устройства Базы.
То, что для Таира являлось целым миром, огромным живым существом, для него было не более чем хитроумным механизмом. Дай Дзиро волю, и тот вскрыл бы Базу, как консервную банку. Таиру было неведомо, какие мотивы двигали другом на пути познания этой единственно доступной им части вселенной, но одно он знал точно: добром не кончится. Убийственная серьёзность, с которой Дзиро подходил ко всему, чем бы ни занимался, давала себя знать всё чаще, и вскоре он совсем перестал улыбаться. Сосредоточившись на ему одному ведомой цели, черноволосый совершенно перестал замечать приятеля. Его рвение было настолько сильным, что порой он даже ночевал среди книг.
Первый раз, когда Таир обнаружил друга спящим за книгами, стал откровением; второй – исключением, подтверждающим правило; а третий – просто возводил предыдущие случаи в систему. Увидев, как в щеку юноши хищно впивается уголок справочника, мальчик почувствовал столь сильное раздражение, что не поленился притащить в подсобку старый мат.
Сон творил с Дзиро удивительные метаморфозы. Свернувшись калачиком на мате, мерно посапывавший юноша совсем не походил на местечкового авторитета. Разглаживался вечно нахмуренный лоб, размыкались упрямо поджатые губы, а лицо приобретало невинное, почти детское выражение. Стирая тени тревог и сомнений, ночь давала Дзиро возможность окунуться в то, что принято называть безмятежностью. И как раз в таком – мирном – состоянии юноша был наиболее близок Таиру. Не оставляя и следа от деланной взрослости, нивелируя всякую разницу между ними, ночь наполняла их дружбу новым смыслом. Таир даже начал ловить себя на мысли, что является стражем спокойствия Дзиро… Странно, но это подарило мальчику незнакомую доселе уверенность в собственных силах. Так, словно в защите нуждался именно Дзиро, а не он сам.
Однако стоило другу проснуться, как всё сразу же вставало на свои места. Столь шедшая ему беззащитность развеивалась, как дым, а Таир вновь оказывался на ролях докучливого младшего братца. Захватившие Дзиро изыскания, как, впрочем, и его механистическое понимание мира, были далеки от интересов мальчика. Что ж, он определённо предпочитал быть Дзиро не соратником, а другом. Не сдавая позиций бесстрастного наблюдателя, мальчишка временами еле сдерживал копившуюся внутри обиду. Таир не мог смириться с отказом разъяснить причину, по которой Дзиро с таким рвением взялся за самообразование. Укрывшись за книгами, как за щитом, друг словно копил силы для единственного, но решающего удара.
Вот только что являлось мишенью?
Таир не успел задать этот, казалось бы, простой вопрос. Дзиро исчез в тот самый день, когда мальчик собирался призвать его к ответу.
Глава 03 – За красной чертой
Вначале Таир не придал этому значения. Подобные исчезновения были для Дзиро обычным делом и, как правило, не слишком затягивались. В этот раз всё оказалось иначе.
Прошла неделя, за ней – другая, а черноволосый и не думал появляться. Обеспокоенный его пропажей Таир начал собственное расследование, которое, впрочем, не принесло ожидаемых результатов. Ни в Жёлтых, ни в Зелёных кварталах о друге не слыхивали около месяца, да и вездесущая малышня, привыкшая тенью следовать за своим кумиром, тоже ничем не порадовала. Отсюда вытекал неприятный вывод: единственным местом, где Дзиро мог так долго скрываться от своих малолетних фанатов был… Белый город. Проклиная, на чём свет стоит, собственную догадливость Таир отправился в логово бледнолицых.
Занимая срединное положение в иерархии Ярусов, Белый город был из тех негостеприимных мест, куда иноземцам путь не то что заказан – закрыт! И дело тут не в установленных на каждом шагу блок-постах и сложной процедуре идентификации. Нет! Причина, по которой уроженцы Жёлтых и Зелёных кварталов избегали здесь бывать, заключалась в самих местных жителях.
Таир сам неоднократно наблюдал, как быстро гасли улыбки аборигенов, стоило только им увидеть чужака. И без того светлые глаза подергивались льдом, а в полыньях зрачков проступало нечто, чему, даже будучи эмпатом, очень трудно подобрать определение. В направленных на мальчика внимательных взглядах не было опаски, или – того хуже – угрозы, а лишь… уверенность в том, что ни первое, ни второе не достойно исконных жителей Белых кварталов. Это порождало атмосферу такого спокойствия, что хуже любой бури.
Вот так, с безмолвного согласия местных Таир приступил к поискам Дзиро на территории Белого города. Естественно, не обошлось без трудностей, ведь помимо тотального спокойствия его окружало такое же тотальное молчание. Куда бы мальчик ни пошёл, к кому бы ни обратился – всюду натыкался на стену неприятия. Люди либо вовсе не считали нужным снизойти до него, либо отвечали, но до того неохотно, что отпадало всякое желание спрашивать дальше. Хорошо, хоть не били.
Впрочем, именно это, последнее, обстоятельство и вызывало наибольшее недоумение. Согласно бытовавшему в Тёплом стане мнению, в Белом городе с чужаками не рассусоливали: быстренько уводили в темный уголок, а потом – всех таких красивых! – вышвыривали прочь. Даже Китай-город не рисковал лезть в дела Белых кварталов, что уж говорить о соплеменниках Таира. Исключения делали только для убийств, но такое случалось нечасто: бледнолицым лишние проблемы были ни к чему.
На это и уповал Таир, когда отправился сюда – ну, накостыляют, не убьют же! – хотел чувствовать себя героем. И каково же было изумление мальчика, когда прославленные своей нетерпимостью к пришельцам бледнолицые вовсе не проявили к нему интереса! А он-то считал, что хотя бы через малую кровь, удастся что-нибудь узнать о Дзиро.
Почувствовав что-то вроде досады, Таир плюхнулся на первую подвернувшуюся скамейку и, сжав голову руками, стал думать, что же делать дальше. До того, как погасят свет, и в большинстве Ярусов наступит ночь, оставалось не более четырех часов. А значит, если он в ближайшее время не найдёт Дзиро, придётся уйти отсюда, не солоно хлебавши. Но хватит ли у него смелости прийти сюда во второй, а то и в третий раз…
Через десять минут, так ничего не надумав и вконец обессилев от собственной нерешительности, Таир вернулся к унылой действительности. Простиравшаяся под ногами бетонная твердь, терявшаяся в вышине шахматная клетка световых панелей, построенные под копирку дома из мелового кирпича, в честь которого кварталы и получили своё название – всё это было таким же безликим, как на и остальных ярусах, и навевало жуткую зевоту. Всё, кроме одного. Стоявшее чуть в стороне от других здание можно было назвать каким угодно, но только не скучным. Его оригинальная, местами причудливая архитектура так выбивалась из окружающей обстановки, что вызывала аналогию с сорняком, проросшим на возделанном поле. Вот только редкие из них бывали столь же красивы.
Здесь строгость форм удивительно сочеталась с богатой отделкой, а каждый элемент занимал точно отведённое ему место. Разделенный на три яруса фасад, совершенный с
