– Илья?! – Терпение вцепился в подлокотники кресла, пытаясь привстать, будто мог заглянуть внутрь экрана. – Что случилось?! Отвечай!
– Да нормально все, – еще раз выругавшись, пробормотал тот, возвращаясь к объективу. – Струхнул малость, тряхнуло тут… Несильно, балла три. Но внутри аж все перевернулось, до того не по себе.
– «Илью Муромца» строили с соблюдением самых строгих требований сейсмологической службы, – не заметив, что тратит время сеанса на лишний треп, отчеканил машинист.
Как бы ни было жутко Илье, выросшему на таежных равнинах Сибири, жалеть его Гринивецкий не собирался. Еще на инструктаже Вебера проинформировали, что комбайн поднебесников сейчас минует зону сочленения Евро-Азиатской, Северо-Африканской и Охотоморской тектонических плит. Плавая по земной мантии, те бились одна о другую и задолго до Инцидента, что уж говорить про нынешние времена…
– Вроде успокоилось, – выдохнул Илья, но министр не отреагировал.
– Мой брат к бандитам, что логично, повторно тоже не полезет. – Казалось, Эдуард не столько общается с мнимым советником посла, сколько размышляет вслух. – Просьба воспользоваться бандитским выходом в сеть была уловкой. Значит, Степа проникнет в нутро «Муромца» либо из открытых источников, которыми полны штабы коменданта и рабочие места операторов. Либо из резервных бункеров, о которых ты рассказал.
Илья вежливо молчал, не мешая рассуждениям шефа.
– Возьмите посольство под усиленную охрану, – распорядился Терпение, открывая в глазном наноэкране сразу несколько рабочих окон. – Будь я на месте Степана, обязательно попробовал бы войти в сеть через его ресурсы… Там, где не ждут. Ты, как я понимаю, отправишься в трюмы?
Небритый мужчина с синяками на лице молча кивнул.
– Хорошо… Действуй, Илья, ты все делаешь верно. Я, в свою очередь, попробую тебе помочь…
– Отзвонюсь, когда будут новости и контакт со спутником. – Леший протянул руку, целясь в выключатель коммуникатора дипломатической связи, но замер. – Что-то еще?
– Нет, ничего. Медведям привет… – погруженный в себя, машинально ответил Эдуард.
– Непременно, – пробормотал Вебер, обрывая связь.
Терпение откатил коляску от стола с аппаратурой, невидящим взглядом уставился в угол кабинета. В то, что несчастного китайчонка убил его брат, он, конечно, не верил.
Но неуемная дерзость приключений Листопада на бродячей китайской фабрике заставила машиниста взглянуть на младшего Гринивецкого совсем по-новому. На этот раз на чаше весов лежала вовсе не юношеская попытка изменить мир взломом «неприятельской» сети. На этот раз Степан определенно решил идти до конца, ведомый чьей-то сильной и умелой рукой.
Эдуард выкатился из кабинета, игнорируя вопросы истомившихся в коридоре подчиненных.
«Ах, братец-братец… талантливый жизнерадостный дурачок, так рано повзрослевший. Куда же ведет тебя избранный путь? Как помочь тебе избежать пули или тюремных оков? Как вернуть тебя, отважившегося начать самые серьезные игры, проигравший в которых получает самый страшный приз?..»
У каждого гения есть свои учителя
7 минут до начала операции
«Бронзовое зеркало»
Кордильеры стали не такими, какими запомнил их юный Гамба, летящий над хребтом в салоне отцовского «страта». Хвост гигантского дракона, залегшего вдоль западного побережья южноамериканского континента, поредел, облез и высох. После Дня Станции часть его прибрежных массивов ушла под океанскую воду, а сам материк словно накренился на левый борт.
После того как чудовищный удар взбесившейся стихии фактически отколол северную часть континента вдоль Амазонки, хребет начал медленно сходить под воду. Витторио знал: пройдет какое-то время, и когда климатический барьер опустится еще ниже, климат материка переменится, и перемены эти станут необратимы.
Впрочем, зрелище переломанного Катаклизмом побережья оставалось волнующим и без ноток ностальгии. С каменистой посадочной площадки, где Гамба с точностью часовщика опустил крохотный реактивный «Колибри» вертикального взлета, предрассветная зеркальная гладь Тихого океана сверкала, как его собственная маска. Где-то там, на блестящей серо-фиолетовой глади остался ждать хозяина его крохотный авианосец.
Выпрыгивая из кабины на рыжие камни площадки, много лет назад ставшей своеобразным взлетным полем, Витторио размышлял о сущности человека, к которому прилетел. Прибыл лично, со всем возможным уважением, оставив за спиной половину земного шарика.
