Остальная бронетехника нашей конно-механизированной группы обеспечивала в это время штурмовикам захват самого разъезда. В основном в роли старшего брата в песочнице. Достаточно было просто ее присутствия.
Драгуны, грамотно используя складки местности, блокировали все окружающее пространство.
Все как в старой песенке: 'Ах, шарабан мой колеса стерлись… вы нас не ждали, а мы приперлись…'
Разъезд взяли с лету.
С наскока.
Хотя пострелять пришлось.
Все-таки пистолеты-пулеметы в боях на коротких дистанциях среди застройки это действительно вундервафля. А когда ими вооружен целый батальон… да против старых винтовок роты тылового охранения, в которой служат дядьки третьего срока мобилизации…
— Все трофеи с бронепоезда ваши, полковник. Но за это поможете нам разграбить разъезд. Добро?
— Не увлекайтесь особо трофеями, майор, — дал мне совет седоусый драгунский полковник, упаковывая бинокль в кожаный футляр. — Сколько хороших кавалерийских командиров на этом погорело… Тьма… Ушедшие боги учили, что жадность грех, а умеренность благо. Это правило помогло мне дожить до седин в пяти войнах.
— Такие уж мы люди, бронемастера, — усмехнулся я. — Без необходимого как-нибудь проживем, а вот без лишнего никак не сможем. Но не беспокойтесь, полковник, что сами не съедим, то мы обязательно поднадкусываем, но врагу целым не оставим.
* * *
Двух драгун, которые залив глаза трофейным спиртом вознамерились сжечь состав, в котором ничего вкусного для них не нашлось, с их точки зрения, так ерунда… керосин в бочках, снаряды к капонирной артиллерии, патроны республиканских калибров, да оборудование полевого госпиталя… пришлось расстрелять перед строем.
Их полковник не возражал только потому, что на соседней ветке стоял эшелон с сеном, овсом горохом, копчеными свиными окороками, крупой и растительным маслом.
— Идиотизм не лечится, майор, — буркнул полковник, когда я озвучил свое мнение, что за такое поведение его подчиненных лоб зеленкой мажут. — Делайте с ними что хотите. Вы — командующий группировкой.
А я пришел в бешенство не только из-за керосина, который был в моих самоходках основным топливом. Через главный путь напротив 'приговоренного' пьяными драгунами состава стоял неразгруженный эшелон с четырехорудийной корпусной батареей. Длинные шестидюймовки. К каждой угольный рутьер прилагался в качестве тягача. И еще четыре рутьера обеспечения с прицепами. И положенный боекомплект.
Еще со средневековья повелось что пушки — главный трофей для командования. И чем больше пушки, тем больше славы. В принципе, нам бы их и горелыми засчитали за подвиг, но… я как раз обдумывал мысль как бы приспособить этот вкусный трофей для обстрела с тыла республиканского укрепрайона. А тут эти… самки собаки с факелами.
В целях экономии расстреляли дурных драгун из трофейных винтовок. Перед строем. Чтобы другим неповадно было. А то у некоторых от обилия трофеев крышу сносит очень капитально. До того, что высшей радостью становится индейский патлач.
Снесли с платформ рутьеры с прицепами, нагрузили их полевым госпиталем и погнали в давно присмотренный овражек за позициями пехоты. А тыл погнали четверку вестовых в штаб армии со слезницей 'прислать врачей, принимать такое чудо'.
Заодно отправил с ними донесение командарму графу Далинфорту с предложением одновременного артиллерийского удара по бетонному укрепрайону, оседлавшему железную дорогу. Отдельно приложил список ракетных кодов для согласования действий. Чтобы когда пойдут с вражеского тыла брать ДОТы мои штурмовики, то не попали бы они под 'дружественный' огонь.
Реквизировали все сани, которые только нашлись. Переставили на них пулеметы с тачанок и послал я эскадрон драгун с отделением саперов встречать тот эшелон, который я увидел с воздуха. 'Коломбину' еще за ними закрепил для усиления.
Копали еще позиции со стороны полуокруженного укрепрайона. Обложить его как следует по военной науке, сил нет. С юга у меня только редкая завеса кавалерии. Вся надежда на бронетехнику.
Всем нашлась работа. А после расстрела драгун все только показывали чудеса трудового героизма. Все же у меня репутация…
Пленных также припахали и на разгрузочные работы, и на земляные. Конвоиры их приободряли, что это ненадолго, что скоро они поедут в Рецию виноград кушать.
