В комнате больше подходившей для зала человек на двести, чем для кабинета эти двое вполне могли бы потеряться, если бы не сидели возле массивной настольной лампы — единственного действующего светильника в кабинете. Свет от настольной лампы был способен осветить лишь малую часть кабинета и обозначал место расположения собеседников.
— Николай Васильевич, я пригласил вас, чтобы дать вам одно не совсем обычное задание. Не совсем по профилю вашего ведомства, — скрипучим голосом проговорил старик, хозяин кабинета.
— Владимир Иванович, наша служба всегда готова к выполнению любых поручений, — почтительно выразил готовность к выполнению задания Николай Васильевич, какое бы оно ни было.
"Да этому прикажи Луну с неба достать, так будет прыгать до самой последней возможности. На него можно положиться", — подумал Владимир Иванович и сказал:
— Да, знаю я, что кроме, как на вас и положиться то не на кого. Мое поручение может показаться вам не только непрофильным, но и пустяковым, не важным. Однако, не сомневайтесь, для меня лично это очень важно.
— Не беспокойтесь, выполним все в самом лучшем виде.
— Дело в том, что мой помощник просматривал тут очередной отчет пенсионного фонда и в графике распределения выплаты пенсий по возрастам пенсионеров заметил одну странность. Оказывается, у нас есть пенсионер, получающий пенсию в возрасте двух сот семидесяти пяти лет. Тупые, но дотошные помощники, оказывается, бывают очень полезны. Другой бы решил бы, что это компьютерный сбой и докладывать бы никуда даже и не подумал.
— А разве это не компьютерный сбой? Очень, даже похоже.
— Во-во, наш Абрамович, руководитель пенсионного фонда, придурок, так и сказал. А вот мой помощник запросил сведения об этих подозрительных выплатах и компьютер выдал, что эти деньги в виде пенсии по старости получает некий Игнатов Александр Михайлович, и пенсия ему была назначена более двухсот лет тому назад.
— Извините, Владимир Иванович, но это все звучит, как полный бред. Такого просто быть не может.
— Может, не может, не знаю. Поэтому я и хочу, чтобы вы взяли, лежащую перед вами бумажку со всеми данными на этого Игнатова, и через день доложили мне действительно или нет, существует такой долгожитель, в каком он состоянии, и если существует, то не мошенник ли он.
— Всего сутки? — поморщился Николай Васильевич.
— Ладно, хорошо даю три дня. Мне ведь нужна надежная, достоверная информация и ждать я уже тоже не могу, — окинул завистливым взглядом молодо выглядящего Николая Васильевича Владимир Иванович. — Да, и если это тебе поможет, можешь снять хоть всех своих сотрудников с других работ.
Ровно через три дня Николай Васильевич докладывал Владимиру Ивановичу о результатах проведенного расследования.
— Вот, Владимир Иванович, как сейчас выглядит, интересующий вас, объект, — начал Николай Васильевич, разложив перед Владимиром Ивановичем фотографии. — Есть еще видео. Если будет нужно, то посмотрим через мой компьютер.
— Да, я этому сверх долгожителю больше двадцати пяти лет ни за что бы не дал. А, что такое отвратительное качество? Фотографировать, что ли разучились? — после долгого разглядывания фотографий сказал Владимир Иванович.
— Извините, Владимир Иванович, проблема у нас с этим объектом образовалась. Мы сначала не поняли, а когда поняли, то отведенное вами время уже заканчивалось. В общем, обойти проблему не успели. Дело в том, что объект ни разу не покинул пределы своей квартиры. Фотографировать пришлось через окно, которое он не мыл лет сто, наверное. А в таких условиях, какое уж там качество? Ни один специалист не вытянет.
— Так он, что из квартиры совсем не выходит?
— Ну, почему? Выходит. Один раз в десять дней, за продуктами. По закону подлости последний раз выходил как раз накануне установления за ним наблюдения.
— А почему он на всех фотографиях, в чем мать родила?
— А зачем ему одеваться, если он сутками лежит в кровати и смотрит в одну точку.
— Неужели вот так вот сутками лежит? — удивился Владимир Иванович.
— Да, так и лежит, если, конечно, не считать его походов в туалет да на кухню, чтобы пожрать.
— Ну, а вот на этом фото, неужели онанизмом занимается? — протянул фотографию Николаю Васильевичу Владимир Иванович.
— Да, вы не ошиблись, это его основное занятие после рассматривания стены напротив кровати. Его сексуальным возможностям можно только позавидовать. Для старика это просто невозможно.
