не знает, но из шести только трое были мальчуганами, — шепчет Ада. — Всех успели подключить, даже уродца с хвостом и птичьим клювом. И никто не прожил дольше трёх стандартных недель. Авилла Каллиник не смогла пережить шестого младенца. С той истории прошло уже много лет, но в Пургатории до сих пор можно услышать тоскливый вой матери — и довольные проклятия её родственников.
Родственников? Что ж, видимо шпиль Птицы умудрился крепко нагадить моей семье. Если поверить демону — то между нами и вовсе лежит не Дон, так Мёртвый Донец, полный крови. Плюс откровенная наглость в заходе на «чужие» земли, попытка нарушить существующий городской строй… Пожалуй, лучше уж демон, чем такие враги. Но — только при условии, что Ада не врёт или не приукрашивает факты. Возможно и то и другое.
— Возможно, дорогой, но ты спроси лучше Фёдора, как там остальные братцы.
— А что с остальными? — отец женился пять раз. Старшие — Лихуд, Константин и Агреппина были от девицы из Ангелосов. Шесть младенцев — от Агафьи Каллиник. Мануил, Всеволод, Фёдор и Таисия — от заморской королевичны Гифы Готвиничной. Но кроме Рилы и Адриана у Фёдора были ещё дети… Вспомнить бы ещё их родителей. Адриан, какого чёрта ты не помнишь собственную мать?
в которой Адриан невозмутим, делает замечание и оправдывается
Скомороший шпиль. «Гнездо».
Резкость Фёдора меня удивляет. Всё-таки недостаточно свой?
— Скорее так: Рогволд, в отличие от тебя, не просто решил потрогать ножкой тьму. Он погрузился в неё, насладился ей и пропитался, — мурлычет Ада.
Брат морщится (искренне надеюсь, чему-то своему) и медленно отвечает мне:
— Я давно настаивал, что его стоит вычеркнуть из всех разрядных книг. И запретить пользоваться фамилией «Комнин». Рано или поздно его сожгут на костре, а вину в грехопадении возложат на нас.
— Мрачноватое пророчество.
— Всего лишь анализ ситуации, Адриан. Анализ ситуации.
За болтовнёй мы совершенно забываем, что уже вступили в «гнездо». В любом шпиле есть такая зона — закрытая для чужаков и овеянная облаком легенд. Многократно сильнее охраняемая и богатая. Обитель богачей, сильных мира сего и прочих примечательных (иногда) и совершенно серых (куда чаще) личностей. Воздух забит киберхерувимами, щебечущими воробьями. Мои нейронные системы начинают ныть не то от количества невм, не то от аромата благовоний. Он кажется настолько плотным, что на него можно повесить бердыш. Брррр. Адриановы воспоминания сигнализировали о скуке и отчаяния от глубоко въевшегося этикета.
Я — не настолько чопорен. Как и многие археологи, я искренне недолюбливаю высший свет и его академическое подобие во всех составляющих: многослойные реплики, зашкаливающий пафос и абсолютная оторванность от остальных людей. Тем не менее — и признаю его достоинства, как очевидные, так и не очень. Поэтому и остаюсь спокойным. Как-никак, это — мой первый подъём на вершину, и если собираюсь действительно отожрать себе место под солнцем и у хорошего хирургеона — придётся напитаться местной атмосферой. Да и если честно, мне банально любопытно.
Фрески, невесть откуда привезённые мраморные статуи, тихо гудящие серверные стойки, замаскированные под какие-то шкафы резного дерева. Дамы в расшитых сарафанах, кокошниках с настоящими, подсвеченными самоцветами. Напялившие на себя маску высокомерного презрения бояре, чьи горлатные шапки не могли достать до высоких сводов. Если бы не светящиеся глифы и явный подгон архаичной моды под практичность — вспомнил бы стереотипные иллюстрации Билибина. Но пока в голову лезли осколки невесть зачем вставленного на истфак курса по экономике.
Чёрт возьми, на чём местные делают деньги? Вроде бы вокруг города — пустошь, но за счёт кого тогда Нижнедонск и все его обитатели богатеют? Ладно, шуты торгуют зрелищами. Уары — продают меч всем интересующимся. Каллиники торгуют хлебом духовным, Комнины — материальным. А остальные? Прибавочная стоимость-то откуда берётся? Моя озадаченность не остаётся незамеченной Фёдором. Правда, он её трактует по-своему.
— Отвык от верхушки, братец?
— Не то слово, — улыбаюсь я.
— Особенно и не привыкай. Боюсь, пока рано тебя на свет Всесоздателя и… — он понижает голос, — суд этой клятой публики тебя выводить.
— Да я и не стремлюсь.
— Тогда нечего на девиц лишний раз смотреть. Совсем в подулье расслабился, скоро гарбуза вручат — а ты и забудешь, что ж родители бабёнки в виду имели.
Брат хлопает меня по плечу, и не успеваю изобразить смущение, как вижу — брат заметно напрягся. К нему откуда-то сбоку даже не подходит, а подползает мужичок при шубе (как он её носит-то в такую жару?) и высокой, «горлатной» шапке. Немедленно тяну руку к мечу, но Фёдор почти неуловимым жестом даёт знать: всё в порядке. Мы плавно останавливаемся, словно хотим насладиться красотой очередной мозаики. А «шуба» тем временем подходит в упор.
— Фёдор Иоаннович? — склоняет лысину мужик, снимая шапку. Голос — негромкий, растекающийся салом по шкворчащей сковороде. Льстивый. Отвратительный голос для человека его положения.
— Не уверен, — протягивает брат, — что вы обратились по адресу.
— Слухи расходятся, как круги по воде, милсдарь. — Боярин выпрямляется и водружает обратно шапку. И как она только держится на его лысине? — Прошу прощения, что не оказал вам всех нужных почестей, и что нарушил вашу тайну пребывания. Но моё дело крайне важно для стабильности всего Нижнедонска.
— Будете очень любезны, Ворлат, если не займёте много моего времени, — сдаётся Фёдор.
— Мне нужно кое-что рассказать вашему старшему брату. Кое-что, не терпящее отлагательств.
— Тогда лучше обратиться к церковникам. Они большие мастера по проведению церемоний венчания и отпевания.
— Хаха, милсдарь шутник! — заливается боярин хихиканием, но затыкается, словно кто-то над ухом щёлкнул пальцем. — Нет, Константин должен узнать кое-что.
Боярин переводит маслянистые глазки с меня на брата и обратно. Его взгляд — мелкий, словно степной ручей, и в нём прекрасно читается тень непонимания, смешанная с недоверием. Боится сказать лишнего в присутствии чужих ушей — и не понимает, кто ж сопровождает анонимного Комнина на самую верхушку шпиля. Благо, что лицо кирпичом я умею делать не хуже брата.
— Это свой человек, — подмигивает Фёдор и я напускаю себя потребный вид, вставая на караул. Лихой и слегка придурковатый, дабы своим видом начальство не смущать. — Я так понимаю, вы арендовали палату неподалёку?
Следующие пятнадцать минут проходят очень глупо. Ворлат крупным шепотком сдаёт крупных мздоимцев и пару изменников всея Нижнедонска (подозреваю — конкурентов). Параллельно намекает на свою тяжёлую годину и малолетних дочерей, нуждающихся в приданном и хорошем женихе. Пусть даже не из Великих Родов — но и не каких-то захудалых (тут он бросает на меня выразительный взгляд) родов. Фёдор
