Шинра поскреб подбородок. Чисто из приличия.
Прикрыл глаза.
— Сам-то как думаешь?
— Я думаю, что если ты не станешь приносить мне пользу, то я разберу тебя обратно.
Опа, пошли угрозы. Все, пора было прекращать, а то и правда сделает что-нибудь подлое, в этом он был знатным специалистом. Послать нахуй там, взгляните на этого ветерана членовойн.
— Ну разберешь — и хрен с ним, — Шинра лишь пожал плечами.
Смертью его было не напугать. Его теперь такие далекие вещи, как страх гибели, вообще не трогали. Что-то в голове щелкнуло, так, чпоньк, и все, больше ни капли страха. Но сказанное им явно выбесило Ханзе, потому что он зло выпучил глаза и застонал:
— Почему вокруг меня никто не ценит жизнь?.. — в драматичном жесте он потер лоб. — Это я на всех так влияю, или что? Подскажи мне, Шинра, ты же мой друг.
— Да ну не.
— Ну! Так почему ты ее не ценишь?! Представь — ты умрешь, я расстроюсь.
Звучал скорее отчаянно, чем зло. Задолбался. Устал. Ясно. Кому-то пора проспаться. Или войти в цикл самоанализа, что он там вообще делал, этот хрен.
— Я уже умирал, — простецки пробормотал Шинра, сцепив руки в замок. — Никто не расстроился.
— Вообще-то, я расстроился! Так расстроился, что пришлось тебя с того света вытаскивать!
Шинра резко поднял на него взгляд. Не улыбаясь.
— Ты не расстроился. Тебе просто была нужна информация.
— Я расстроился, потому что вся эта сочная информация в твоей голове разлетелась по тому сраному ангару! Понимаешь, к чему я? Так вот, Шинра! — зазвучал торжественно. — Собери яйца в кулак. Мы с тобой отправляемся на Хоккайдо, как только я закончу тут пару дел. Са-а-амую малость. Так что давай, давай, — махнул ручкой, — вспоминай свои секретные коды доступа, явки и пароли, все такое, потому что, черт возьми, то, что мы сделаем дальше, наконец-то, изменит этот мир. Немножечко, полегонечку… Но изменит.
Безумные планы мегаломаньяка Шинру интересовали мало, и он кивнул. Хоккайдо так Хоккайдо. Давно там не был. Мысль о возвращении домой даже как-то не так сильно радовала, как должна была, и он лишь уставился в пол с пустым выражением, обдумывая дальнейшее.
Но затем замер. И резко уставился на Ханзе вновь.
— А этот идет с нами?
Ханзе недоуменно заморгал.
— Кто?
— Патлатый.
Кажется, вопрос того скорее разочаровал, и он издал долгий утомленный вздох.
— Оставим его в Эдо. Он и есть моя маленькая проблема, с которой я разберусь. Знаешь, к нам привлекли слишком много внимания, он будет хорошей… пугалкой для всех.
Откинувшись на стуле назад, он растянул губы в насмешливой ухмылке и взглянул наверх, в небольшое окно, за которым медленно просыпался город, не знавший о случившемся сегодня.
— Все забудут о Ханзе и раскроют страшную тайну, кто такой Нопперабо. Наконец. На большее… он уже не годится. Надеюсь, — он опустил взгляд, — наша с тобой дружба будет куда более продуктивной.
Выгодной. Ханзе охотился лишь за выгодой, и ради этого постарался весьма и весьма: вытащил Шинру назад, в мир живых, удалил бомбу из головы. Раньше бы его это насторожило, но сейчас… Шинра не ощущал ничего, только легкую апатию. Ну, раз уж это всем выгодно, то почему и нет?
Он закинул в рот один из лежавших на столе роллов и с тоской отметил, что вкусовые рецепторы так и не восстановились. Жадюга сраный.
Где-то далеко, в ванной со льдом, лежала фигура.
Некоторое время она дрейфовала, молча, наблюдая за треснувшей плиткой на стенах, вмятинами там, где той уже давно не было. Вокруг висели многочисленные мониторы, многие из которых были сломаны и разбиты, а стекло из них валялось на полу, поблескивая в тусклом освещении с улицы.
Когда треснул один из кубиков льда, фигура медленно поднялась. Сжимая бортики так сильно, что даже они захрустели. Женская, с длинными белоснежными волосами.
Тяжело дыша, она застонала и схватилась за голову. Вздох-выдох. Вздох-выдох. Насколько вообще мог полный борг дышать так глубоко. Но ничего из этого ее не волновало, отнюдь. Вывалившись прочь, из воды, она сжалась в клубок и в агонии заскребла пальцами по полу, оставляя глубокие борозды на плитке. Корчилась.
И закричала.
Долго, протяжно. Дрожащим голосом на грани истерики.
В полном одиночестве.
Этого ли ты хотел? К этому ли ты стремился?
Чужой голос эхом откликался в голове.
— Нет, нет, нет… Нет… Не этого, нет…
Под каждым новым ударом плитка билась сильнее.
Но никто ей не ответил.
