Пол Ди Филиппо - Нечеткое дробление

– Если такова твоя просьба – да.

Этого свойства очень недоставало в йо-йо, отчего моя задница страдала не раз и не два.

– Я прошу тебя так делать.

– Отныне это будет одной из главнейших моих задач.

Я глубоко вздохнул.

– Ну ладно – я готов.

Крошка ухватился грязными ногтями за отвороты жилетки, словно хотел разодрать ее на себе.

– Поехали.

– Перво-наперво, сними эмоциональную блокировку. Я хочу чувствовать все, что должен чувствовать, как всякий нормальный человек.

– Сделано.

Я не почувствовал ни внезапной паники, ни воздействия психоза, поэтому решил, что осознал свое новое положение достаточно хорошо.

– Ну а теперь, можешь ты поместить меня, Мунчайлд и Диггера на один и тот же уровень реализации?

– Конечно. Они как раз заканчивают получать свои объяснения.

– Прекрасно. Давай.

Внезапно стоящие рядом со мной и Крошкой люди снова начали дышать, говорить и двигаться: Мунчайлд, Диггер, леди Саншайн и мисс Полынь. Трио ангелов-хранителей заговорило хором, в котором три разных голоса сливались в одну прекрасную бесполую амальгаму Точки Омега.

– Пожалуйста, решите теперь между собой, чем вы хотите заняться.

Потом дэвы повернулись к нам спинами и придвинулись друг к другу, словно совещаясь о чем-то: это был самый ханжеский мухлеж, какой мне только доводилось видеть, ведь все они представляли собой явление одной и той же сущности. И тем не менее этот фарс представлял собой вселяющую уверенность человечную глупость. Я с робостью взглянул на Мунчайлд.

– Что сказать, Мун... все вышло совсем не так, как я задумал. Единственное, чего мне удалось добиться, так это того, что всех нас убили.

Мун улыбнулась.

– Когда-нибудь, Пол, мы все равно бы умерли. В конечном итоге без разницы, случилось бы то, что случилось, именно сегодня или позже. Мы получили еще один шанс. Бесконечное число шансов?

Часть меня слушала ясный звук милого голоса Мунчайлд. (Я вспомнил, как мы впервые встретились в тюремной камере в хипповой Америке, и ее голос сразу показался мне самым замечательным, что в ней было.) Но некая часть меня все же немного не соглашалась со словами Мунчайлд, была не готова так легко принять ее позицию относительно происшедшего.

– Что ж, может быть и так. И тем не менее мне по-прежнему хочется вернуться и кое-что изменить. Использовать опыт наших приключений и попытаться многое исправить.

Мун нахмурилась.

– Зачем возвращаться, Пол? Нужно идти дальше, смотреть, что ждет впереди.

– То, что я задумал, – это не навсегда. По крайней мере, уж точно не продлится вечно. Я надеялся, что ты составишь мне компанию.

Мунчайлд покачала головой, ясно давая понять: нет.

– Нет, Пол, у меня другие планы.

Диггер вежливо кашлянул.

– У меня тоже, отец. Есть столько любопытных теологических вопросов, в которых я хотел бы разобраться...

– Ну ладно! – в сердцах воскликнул я. Эмоциональные ограничения определенно были сняты. – Идите куда хотите! Мне все равно!

Мун жестко улыбнулась.

– Прощай, Пол.

И исчезла. А с ней и леди Саншайн.

– Удачи, отец.

Остались только мы с Крошкой. Ну и хорошо, что я от них избавился! Слава ОЗ, что я не сказал Мун какой-нибудь глупости во время казни, которую устроили нам минскийцы, от чего потом пришлось бы смущаться. Ляпнуть, например, что люблю ее .

Вот-вот. И что тогда?

Чтобы исправить все глупости, которые я натворил со своим космическим йо-йо, мне понадобилось всего несколько субъективных столетий.

Постепенно мне все удалось наладить, чему я был несказанно рад. С помощью Крошки я посетил один за другим все континуумы – ну, или их точные эмуляции (насколько мне удалось разобраться, особой разницы тут не было), – которые создал в результате грубых и плохо сформулированных желаний, нашел, где с самого начала дал косяка, и исправил то, что считал изъянами в своей карме. И все это один, без Мунчайлд.

Все вермишелины, в которых я побывал, располагались внутри Точки Омега и были заселены миллиардами своих собственных автономных эмулированных обитателей. По одной простой причине.

