленно катался с ней на лыжах в Куршевеле и на «колбасе» в Анталье. Естественно тоже мысленно. Более того, у меня была кукла по имени Люба, маленькая такая, таскал ее в портфеле, потихоньку доставал её и разговаривал о том о сём (Разве я извращенец, учитывая какие куклы нынче в ходу, с гениталиями в полный рост, с подогревом, с позами из Камасутры?). Увы, мои чувства к госпоже Виноградовой не имели никакой «положительной обратной связи». Я, когда окончательно понял, что никак не достучусь до ее каменного сердца и до ее электронно-вычислительной головы, уволился с той работы и женился на первой встречной, то есть на жене своей, то есть уже не моей. Люба Виноградова никогда не ждала меня, а жена не дождалась, вернее не дождется…
– Стой, – меня окликал юнга Васек, – Семен Иванович, замри.
Вот надоеда, такие воспоминания оборвал.
– Послушай, отрок, ты вместе со всей артелью «Напрасный труд» уже в моем прошлом, страница перевернута. Кроме того, у тебя еще не кончился рабочий день. Ты на плохом счету и менеджмент сомневается в твоем карьерном росте. Старшим помощником младшего дворника ты станешь только через полвека, когда волны мирового океана уже сомкнутся над последними атлантами.
– Магометыч поставил надо мной шефом какого-то педика, – с мучением в голосе пожаловался Василий.
– В этом нет ничего невероятного, если педики сейчас составляют половину населения. Педиком быть выгодно – получишь грант, как борец за свободу в половой сфере, и пенсию, как жертва прежнего режима.
– Этот попка всё время кого-то цитирует, Карнеги и этого еще… своих-то мозгов нет.
– Свои мозги потребляют сорок процентов всей энергии, поступающей в тело. Если при этом они не выдают ничего гениального, то непонятно, зачем они нам.
Васька хитро так, по-деревенски, улыбнулся и подмигнул мне.
– Семен, я видел, как за тобой приезжал мужик в сиреневом лимузине. Ты, в натуре, влез в кабину и вы уехали в сторону города.
– Как влез, так и вылез. Тоже в натуре. Обратно возвращался на мусоровозке. Тоже своего рода лимузин, только не для людей, а для гнилой рыбы и прочей тухлятины.
– По нулям, что ли, Семен Иванович?
– Я – оптимист. В твердом остатке не круглый ноль, а ноль целых хрен десятых. Вот пиджачком разжился, надеюсь, что он мне идет, – я смахнул с лацкана рыбий хвост, оставшийся со времени путешествия на мусоровозке. – В кармане мелочь бренчит. На пиво один раз хватит.
– Мне кажется, ты что-то недоговариваешь. – Васек оказался неожиданно цепким, во время работы я за ним такого не замечал. – Может, ты еще чего там надыбал? Я бы на твоем месте не зевал бы.
– Это что, допрос? Тогда надо мне свет в глаза пустить и встать за моей спиной. Хорошо, отвечаю – в кармане пиджака нашелся еще USB-ключ для автомобильных компьютеров.
