Не успел я пройти и ста шагов, как мое внимание привлекла дверь в склоне оврага. Без всякого сомнения, хоббичья нора. Я радостно устремился к ней, я только сейчас понял, как мне не хватало все это время общества равных.
Я вежливо постучался, и через минуту дверь открылась. Я опешил — на пороге стояла юная девушка.
Вам не понять красоту девушки-хоббита, вам не понять, как неизъяснимо-прекрасны могут быть маленькие круглые глазки со светло-коричневой радужкой и розоватыми белками, какое сладкое томление вызывает у хоббита-юноши идеальный круг девичьего лица, нарушаемый лишь выступами пухленьких щек, какие чувства поднимаются в душе при единственном взгляде на упитанные ножки, густо поросшие мягчайшей шерстью… Впрочем, я тоже не понимаю, что такого замечательного в признанных человеческих красавицах, для меня они все — огромные, угловатые и тонконогие цапли с вытянутыми, какими-то птичьими лицами. Воистину, у каждой расы свои представления о прекрасном.
Я учтиво поклонился и церемонно представился, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно:
— Хэмфаст, сын Долгаста из рода Брендибэк к твоим услугам, прелестная незнакомка.
Прелестная незнакомка церемонно присела и произнесла:
— Нехалления, дочь… — Она замялась, будто безуспешно пыталась что-то вспомнить, но так и замерла с открытым ртом. Неужели она не помнит, кто ее отец?
Когда я проснулся, за окном был ранний вечер. Интересно, я так долго проспал или маги так долго меня изучали? Не помню.
Я оделся, умылся, вышел в обеденную залу к завтраку (или к ужину?) и в этот момент понял, что кольцо исчезло.
Вначале я подумал, что прославленные аннурские маги сумели-таки снять с меня это проклятое кольцо, но, когда я сообщил о пропаже кольца Дромадрону, оказалось, что маги здесь ни при чем. Кольцо просто исчезло, пока я спал, исчезло, непонятно почему.
Дромадрон взволновался и снова побежал в Крепость. Я успел поесть и выпить пива, а затем наступила ночь, и мое тело снова обследовали, и мою душу снова изучали, и это было еще утомительнее, чем в первый раз, а самое противное заключалось в том, что мое начинающееся опьянение убили заклинанием в самом начале экзекуции.
Настало время поговорить о сексуальном поведении хоббитов.
Всем разумным расам Средиземья ведома любовь, но каждый понимает ее по-своему. Для орка любовь — высшее проявление долга, для гнома — природная сила, подобная тем, что заставляют вызревать самоцветы в подземных жилах, для человека… люди больше всех говорят о любви, они посвящают ей сотни стихов и тысячи песен, но на самом деле любовь не значит для людей почти ничего. Иначе почему в половине людских королевств законом допускаются разводы? Почему повсюду среди людей супружеская измена считается в порядке вещей? Почему в каждом большом городе сотни женщин живут тем, что совокупляются за деньги, иные до десяти раз на дню? И после всего этого людские поэты смеют утверждать, что имеют право говорить о любви!
Для нас, хоббитов, любовь — это мечта, чаще всего, к сожалению, недостижимая. Когда юноша-хоббит достигает брачного возраста, его родители или опекуны находят ему достойную пару, играется свадьба, и молодая семья начинает долгий и счастливый путь от порывистой юности к степенной зрелости и мудрой старости. У нас почти не бывает семейных ссор, ведь какой хоббит в здравом уме посмеет обидеть жену словом или, паче того, поднять на нее руку? Каждый хоббит с малолетства знает назубок заветы предков, и кто осмелится их преступить? Люди думают, что мы боимся наказания за нарушение законов, но это не так. Просто законы нельзя нарушать, и каждый хоббит признает это всем сердцем и расписался бы под этими словами кровью, если бы потребовалось. Люди не удивляются, что среди нас нет преступников и пьяниц, они объясняют это нашим природным миролюбием. Но семейную жизнь хоббита людям не понять.
Изредка, примерно раз в поколение, случается так, что хоббит влюбляется. Он становится рассеянным, любая работа валится у него из рук, и только вид возлюбленной, ее улыбка и добрые слова на какое-то время возвращают его в нормальное состояние. У такого хоббита меняется аура, и, когда визард понимает, что произошло, юноша приходит в хейнбирс и проходит через необходимые ритуалы, и собирается совет клана, и визард провозглашает, что в клане появился влюбленный. Спешно играют свадьбу, и никого не волнует, что юноша может быть сыном золотаря, а его возлюбленная — дочерью вождя. Когда в клане присутствует истинная любовь — это великое счастье. Не только потому, что влюбленный хоббит после свадьбы неизбежно становится лучшим мужчиной клана, овладевая присущим ему талантом лучше любого не изведавшего великой тайны любви. Но и потому, что хоббиты, общающиеся с влюбленным, освещаются светом его ауры, и в течение трех лет, а бывает и пяти-шести, клан не покидает удача.