Бесконечность может – и совершенно необходимо должна – содержать все возможные варианты.

Так что выбор карьеры , предлагаемый воскрешенным, включал бесконечное разнообразие вариантов. (Некоторые – бесконечное большинство – из этих вариантов я не мог даже вообразить.) Например, вернуться назад и заселить изначальную вселенную, откуда ты вышел, настроившись на полное безразличие ко всему остальному. Среди бесконечного числа воскрешенных двойников всегда найдется достаточное число желающих, чтобы населить ими любую эмулированную вселенную на любой стадии ее развития.

Но Точка Омега никогда никого не станет подвигать к такому выбору. Она лишь материализует желания индивидуумов, воссоздавая в итоге реальности, соответствующие истинному консенсусу.

Все миры, которые я посетил со своим йо-йо, были созданы и действовали в версиях многомирья, созданных ОЗ, их население по характеру, или сложности, или свободе воли было неотличимо от оригиналов . (При этом здесь находилось бесконечное множество других оригиналов , занимающихся чем-то другим, примерно как я.)

Вот каковы были мои итоги.

Σ  В Моноблоке Кальпурнии и Калипсо я восстановил мир между враждующими фракциями кальвиний и убедился, что они заботливо растят здоровое пространство-время.

Σ  В хипповой Америке я материализовался в столице, Сан-Франциско, и, став любовником леди Саншайн, сумел запустить маятник обратно, в сторону более сбалансированной политики. (Крошка и Мунчайлд этого мира находились в половине континента от меня, и я постарался не встретиться с ними.)

Σ  В стране клеточных автоматов я положил конец тирании короля Хортона.

Σ  В мире Богинь понадобились лишь небольшие доработки в области медицины и необходимых технологий, с тем чтобы этот край стал совсем уж милым и приятным. (А тамошние женщины, когда я оказался морально к этому готов, доказали мне, что могут быть горячими девочками во всех отношениях, какие я имел в виду.) Конечно, изменить привычки этих кровожадных женщин в сторону принесения символических жертв вместо человеческих было не так-то просто, но по прошествии некоторого времени ритуальное умерщвление людей прекратилось.

Σ  Мир Бабочки потребовал от меня, наверно, наибольших усилий. Но после десятилетий рискованных и болезненных экспериментов мне удалось изобрести стабильные макроскопические структуры, успешно сопротивляющиеся хаосу и преобразующие его в регулируемый и частично предсказуемый процесс.

Σ  Для членов братств мне удалось разработать мозговые протезы – так сказать, пристяжные мозги, – которые дали индивидуумам возможность жить самостоятельно, как заблагорассудится.

Σ  В мире Шелдрейка я открыл, что жизнь на орбите, где всеобщее планетарное морфогенное поле Гайи ослабевало, давала свободу личным малым поведенческим полям, которые все равно в итоге составляли планетарное поле. Для того чтобы развить и наладить здесь освоение космоса, мне понадобилась пара жизней.

Σ  С миром мемов оказалось проще всего. Едва дикие животные были взяты под контроль и налажено поточное производство синтетических мемов, началось развитие настоящей цивилизации.

Σ  Мир, населенный телевизионными персонажами, был наиболее запущенным и жалким. Я мало что мог сделать для такой нелогичной мешанины. Так что в конце концов я просто положил конец этому миру и расселил его обитателей, переместив всех в другие вселенные, наиболее подходящие их природе.

Σ  Закончил я миром минскийцев, где умер. Но к тому времени я был уже совершенно другой личностью, к тому же у меня имелся помощник Крошка. Мне удалось исправить минскийцев при помощи компьютерного вируса, который избавил их от озлобленности.

В ходе этой работы, растянувшейся на столетия, я не состарился ни на день – в соответствии с пожеланием, которое высказал Крошке. Объем моей памяти был увеличен, чтобы вместить весь мой новый опыт. Но, несмотря на эти немалые изменения, в глубине души я по-прежнему чувствовал, что остаюсь тем же, кем был. Может быть, немного более мудрым, но все тем же Полом Жираром.

Но это только до поры до времени.

Проведя с Крошкой несколько веков, мы крепко сдружились. Дэва в обличье Крошки был спокоен и рассудителен, не отличаясь той вспыльчивостью, что была свойственна Ангелу ада. По прошествии нескольких десятков лет, проведенных в моем обществе, он расстался с наиболее мелодраматическими чертами оригинала, хотя и сохранил свои манеры и внешность. Мы о многом говорили. О теории и практике.