— Что же он себе бабу найти не может? При такой внешности у него никаких проблем с этим делом быть не должно.
— По имеющимся у нас сведениям он ее и не ищет. Возможно, в далеком прошлом у него что-то и было, но сейчас нам не удалось обнаружить ни одного свидетеля подтверждающего его контакты с женщинами. А организм ведь молодой сильный, сексуальная энергия требует выхода. Вот он и сцеживается, так сказать, самостоятельно.
— А может ему жить не на что? Может он с трудом концы с концами сводит? И ему просто не до женщин? Работать ведь он не работает, а на пенсию не разгуляешься.
— Нет, он очень состоятельный человек. Нами обнаружено несколько его высокодоходных счетов с весьма внушительными суммами и они медленно, но верно продолжают расти. Происхождение этих денег нам выяснить не удалось, но счета были открыты без малого двести лет тому назад и около ста лет он ими не пользуется.
— Значит, имеет возможность жить хорошо, развлекаться, но не имеет желания, не хочет, — медленно в задумчивости проговорил Владимир Иванович.
— Очень неприятный тип. Ох, совсем мне он не нравится, — тяжело вздохнул Николай Васильевич.
— Это почему же?
— Да, мутный он какой-то. Ну, посудите сами: родственников, включая дальних нет, даже друзей или хотя бы просто хороших знакомых нет, от жизни ничего не требует, ничего ему не надо. Вообще, впечатление такое, что человек ждет смерти, а жизнь доставляет ему только мучения. Такого, если что, и ухватить будет не за что. А вдруг, все, кто воспользуются его услугами, в таких же уродов превращаться будут? Может нам взять, от греха подальше, да и забыть вообще о существовании этого Игнатова?
— Уже не получиться, — с раздражением остановил рассуждения Николая Васильевича Владимир Иванович.
— Что же нам может помещать, это сделать?
— Интересовались уже, тем, что нам удалось нарыть на этого Игнатова. Между прочим, интересовался ни кто, ни будь, а сам Фальковский Михаил Абрамович, а еще Бреннер, Московский, Бердичевский, Ройзман и так далее по списку, в общем, практически все, кто финансировал мою избирательную кампанию. Не от тебя ли к ним информация ушла? — с укором в голосе спросил Владимир Иванович.
— Никак нет, Владимир Иванович. Обижаете, из моего ведомства так просто никогда еще ничего не уходило. Я думаю, это Абрамович разболтал.
— Ну, конечно же, это придурок Абрамович. А я, старый дурак, даже не приказал ему язык за зубами держать. Хотя он все равно разболтал бы, — обреченно сказал Владимир Иванович. — Все эти господа уже весьма в преклонном возрасте и имеют в собственности практически всю страну, а деньги с собой в гроб не унесёшь. Им позарез омолодиться нужно и прямо сейчас. Так или иначе, но вынудят заниматься этим Игнатовым. Хорошо еще, что информация заграницу не ушла. Представляешь, какой бы был скандал? Столько лет проблема вечной молодости решена, а мы и сами не пользуемся, и молчим, и ничего не знаем. Да и сам я, по правде готов на любой риск пойти, лишь бы снова молодым стать и уж тем более умирать совсем не хочется.
— Понимаю. Конечно, как говориться, кто платит, тот и музыку заказывает, — вздохнул Николай Васильевич.
— Можешь не вздыхать, все равно теперь этим делом будешь заниматься до конца. Ты мне еще главного не сказал. Может этот Игнатов все же мошенник? Воспользовался чужими документами?
— Это вопрос не простой. По документам выходит, что Игнатову Александру Михайловичу действительно двести семьдесят пять лет, но вы же знаете, что все документы у нас существуют только в электронном виде и внести изменения в записи не только теоретически, но и практически можно. Было бы желание и определенные навыки, так можно подделать и даты внесения изменений. Поэтому с уверенностью могу утверждать, что этому гражданину точно немногим более ста лет, а вот все остальное может рассматриваться лишь, как возможное.
— И как же вы сто лет смогли доказать?
— Очень просто, нашли мы двадцать семь человек соседей этого странного гражданина в возрасте от семидесяти пяти до девяносто одного года. Так вот, все эти старички и старушки в один голос заявляют, что помнят Игнатова чуть ли не с младенческого возраста и выглядел он тогда, давно, точно так же, как и сейчас на двадцать пять лет. Теперь к девяносто одному году прибавляем двадцать пять и получаем сто шестнадцать лет.
