новую взять.
Я подошёл к столбу, достал нож, разрезал верёвку. Бородачи смотрят на меня без радости, но, вроде, не возражают.
— Что-нибудь тебе надо отсюда? — спросил я Анахиту.
— Уже ничего. Они сожгли наши вещи и забрали коз. То есть, старую я сама зарезала, чтобы сварить бульон, но они забрали мясо.
— Так, — повелел я максимально владетельским, то есть хамским и говнистым тоном, — комплект женской одежды сюда. Новой и чистой.
— Она бача-пош! — возмутился старейшина. — Ей нельзя женскую!
— Давай любую. Но новую!
— Эй, Шаиста! — крикнула Анахита одной из женщин. — Боты мои верни! Ты думала, я не замечу? Я колдунья, я всё вижу!
— Шаиста, ты взяла иблисовы вещи? — возмутился Абдулбаки. — Аллах накажет тебя! И твой муж тоже, я прослежу! Верни их иблисовой шлюхе, не позорь мужа!
— Её зовут Анахита, и она принадлежит дому владетеля Креона. Ещё раз назовёшь её шлюхой, и демоны ночью зашьют тебе жопу!
Провинившаяся Шаиста притащила стопку одежды и подала её издали, с испугом, как будто кусок мяса злой собаке. В другой руке у неё несколько потасканные, но вполне нарядные кроссовки. Их она поставила на землю и сразу же убежала. Анахита быстро оделась, сунула босые грязные ноги в кроссовки, намотала на голову тряпку и схватила за руку дочь.
— Уважаемый владетель-ага! — сказал с достоинством старейшина. — Когда эта иблисова… то есть Анахита, вчера сказала, что в горный замок вернулись владетели, мы приготовили дары и продукты!
— Много?
— В силу традиций гостеприимства, — туманно обрисовал объем даров Абдулбаки. — Мы позволили себе погрузить их на ослов…
— Давайте ослов, — мигом сориентировалась Анахита, — мы возьмём их с собой. Завтра пригоните новых с продуктами, заберёте этих. Продукты каждый день на десять человек! Да не жалейте баранины и хорошего риса! Владетели не станут есть вашу кукурузную гадость! Владетели едят только лучший плов!
* * *
Остановились мы за первым гребнем, причём без сил повалились и я, и Анахита. Три гружённых ишака выглядят, в отличие от нас, вполне бодро, а Нагму мы пристроили поверх мешков, где она почти сразу заснула. Лично у меня такое ощущение, что я стоптал ноги по колено. Болят мышцы, ноют суставы, колотится сердце.
— Хорошо, то они так медленно соображают, — сказала Анахита. — Уже к вечеру начнут сомневаться, завтра весь день проругаются друг с другом, а послезавтра додумаются, что одинокий старик-шурави не тянет на картину «возвращение владетелей». Где люди-машины? Где чёрные демоны с красными глазами? Кстати, действительно, где?
— Ну, вообще-то у нас они есть, — сказал я.
Ничуть не соврал, кстати — Калидия в оболочке тот самый демон, а её мать «человек-машина». Жаль, толку от обеих ноль. — Очень надеюсь, — вздохнула женщина. — Потому что они захотят проверить. Сначала осторожно, потом обнаглеют, а потом решат, что, может быть, и имущество владетелей дозволено. Потому что великие и могущественные повелители демонов — это одно. А если просто люди, то их и зарезать можно. Аллах простит.
— А ты, я смотрю, не очень вписываешься в местную общину.
— Я же иблисова шлюха.
— И за что дают такую ачивку?
— Когда мне было пятнадцать, сбежала с торговцем из другого мира. Я была очень красивая, он как меня увидел, так и запел соловьём — какая, мол, у меня жизнь будет весёлая да прекрасная, если я уеду с ним. Я ничего кроме кыштака не видела, к тому же была бача-пош, мне ничего не светило. Ну уши и развесила, сбежала в чём была.
— А что такое бача-пош?
— В семье должен быть сын. Если его нет — отцу позор.
— Где-то я это недавно слышал… Продолжай.
— Если сын никак не рождается, то им назначают дочь. Она носит мужскую одежду и считается мальчиком, может владеть имуществом и наследовать отцу. Но замуж ей нельзя, потому что это мужеложество и мерзость перед Аллахом. С женщинами, впрочем, нельзя тоже, потому что все же знают, что она бача-пош, и это тоже мерзость перед Аллахом. Но при этом изнасиловать её — малый грех, потому что бача-пош и не мужчина, и не женщина, а так, недоразумение. Как овцу трахнуть. Аллах не одобряет, но овцам от этого не легче. Так себе перспективка, да?
— Да, звучит не очень. Неудивительно, что ты свалила от такой радости.
— Сначала было действительно неплохо, — Анахита проверила, что Нагма спит, и продолжила: — Торговец был парень конкретно мудаковатый, вечно напоминал, что вытащил меня из кыштака, и я ему теперь по гроб жизни обязана. Сначала я чуть не молилась на него за это, а потом потаскалась по Мультиверсуму, пообтёрлась, посмотрела, как люди живут, и стала давать обратку. Он только что с лица смазливый, а по жизни — бездарь и лузер. Копеечная торговлишка, дешёвая контрабандочка, маленький член. Вечно сидели без денег, а он только ныл, какая я тварь неблагодарная, и ревновал к каждому кусту. Когда я залетела, весь на говно изошёл — делай, мол, аборт, куда нам спиногрыза. Я к тому времени выучилась на медсестру-акушерку, и в тех ипенях, куда он возил свой товар, мои услуги приносили больше, чем его дурацкая торговля.
— От этого, он, надо полагать, бесился ещё сильнее.
— Рубишь фишку, — кивнула Анахита. — Так и было. Я наотрез оказалась, заявила, что раз я нас кормлю, то прокормлю и ребёнка, не тресну.
— И что произошло потом?
— От торговцев узнала, что отец умирает. Мать-то умерла, когда я маленькой была. Не могу сказать, что прям его любила, но не попрощаться было бы свинством. Думала, заскочу ненадолго, похороню отца и дальше поеду, хрена мне тут делать?
— Но что-то пошло не так?
— Этот козёл привёз меня, и пока я хоронила отца, свалил. Думала, может, вернётся — да хрен там. Осталась одна — иблисова шлюха на восьмом месяце беременности иблисовым выблядком. Они бы меня насиловали, пока я не сброшу плод, а потом забили камнями, но спасло чёрное колдовство.
— Какое?
— У меня был маленький, но мощный шокер. Сошло за магию. Я заявила, что так будет с каждым мужчиной, который меня коснётся. Он, правда, разрядился, и зарядить его негде, но одного раза хватило. Они бы, со временем,