Внизу и слева, где хищные волны продолжали подтачивать ребра горного великана, открывалась пропасть, еще наполненная ночной мглой. Огромная, величественная, дышащая соленой свежестью. Почти со всех сторон, даже за спиной Гамбы, прибой продолжал лизать внутренности хребта. А ведь когда-то здесь простирался нормальный горный склон, рассыпавшийся игрушечным кукольным домиком…
Но старик, живший на склоне задолго до Катаклизма, словно бы с точностью до дюйма знал, что именно этому фрагменту Центральных Анд ничего не грозит. Ждал удара природы и никуда не ушел – Гамба был уверен, что когда земля дрожала, а свежий августовский воздух наполнился ревом приближающегося цунами, тот сидел на пороге хижины, смотрел на небо и курил трубку.
И теперь скальный мыс, на котором гнездилась россыпь домишек, остался торчать в океане, как гигантский природный волнолом. Последний оплот, не уничтоженный атакой Посейдона.
Открывая люк небольшого багажного отделения, Витторио поежился. Поднял высокий воротник, прикрываясь от сухого утреннего ветра, облюбовавшего эту высоту почти на круглый год. Именно с учетом погоды Гамба переоделся в классический темно-красный непродуваемый плащ до пят, из-под которого виднелись ботинки для горного туризма.
Бортовой термометр показывал всего 13 градусов по Цельсию, и это в конце лета! Забавно, но в этой части Кордильер почти не шли дожди, даже сейчас, когда мир изменился, в том числе исковеркав и климатические особенности континентов.
Человек в красном плаще выставил на камни коробки с консервами, выпивкой, концентратами, витаминами и хозяйственным хламом. Захлопнул дверцу, украшенную символом корпорации. В отличие от других организаций, стремившихся к графической простоте и стилизации, логотип «Gruppo Aggiornamento» больше напоминал мудреный герб древнего дворянского рода.
Закончив разгрузку, Гамба обернулся, заметив, что от хижин на самом краю волнолома к посадочной площадке уже бредут тощие поникшие фигуры.
Вокруг самолета царила строгая красота, прожить в которой сам Цикл долго бы не сумел. Безжизненные каменные пятаки лишь кое-где стыдливо прикрывались накидками из мха, карликовым кустарником, устойчивым к засухе, да еще ковылем и крохотными кактусами.
Процессию, как и ожидалось, возглавлял сам Гэлле: плечистый желтолицый старик в просторном шерстяном пончо. Взмахнув ассоном из крохотной горной тыквы, он указал работникам на выставленные возле самолетного борта коробки. Бусины, птичьи клювы и змеиные черепа, украшавшие погремушку, забренчали, зашептались…
– Доброе утро, сорванец! – гулким голосом, словно из латунного кувшина, поприветствовал он Витторио, распахивая объятия. – Давно не навещал старика…
– Здравствуй, Гэлле. – Цикл осторожно обнял старого знакомца, стараясь не прикасаться ледяной зеркальной маской к его морщинистой щеке. – Дела закружили…
Он не знал настоящего имени человека, за советом к которому летал еще его отец, как не знал и его биографии. Местные жители, поставлявшие отшельнику еду и нужные мелочи, утверждали, что он коренной перуанец. Сам Гэлле давал понять, что корни его рода тянутся с Гаити. При этом внешность и акцент скорее выдавали в нем бразильца, причем какое-то время пожившего в Старом Рио с его характерным говором Анклава.
Отшельник обернулся, недовольно взглянув на троицу медлительных рабов. Что-то рявкнул на довольно грязном кечуа, встряхнул погремушкой. Понурые худосочные людишки с оловянными глазами и отвисшими челюстями зашевелились чуть активнее. Подхватили коробки, потащили к центральному дому. По крышам уже мазнуло солнце, все выше и выше поднимавшееся над восточными вершинами.
– Ты опять слишком добр ко мне. – Старик улыбнулся, отчего по широкому безбородому лицу заскользили змеи морщин. – Балуешь подарками… Думаешь, если я живу в горах, мне и кушать нечего? Останешься к завтраку, и я угощу тебя замечательным юношей из горных равнин…
– Нет, Гэлле, благодарю тебя, – вежливо поклонился Гамба. – И как ты только можешь это есть?
– Пищу тела не выбирают, в отличие от пищи духа, – многозначительно ответил тот, обнажая крепкие белоснежные зубы. – Это жертва, такая же как крынка молока или козья нога. Времена непростые, знаешь это не хуже меня, сорванец. Жители окрестных деревень сами несут ее мне, и отказать в принятии подношения – оскорбить духов…