Раз в несколько столетий в клане происходит великое чудо обоюдной любви. Тогда аура девушки устремляется навстречу влюбленному юноше, потоки маны переплетаются, и происходят удивительнейшие вещи. Хейнбирс удваивает магическую силу, визард открывает для клана неведомые ранее заклинания, охотники никогда не возвращаются без добычи, рожь и ячмень дают урожай даже в дождливые годы, младенцы перестают умирать, у всех молодых матерей всегда хватает молока, торговля становится удачной. Осчастливленный клан надолго приобретает могущество. Кто знал триста лет назад, кто такие Вжеллинги? А теперь они третьи после Брендибэков и Бэггинсов. Дети, рожденные от священного союза, достигают великих высот в общественном положении, старший сын счастливой пары всегда становится вождем клана. Дети старого вождя с радостью уступают ему право наследования, ведь воспрепятствовать благословенному означает воспротивиться процветанию клана, а кто отважится даже подумать о таком?
Я не визард, и мне неведома традиционная магия моего народа, которую Учитель называет низшей. Но я уже умею чувствовать колебания своей ауры, и, похоже, те странные трепетания, что впервые проявились вчера, нельзя объяснить ничем иным, кроме как тем, что на меня снизошла благодать. И то, как аура Нехаллении устремилась ко мне, и то, что напряженность маны мгновенно удвоилась, тоже нельзя объяснить ничем иным. Наши астральные сущности слились, слились еще до того, как мы успели завершить приветствие, и в мире зародилось то новое, имя которому любовь.
Все это здорово, но Нехалления не принадлежит к моему клану. Само по себе это не страшно, это даже хорошо, но то, что она не принадлежит ни к какому другому клану, — просто ужасно. Ведь в соответствии с законами нашего народа такое существо, как она, просто не может существовать. Хоббит, не помнящий отца, — это нонсенс!
Мы долго разговаривали с Нехалленией. Оказалось, что, когда разговор идет о каких-то бытовых мелочах, она — совершенно обычный хоббит. Она знает и умеет все, что должна знать и уметь пятнадцатилетняя девушка, но ее личностная память абсолютно пуста. Она не помнит своих родителей, она не знает, из какого она клана, хотя она знает, что хоббит вне клана немыслим. Она знает, как надлежит жать рожь, пасти свиней и готовить пищу, но сама она никогда не делала этого, ведь в ее жилище есть точно такая же волшебная дверь, как в моей каморке, и там всегда находишь то, что тебе нужно. Она не помнит, когда впервые осознала себя, и я не набрался смелости сказать ей, что она сотворена всего час назад и что единственная цель ее сотворения состояла в том, чтобы я не перенапрягся, просиживая дни и ночи над магической книгой.
Можно ли считать хоббитом существо, сотворенное магическим образом и не знающее родителей? Если да, то какое место оно должно занять в сложной структуре хоббичьего клана? Не зная ответов на эти вопросы, нельзя принять решение, что делать с ней дальше. Дематериализовать? Хоббиту невозможно даже помыслить об убийстве себе подобного. Оставить здесь? Хоббит никогда не оставит хоббита в беде, и не важно, что девушка считает, что с ней все в порядке. Впрочем, она так уже не считает — когда Нехалления поняла, что мои вопросы не имеют ответов, она расплакалась, и непросто было прекратить течение ее слез. Я обещал, что не оставлю ее, и теперь я не могу ее оставить, ведь хоббит не может нарушить слово, данное другому хоббиту. Мне придется взять ее с собой в Хоббитанию, а я не могу это сделать, ведь любому визарду хватит единственного взгляда, чтобы понять, что эта красавица не настоящий хоббит, и мне страшно представить себе, что визард о ней подумает.
Учитель был прав — я не захотел долго оставаться в жилище Нехаллении. Я возвращался в свою каморку почти с радостью, я хотел снова припасть к волшебной книге и хотя бы на минуту забыть о вопросах, на которые не могу ответить. Но, когда мои глаза привыкли к полумраку, я увидел, что за моим столом сидит Учитель.
