Что‑либо нам объяснять никто не удосуживался. Приказали идти — вот, и выбиваем пыль из дороги. Никаких политинформаций про войну нам никто не проводил, как будто ее и не было.
Топали долго, до обеда, отмахав километров пятнадцать. Не сильно‑то и устали — налегке шли по хорошо укатанной дороге при прекрасной еще не жаркой погоде. Воздух чист все горы окрест видно. Ранец только вещь для меня непривычная — ни разу не сидор тряпочный. Но на первом привале я его лямки подогнал поудобней, и стало легче.
По сторонам шоссе цвели какие‑то цитрусовые сады, уходили на косогоры шпалерами виноградники, и поля уже зеленели первыми всходами. В этой долине, наверное, нет ни одного клочка земли, к которому бы не приложились трудолюбивые крестьянские руки. И щедрая земля долины на труд отзывалась сторицей.
Когда проходили поселками, то народ нам улыбался, девчонки слали воздушные поцелуи, а мальчишки — дошколята пристраивались за колонной, пародируя строевой шаг. Чувствовалось, что здесь свою армию любят. И это неожиданно грело и заставляло подтягиваться.
Поселки эти я бы не назвал богатыми — у нас в горах дом был намного больше и кузнецы строились просторней. Но и косых нищих халуп замечено не было. Дворы в цветущих фруктовых садах вообще создавали праздничную атмосферу. Заборы имелись, но, на мой взгляд, несерьезные такие… У нас в России таким штакетником разве что палисадник огородят. Так что это даже не забор, а так… вид забора, символ.
Прибыли в летний лагерь, который неожиданно для меня огородили от окружающего пространства не двухметровым забором, а таким же низеньким штакетником.
На воротах со шлагбаумом 'грибок' с одиноким часовым, мявшим плечо длинной винтовкой. Ворота настежь, шлагбаум опущен. Нет, вру… Еще один встречающий нас офицер тут был, который тут же повел нас по усыпанным речным песком дорожкам к стройным рядам шатров на кирпичном основании.
Внутри брезентового шатра обнаружились центральный опорный столб, деревянные полати буквой 'Г', матрасы стопкой, подушки на них. В каждый шатер влезало отделение — дюжина рыл.
Тут мы оставили ранцы и нас повели на кухню, к которой была пристроена летняя столовая под навесом с двумя рядами длинных столов с лавками — каждая на шесть седалищ. Всего такая столовая вмещала сотни четыре человек. И не все столы в обед были заняты.
Назначили методом тыка бачкового и всем приказали сесть. Бачковым в нашем отделении выпало быть мне. Показали где получить дюжину мисок и ложек, буханку хлеба на всех и бачок с гороховым супом одуряюще пахнувший копченостями.
Когда дружно смолотили суп, то пришлось мне опять бежать, менять пустой бачек на кастрюлю с макаронами по — флотски.
Потом еще метнуться за большим чайником с неистребимым, наверное, в любой армии компотом из сухофруктов и дюжиной кружек.
А когда все поели, то отнести грязную посуду на мойку предстояло тоже мне. Нормальный расклад для дежурного. Завтра другой так же шуршать будет.
А дальше началось… С того, что всех постригли под ноль ручной машинкой. Механической. Электричества я тут пока в быту не видел.
И строевая, строевая и еще раз строевая подготовка до седьмого пота и отлетания стальных подковок с сапогов. Тут и мне пришлось попотеть, потому как и ходили в этой армии строевым шагом несколько по другому и честь воинскую отдавали другим манером. И туева хуча других нюансов которые отличали эту армию от российской. Вместо 'есть', тут говорили старшему по званию 'слушаюсь'. Вместо 'разрешите обратиться?' — 'осмелюсь обратиться…' и т. п. мелочи, но которые надо в себя вбивать на уровне рефлексов. Так что КМБ этот и для меня — российского дембеля, оказался настоящим КМБ, как и для любого другого новобранца. Может быть даже труднее, потому как мне приходилось переучиваться.
И еще одно суровое отличие от российской армии. Передвижение по лагерю хоть в одиночку, хоть в группе исключительно бегом или парадным строевым шагом. Вот так вот. Поймали на обычном прогулочном шаге — залет. А залётчики по вечерам, когда у всех краткое свободное время, подновляли дорожки, таская песок носилками с речки. Меня пока эта стезя не коснулась. Не был я 'курсант Образцов', но и не ходил в 'курсантах Разгильдяевых'. Так крепкий середнячок. Еще Пушкиным в 'Капитанской дочке' завещано: 'На службу не напрашивайся, от службы не отказывайся'. Вот я старался соответствовать древней русской мудрости. Все равно этот курс молодого бойца всего на месяц, а там нас раскидают по разным частям — прокатила такая параша по личному составу. Ну и стоит ли в таком разрезе анус драть на британский флаг?
