— Эх… так не почувствуешь запаха бумаги. И не окунешься в ванну с…
— Почему же, у меня есть головная гарнитура, — но она пожалела о том, что вступила в обсуждение своей частной жизни. Тем более в обсуждение занятий, при которых она была голой. К счастью, в кофейню зашла новая клиентка и принялась разглядывать пакеты со свежими бобами. Коль всей душой желала, чтобы она поторопилась и подошла к стойке.
— Ладно, — вздохнул молодой человек, взяв свой кофе. — Самое время двигаться домой, пока не закончилась игра и пьяницы не повылезали из баров, верно? Вы уж сегодня поосторожнее…
— Спасибо, — сказала Коль. Каждый вечер, покидая центр и дожидаясь экипажа, она была осторожна. Она купила себе очки ночного видения, выглядевшие как обычные солнечные очки, а в сумочке носила маленький пистолет.
Коль смотрела на то, как мужчина уходит, и чувствовала легкое удивление оттого, что он забросил свой флирт, так и не пригласив ее куда-нибудь. Постеснялся ли он новой клиентки или же у него вообще не было намерения куда-то ее приглашать? Или даже флиртовать — может, он просто хотел быть дружелюбным. Коль с удивлением осознала, что хотя минуту назад ее и возмущали его ухаживания, сейчас она чувствовала себя слегка разочарованной. Он был привлекательным мужчиной. Определенно умным. Возможно, чувствительным.
Но если ее привлекали эти качества, разве не был таким ее муж? А он, должно быть, по прошествии времени проявил свою темную сторону. Может, он ей изменял или стал алкоголиком. Бил ее. Даже насиловал. Должно быть, он причинял ей много страданий, если она вернулась к своему доктору и заплатила за уничтожение всех воспоминаний о своем муже. После того как развелась с ним. После того как выбросила все его фотографии и съемки с его участием. После того как сменила имя и перебралась в новый район, где иммигранты-инопланетяне ее не тревожили. Не находили ее привлекательной даже с красными волосами и коричневыми губами.
Коль даже почувствовала себя оскорбленной, обиженной на то, что мужчина потерял к ней интерес, которого, может, и вообще не было. Но это, без сомнений, было к лучшему.
Через час она закрыла кофейню на ночь и присела с журналом на скамью в главном холле. Мимо проходила группа подростков, которые разглядывали ее, издавая при этом чмокающие звуки. Не прекращая чтение, Коль запустила одну руку в сумочку, но мимо прогрохотал помятый и покрытый граффити робот-охранник и покатился за мальчишками, подгоняя их вперед. Она убрала руку со ставшей скользкой рукояти пистолета.
Хотя и с опозданием, но сестра все-таки появилась. Ее Терр, такая красивая, с густыми черными бровями и головой идеальной формы, выбритой до темной щетины. Она легко поцеловала Коль, и они пошли к выходу из полузакрытого торгового центра.
— Предательница, — сказала Коль, указав кивком на стакан с кофе марки не ее кофейни у Терр в руке.
— Прости, не смогла дотерпеть…
Коль поинтересовалась у сестры о ее свадебных планах. Ее жених был, похоже, вполне достойным мужчиной — привлекательным, чувствительным, артистичным. Коль беспокоилась о Терр, но боялась хоть как-то омрачить ее восторг. Ей просто хотелось, чтобы сестра знала его чуть дольше.
— Как дела у тебя? — спросила Терр в ответ по дороге к ресторану, где они планировали поужинать и пропустить пару стаканчиков чего-нибудь спиртного.
Коль не отрываясь смотрела на ночной город за ветровым стеклом. Некоторые здания были так черны, словно в них вообще не было окон, будто гранитные обелиски. Другие были освещены ярче, но ничуть не теплее. Один из огромных зубчатых храмов тиккихотто, возведенный из синего камня и подсвеченный синими прожекторами, особенно поразил Коль своим одиночеством. Некоторые местные журналисты писали о Панктауне как о чудесной смеси культур, как о восхитительном плавильном тигле этносов. Коль же чувствовала, что здания представляли собой не богатое многообразие, но тихую какофонию, дисгармоничную по причине того, что множеству непохожих друг на друга пришельцев приходилось существовать плечом к плечу.
— Терр, — спросила она блеклым голосом, — тебе нравился мой муж?
— Черт возьми, Коль! — сказала Терр. — Дьявол подери!
— Что?
— Хочешь, чтобы мы попали в аварию? — Терр взяла себя в руки, сконцентрировались на дороге. — Ты же знаешь, что я не могу о нем говорить. Ты просила меня никогда не говорить о нем… и о той ночи! Ты хорошо заплатила за проделанную над собой работу. С какой стати тебе вообще захотелось это знать?
— Я не знаю, это просто… это беспокоит меня… иногда.
