— Дэз, я... я хотел сказать, просто...
Кемпински развернулась и дернула ручку двери.
— Дэз! — Громов вскочил. — Я не знал, как сказать! Проект, в котором я участвую, — «Моцарт».
Дезире на мгновение замерла. Плечи ее чуть дрогнули.
— Можешь ничего не объяснять, — глухо ответила она.
— Черт... — Максим резанул кулаком по воздуху. — Я знал, что ты так отреагируешь! Поэтому не говорил!
Кемпински уткнулась лбом в дверь. Зачем-то сняла с уха биофон и зажала его в руке. Потом глухо сказала:
— Мне жаль, Макс... Мне так жаль... — и быстро вышла.
— Чего тебе жаль? Дэз!
Громов выскочил за ней в коридор.
— Дэз! Объясни мне!..
Но Кемпински уже скрылась из виду. Ведь она умела ходить и бегать так быстро, как никто из известных Громову людей хайтек-мира. Дэз запросто могла бы сделать карьеру в спорте, будь у нее чуть меньше самолюбия. Ведь все спортсмены в основном — бывшие лотеки.
Макс закрыл дверь и прижался к ней спиной. Если бы он хотел спать чуть меньше — то помчался бы за Дэз и попытался все объяснить. Но на выяснение отношений не осталось сил. А впереди еще целый учебный день.
— Хватит с меня одного дисциплинарного взыскания, — проворчал он, взяв с полки уведомление, полученное утром.
«За необоснованный прогул урока администрация назначает вам два часа дисциплинарных работ в блоке утилизации. Вы должны отработать их в свободное от занятий время до конца этой недели».
Макс ненавидел работы по утилизации. Сидеть и пинцетом разбирать негодные вещи из композитных материалов, сортируя их по виду металла, пластика, волокна... Тупее и скучнее занятия придумать нельзя. Строевая подготовка в Накатоми и то была веселее.
* * *
После бессонной ночи погружение в нейролингву было для Громова еще более мучительным, чем обычно. Как назло, единственный урок истории Нефтяной войны пришелся на сегодняшний день. Учитель Войцеховский заявил, что для понимания предмета необходимо запомнить трехмерные реконструкции основных боевых действий.
Перед самым началом в класс вбежал Спаркл.
Макс помахал ему рукой, но Чарли едва кивнул ему в ответ и быстро сел на место, спиной к Громову.
«Тоже, должно быть, дуется из-за игры», — подумал Максим. Внезапно его взяло зло. В конце концов, что это за друзья, с которыми все хорошо только то тех пор, пока им с тобой удобно? Он имеет право на собственные дела. На собственное время, на то, чтобы быть занятым. Дэз и Чарли могли бы чуть-чуть умерить собственный эгоизм. Не говоря уж о Тайни.
Макс вспомнил, с какой злобой орал на него Бэнкс в день приезда. А мог бы сказать «спасибо». Понятно, что ему трудно, что он всю жизнь терпит издевательства, но... При чем тут Громов? Почему он должен с пониманием относиться к враждебности Дэз? Почему он должен всегда понимать Чарли, у которого конфликт с отцом? Почему он должен спокойно и дружелюбно воспринимать крик Тайни, раз у того личностные проблемы?
Чем больше Макс об этом думал — тем сильнее злился. Доселе он не доставлял никаких неудобств ни Чарли, ни Дэз. Он всегда был готов поддержать компанию, выслушать, помочь с тасками... Ни разу за время их знакомства Макс не страдал депрессией вроде тех, что регулярно случались у Спаркла. Ни разу он не огрызнулся на Дэз только потому, что был в плохом настроении. И уж точно ему не пришло бы в голову орать на Тайни, если бы кто-то, скажем, вздумал издеваться над лотекским происхождением Громова.
— ...Обратите внимание, что основной ущерб нефтяным месторождениям ближневосточного региона нанесла союзная авиация своими бомбардировками...
Дергающийся и дрожащий голос учителя Войцеховского при этом оставался настолько нудным, что даже нейромодулятор не спасал. Историк Эдена напоминал классического маньяка-ученого из старинных комиксов. Сальные волосы торчат во все стороны, воспаленные глаза лихорадочно бегают, под глазами черные круги. Поговаривали, что Войцеховский геймер-маньяк. Он лично разработал несколько игр военной тематики и каждую свободную минуту проводит на Сетевых аренах. Громов отчаянно зевал. Силиконовые линзы-контакты на глазах ужасно мешали, потому глаза слезились. Еще их очень хотелось потереть, но из-за линз не получалось.
Когда урок закончился, голова у Громова болела как никогда прежде. Реконструкция сражения подводных лодок у норвежского шельфа его доконала. Все, что он понял из этого урока истории, — те остатки нефти и газа, из-за которых началась война, были сожжены в ходе этой войны и не достались никому.