На вторую неделю немного сократив строевую подготовку добавили начальники занятия по изучению винтовки.
Ефрейтор Бут держа в руках изумительно изящный агрегат, кое — где еще с латунными частями, наставительно произнес.
— Вот господа новобранцы наше основное оружие пехоты — малокалиберная однозарядна винтовка системы инженера Кадоша. Ее вы должны будете изучить от мушки до последней антабки и должны знать ее особенности и конструкцию лучше, чем прыщи на заднице своей подружки. Ясно всем?
Дождавшись нестройного ответа и сдержанных смешков, переспросил.
— Ясно всем? Не понял?
— Все ясно, господин ефрейтор, — на это раз все гаркнули дружно, зная уже, что будут отвечать до тех пор, пока ефрейтору не надоест задавать свой вопрос.
— Ну, коли всем все ясно, то приступим к занятиям. Слушать внимательно. Отдельно повторять не буду. Сами вечером на песочке повторите.
Никому вечером таскать песок, пока остальные отдыхают, не захотелось. В учебной беседке настала мертвая тишина.
Винтовка была длинной — больше полутора метров. По сравнению с трехлинейкой — тонкой и стильной. К ней еще длинный штык — нож прилагался с сорокасантиметровым лезвием. Нижняя сторона клинка заточена, верхняя изображала собой пилу. По центру лезвия 'сток для крови', но на самом деле такие выемки в клинках делаются всего лишь для его облегчения. Носят его в обшитых кожей деревянных ножнах на поясе, рядом с подсумком для патронов, ближе к боку. Скорее всего, из‑за его длины.
— Вот унитарный патрон для этой винтовки, — продолжал свою лекцию ефрейтор, показывая нам сей гаджет в распяленных пальцах. — Гильза латунная с толстым рантом, который работает как капсюль бокового воспламенения. Пуля свинцовая с медной полуоболочкой, что с одной стороны не дает забивать нарезы ствола свинцом, а с другой сохраняет сильное убойное действие на всей дистанции выстрела. Это понятно?
— Так точно, господин ефрейтор, — дружно гаркнуло отделение.
Довольный эффектом командир отделения по — доброму так улыбнулся. Знаю я такие добрые сержантские улыбочки… Ну, вот… накаркал…
— Новобранец Кобчик.
— Здесь, господин ефрейтор, — подорвался я с лавки.
— Чем отличается винтовка от ружья? — задал он, по его мнению, каверзный вопрос неграмотной деревенщине.
— Осмелюсь доложить, господин ефрейтор, — затарабанил я, не уставая 'есть глазами начальство', как то здесь и положено. — Тем, что в стволе винтовки есть закручивающиеся нарезы, которые сообщают при выстреле пуле вращательное движение, чем достигается повышенная меткость и усиленная дальность при одинаковом пороховом заряде и весе пули. А у ружья внутренние стенки ствола гладкие.
— У — м–м — м, — ефрейтор несколько раз удивленно кивнул головой, подтверждая мои слова. — Горец?
— Так точно, господин ефрейтор. С горы Бадон.
— Егерь?
— Никак нет, господин ефрейтор, я кузнец. Но на охоту ходил часто и подрабатывал егерем у охотников с долины. Они на нашей земле свою заимку держали.
— Дома у тебя оружие какое?
— Гладкоствольное дульнозарядное капсюльное ружье. Чья система не ведаю.
— А из винтовки стрелять приходилось?
— Так точно, господин ефрейтор, только не из такой системы. Та винтовка была с поворотно — скользящим затвором, — припомнил я оставшуюся дома свою драгунскую 'мосинку', которую батя мне подарил на шестнадцатилетние, — как на оконном шпингалете.
— Откуда тебе в руки попала армейская винтовка Островного королевства? — в голосе ефрейтора прорезалось подозрение.
От, блин, чуть не спалился, Штирлиц недобитый.
— Дык… господин ефрейтор… Охотники дали как‑то раз из такой стрельнуть в козочку, — соврал я на голубом глазу.
— Садись, — отпустил меня ефрейтор.
А я сам себя вовсю внутренне материл за несдержанность. Мне оно надо? Попадать на карандаш к контрразведке как потенциальному шпиону Островного королевства? Что такая тут есть, я голову заложу. Не может в массовой армии не быть контриков и особистов, по определению.
— Калибр винтовки системы инженера Кадоша составляет шесть с половиной миллиметра, — продолжил свою лекцию ефрейтор. — Кажется мало, если сравнивать с нашими соседями, у которых винтовки калибром восемь, а то и одиннадцать миллиметров. Но это только кажется. На самом деле малый калибр обеспечивает лучшую настильность выстрела, а соответственно и увеличивает прицельную дальность прямого выстрела. А неполная оболочка пули еще и хорошее останавливающее действие при меньшем весе самой пули. Новобранец Гримат, повторить, что я только что сказал!