А с лыжами вообще анекдот вышел. Набрели мои диверсанты в лесу на самую настоящую элитную лыжную базу. С банькой, банкетным залом, столовым серебром, номерами и дюжиной десятков лыж с палками. Очень удачно попали. Сезон здесь у них открывался на новый год.
Организовал за лыжами санный поход. Рота штурмовиков у меня станет лыжной. Все скорость движения будет выше, чем пешком по снегу топать.
А сани с лошадьми и стирхами пришлось реквизировать и по окрестным деревням. То, что было на разъезде, нам откровенно не хватило.
Пришел обоз из тыла от командующего армией. Подкрепления.
Личный представитель командарма — одна тушка полковника генерального штаба, который брал на себя всю штабную работу на плацдарме. С адъютантом, двумя помощниками, собственными денщиками и поваром. В обозе еще с ними телефоны и провода с отделением связи.
Врач, принимающий у меня трофейный госпиталь — одна тушка плюс три фельдшера и пяток страшненьких сестер милосердия. С ними две фуры презервативов, Фуры! Отнятые от доставки продовольствия и боеприпасов.
— Прифронтовая полоса, майор, зона повышенного риска венерических заболеваний. И ваша задача как командира не допустить вспышки хотя бы эпидемии триппера. Я уже не говорю за сифилис.
Хотелось мне ему надерзить, что его медсестрички большее бактериологическое оружие, чем окружающие нас пейзане. Но посмотрел на их корявые рожи и понял, что я погорячился. Лично мне столько не выпить. Даже с большой половой голодухи.
Кондомы еще понятно, объяснить можно, но тюки листовок, которые я должен разбрасывать с аэроплана… это уже за пределами добра и зла. Посылали мы в укрепрайон парламентера из пленных офицеров под честное слово. Вернулся уже. С отказом.
Что было хорошего, прислали расчеты к трофейным шестидюймовкам, и я с легким сердцем отослал своих артиллеристов обратно в коробочки.
И пехоту — царицу полей все же прислали. Два полка. Полноценную бригаду со штабом и в главе с целым генерал-майором Дзиньвертом.
— Вот и прекрасно, ваше превосходительство, — ответил я на его представление и козыряние полномочиями. — Вы тут командуйте, а я в рейд пошел. Мне еще приказ фельдмаршала выполнять, а я на целые сутки уже из графика выбился.
— Кавалерия… — растопорщил усы генерал с явным намерением меня все же построить.
— Кавалерия идет в рейд со мной, генерал, потому как придана мне еще до прорыва. И под нее уже нарезаны задачи. Вам я оставляю из своей конно-механизированной группы пехотный полк. Он просто за нами не угонится. И все трофейные пушки и пулеметы. Боеприпасов республиканцы для вас запасли много. С запасом. Так что… майор гвардейской артиллерии Кобчик пост сдал.
— Генерал-майор Дзиньверт пост принял.
И мы обменялись вполне дружественным рукопожатием.
Когда я после распитой с генералом сливовой водки вышел из домика смотрителя разъезда, подошел обоз с лыжами. Опять траблы на всю ночь — маскхалаты шить на штурмовую роту, которая в одночасье стала лыжной. Благо несколько штук портяночной бязи в трофеях обнаружилось.
Вообще я весь из себя такой вредный объявил парко-хозяйственный день. Осмотреть технику, где надо починить, заправить, добавить боекомплект и быть готовыми утром после завтрака выйти в рейд на Кард.
Наверное, чтобы задобрить такого злого меня, разведчики подарили мне шикарную двустволку с серебряной инкрустацией, которую прихватили на той буржуинской лыжной базе, откуда и лыжи.
Напоследок на правах победителя я забрал с собой, пока генерал не прочухался, логистические рутьеры с прицепами от трофейной корпусной батареи республиканцев. Забрал бы и остальные четыре, что тягачами работали, но у меня в КМГ больше машинистов не оказалось. Хоть каких…
* * *
Кард хорошо просматривался с поросшей редким лесом сопки в бинокль. Как на ладони. Покрытый инеем город выглядел сахарным пряником. И даже вагоны с паровозами на огромном отстойнике смотрелись шоколадным марципаном, присыпанным сахарной пудрой. Аккуратный такой город. Старый. Уютный и красивый, несмотря на то, что половину его площади занимало железнодорожное хозяйство.
Две трети присланных командармом листовок я прикарманил и теперь аэроплан активно разбрасывал их над городом.
Вчера раскидывали их над укрепрайоном. Бесполезно. Ответили стрельбой зенитных пушек, и летнаб совершенно правильно решил дальше не рисковать. Остаток агитации так и уехал с нами.