— Таек, — Войцеховский решил, что двух часов нейролингвы недостаточно, и задал еще домашнее задание, — изучите греческий миф о Троянской войне. Обратите внимание на его начало... Мать-земля обратилась к Зевсу с просьбой сократить человеческий род, потому что ей тяжело выносить столько людей. Громовержец внял ее просьбе и начал длительную подготовку к войне. Единственной ее целью было сокращение человеческой популяции. Я хочу, чтобы вы рассмотрели итоги Нефтяной войны с этой точки зрения и написали краткое эссе. Однако помните, что ни одно утверждение не должно быть голословным. Тренды, графики, расчеты, таблицы — любые на ваше собственное усмотрение. Главное, они должны быть точными и убедительными.
Руку поднял Чарли.
— Слушаю, ученик Спаркл, — повернулся к нему Войцеховский.
— Если я правильно понял, — медленно произнес Чарли, — вы хотите, чтобы мы доказали, будто два миллиарда погибших в ходе Нефтяной войны — это хорошо?
Учитель издал нервный смешок, обнажив желтые, торчащие в разные стороны зубы, и закивал всей верхней частью тела.
— Да, ученик Спаркл, я хочу именно этого. Я хочу, чтобы вы подумали, как плачевны были бы наши дела сейчас, останься те два миллиарда в живых. Я абсолютно убежден, что если бы не войны — мы бы все уже скатились в Средние века и каннибализм стал обычной практикой. Вам необязательно с этим соглашаться. Попытайтесь доказать, что я не прав, — тут Войцеховский снова издал нервный смешок, — это будет интересно. До сих пор еще никому не удавалось.
У Громова случился приступ гадливости. То, о чем говорил Войцеховский, звучало мерзко. Словно учитель не слова произносил, а слизь разбрызгивал. Но что странно — ровно то же самое, почти такими же словами, говорил и доктор Синклер. Но из уст директора это звучало совсем по-другому — как суровая правда, с которой невозможно не согласиться.
«Классическая ошибка восприятия»...
Макс вспомнил лицо и голос доктора Синклера так ясно, что казалось, вот-вот услышит продолжение фразы.
Когда Войцеховский наконец отпустил учеников, Макс подошел к Чарли. Путь в другой корпус лежал через зеленый дворик с цитрусовыми деревьями — на их ветках мирно уживались лимоны, апельсины, грейпфруты и мандарины.
— Ты тоже злишься?
Спаркл не остановился, сердито бросив через плечо:
— Нет, Макс, я не злюсь. С чего мне злиться? Тебе с нами не слишком интересно — так почему я должен злиться?
— Стой, — Громов схватил Чарли за плечо и рывком остановил. — Давай поговорим. Чарли, меня достали эти вечные недомолвки! Дэз кричит на меня с утра пораньше! Ты говоришь, что мне с вами «неинтересно»! Вы могли бы сначала спросить меня — интересно мне или нет, а потом уже делать выводы!
Спаркл окинул Громова с ног до головы ледяным взглядом и убрал руку Макса со своего плеча. Максим был поражен, как в одну секунду Чарли, которого он знал уже несколько лет, стал похож на своего отца!
— Мне не пять лет, Макс, — холодно сказал он, — мне не требуется объяснение происходящего. Я в состоянии сам сделать вывод о том, что вижу и слышу.
Громов сделал шаг назад. Враждебность в нем взяла верх над желанием примириться.
— Что же такого ты видишь и слышишь, Чарльз Спаркл? — спросил он. — Скажи мне. Я надеюсь, мысль о том, что ты можешь ошибаться, допускается? Или ты решил следовать фамильной традиции — верить, что биллиардеры не ошибаются никогда?
— А ты решил вспомнить, что хамство — главное оружие потеков? — презрительно ответил Чарли.
Тут Громов на мгновение потерял над собой контроль.
— Если бы у твоего отца не было лишнего миллиарда, который он отвалил Эдену, тебя бы сейчас тут не было, а я был бы! Помни об этом, прежде чем рассуждать о лотеках! — крикнул он и только после этого заметил, что Спаркл смотрит куда-то мимо него.
Сзади раздались громкие одиночные хлопки.
— Браво, браво, — промурлыкала своим низким бархатным голосом Паола Дебрикассар. — Честно говоря, Спаркл, я подозревала, что с твоим поступлением не все чисто. Знакомые из Накатоми рассказывали, что ты там был в числе первых тупиц. Но миллиард! Боже, я даже представить себе не могла, что ты настолько идиот.
Чарли крепко сжал зубы, повернулся и пошел прочь.
Громов пришел в себя и понял, что натворил.
«Это был ты, Макс. Ты рассказал, что отец Чарли заплатил за его поступление...»