— Это беспокоило тебя, когда ты знала. Потому ты и захотела забыть. Сперва изнасилование, потом его. Ты страдала и поэтому захотела избавиться от боли. Сейчас ты снова обретаешь жизнь, так что не оглядывайся.
— Мне просто иногда любопытно. Разве может быть иначе? Живет ли он все еще в городе? Спрашивал ли он тебя когда-нибудь, где я? Обижал ли он меня… физически?
— Коль, заткнись. Я просто держу то обещание, которое ты заставила меня дать раньше, так что заткнись.
— Всего одно слово, Терр. Пожалуйста. Он обижал меня? Физически?
Терр промолчала, покачала головой.
— Пожалуйста, Терр. Всего одно слово.
— Нет. Не физически. Все? Довольна? Не физически.
— Тогда как? Почему я его бросила? Или он бросил меня? Может, он и не обращался со мной плохо, а наоборот, а? Может, потому я и хотела его забыть… потому что так любила его…
— Это в любом случае не имеет значения. И не имеет значения, нравился ли он мне или нет, жив он или мертв. Ты так хотела, а я дала свое слово, вот и все. Двигайся вперед. Тебя очистили, у тебя новое начало. Ты должна сконцентрироваться на том, как вернуть свою старую работу, или на том, как засудить этих ублюдков и забыть об изнасиловании и своем браке.
— Я была замужем два года и встречалась с ним до того. Пропали три года. Я помню свою работу в то время, но не его. Я помню свои визиты к дантисту в то время, но не его. Это попросту… странно, Терр.
— Уверена, что так и есть. Но не так странно, как быть изнасилованной.
На несколько секунд Коль снова замолчала. Потом сказала:
— Порой я пытаюсь вспомнить. Я думаю, что песня напомнит мне, или запах, или…
— Это невозможно. Это не вернется, так что не жди. Воспоминания физически изменяют мозг. Твой мозг физически изменили, чтобы все это стереть. Ты никогда не вспомнишь, ясно? Все это ушло, будто этого никогда и не было… как и должно быть. Это наилучшее возможное приближение к возвращению во времени и отмене того, что уже произошло. Я бы и сама хотела вернуться и подправить пару болезненных воспоминаний, когда у меня будут на это деньги. Не папу целиком, только те разы, когда он дразнил меня. Он ведь мог быть настоящим садистом. А еще кое-что из школьных времен… — Терр кивала, ее напряженное лицо подсвечивалось дисплеями с приборной панели. — Хорошо забывать. Жизнь причиняет слишком много боли.
— Я знаю, — мягко согласилась Коль. — Просто… забавно иметь… такие провалы. Три года. Даже… даже изнасилование. Это что-то важное и произошло со мной…
Терр взглянула на свою сестру:
— То, что с тобой случилось, — ужасно! Это тебя ничему не научило, ты ничего из этого не извлекла, тебе это не нужно, так что забудь об этом, слышишь меня? Забудь об этом!
— Это дыра. Иногда страшнее не знать, насколько это было плохо! Иногда я воображаю себе один кошмар, а иногда — другой. То же с моим мужем. Я пытаюсь заполнить дыру, и это меня пугает!
— Доктор сделал все, что мог. Остальное зависит от тебя. Ты недостаточно сильно стараешься. Тебе нужно двигаться дальше, а не оглядываться назад. Знаешь, ведь папа и тебя часто дразнил. Может быть, нанес вред твоему самоуважению. Тебе нужно вернуться и вычистить все это. Это может помочь. Знаешь?
— Это будет не настоящая память о папе! Это будет версия, подвергнутая цензуре!
— Это будет тем, чем должно было быть, — проворчала Терр.
— Помню, когда мы были еще детьми, мы с тобой подрались, и ты душила меня до тех пор, пока я не стала задыхаться, и я по-настоящему испугалась… Может, мне и это стереть, а?
— Мы же были просто детьми! — огрызнулась Терр. — Но если это все еще тебя беспокоит — конечно, валяй.
— Тогда у меня вообще мало что останется, — пробормотала Коль. — Мы столько времени тратим на сон. А тут времени теряется намного больше…
— Плохого времени. Оно тебе не нужно. Так лучше. Как может быть иначе?
Коль наблюдала за тем, как луна опускается на шпили и памятники зазубренного силуэта города. Луна была в трех четвертях, и Коль казалось, что кто-то откусил от нее добрый кусок.
Коль переехала сюда в конце прошлогоднего сезона свежевания, и теперь она могла с облегчением сказать, что бойня этого года близится к завершению. Все происходило со сдвигом на пару месяцев, но она предполагала, что год энцев короче. Кровь уже не бежала по сточным канавам, а манекены не меняли. Их оставили крошиться, сохнуть и мумифицироваться на палящем солнце.
