— Но кто это «мы»? От лица каких-таких параноиков ты вещаешь?
— Замолчи, это замечательные люди, способные спасти мир. — Зина одновременно и по детски, и по-фанатски поджала губки.
— Честно говоря, я не хотел бы спасать его ценой своей шкуры. Но, возможно, я большой эгоист. Значит, двадцать пять тысяч деревянных солдат вам нужны, чтобы организовать новый порядок. И какой же — коммунистический, фашистский, исламский, маорийский, вудуистский?
— Среди нас есть коммунисты, умеренные нацисты, исламисты, капиталистов поменее, но тоже присутствуют. Есть негры, немцы, ненцы, чеченцы, чехи, японцы, яванцы, якуты и так далее.
— Прямо четвертый интернационал. Но предыдущие три, кажется, уже поработали на славу. Народ качественно улучшался, хоть, правда, в числе порой сокращался. Но человечество в целом разве сократишь? Только отвернешься, а оно уже плодится начинает.
— Мы берем, Вася, все здравое, что имелось в старых системах. У коммунистов — тягу к светлому будущему и презрение к дешевой свободе, у фашистов — память о предках и поддержание единства, у исламистов — веру в свое предназначение и ярость к врагам, у капиталистов — бережливость и хватку.
— Мне так нравится, Зина, что вам пригодились казалось бы весьма сомнительные достижения человечества. Произошел безусловно творческий синтез всех дотоле существовавших диктатур и инквизиций.
— Но мы хотим диктатуру достойных людей.
— Я согласен, Зина. Возьмите меня в свою банду… Ну, короче, взяли бы вы меня, если бы я за вас проголосовал обеими руками и ногами?
Девушка как будто слегка смутилась.
— Тебя нет. Дело в том, что ты…
— Понял. Еврей по папе.
— У нас есть евреи и по маме, и по папе. Но ты — бесхребетный соплежуй, даже если и со способностями. Ты или чувствуешь себя виноватым хрен знает из-за чего, или обижаешься из-за какой-то ерунды; ты не способен пойти за вождем, поверить в идею, ты все время что-то копаешь и во всем сомневаешься. Ты невротик, у которого душонка мечется, как вошь на гребешке. Бесприципный паразит, вот ты кто. Ты можешь предать общее дело в любой момент. У тебя через несколько лет случится инфаркт, или ты сопьешься или ты переширяешься до усрачки какой-нибудь наркотой. Ты на нашем жаргоне — «пена». Мы умеем это определять сразу, по магнитным полям мозга.
Зина высказывала свои убеждения вполне уверенно, твердо, слегка даже отбивая такт здоровой рукой, хотя не без некоторой торопливости.
— Ты говоришь «пена» и я сразу вспоминаю пиво… Какие же вы все таки идеалисты. Кстати, никто из тех, кто летел в вертолете, не должен был спасать тебя при аварии?
— Нет. — несколько горячее, чем нужно отозвалась Зина. — Ким ушел, потому что так надо было для нашего общего дела. Но есть те, кто обязан спасать меня по должности своей. Эти люди прилетят с базы.
— Ясно. Вы не только большие идеалисты, но попутно и приличные бюрократы: одному положено только калечить, другому только спасать. Ну так что за общее дело, чем займетесь-то после того как вы победите шахидов-моджахедов и покорите всю Землю?
— Во-первых, мы не собираемся их побеждать. Это люди в чем-то похожи на нас, только более примитивные. Мы припугнем их, поставим на место, и сделаем своими братьями. Меньшими, конечно. К сожалению, концепции полного равенства остались в области утопий. А бороться всерьез мы будем с «пеной». Мы избавимся от нее, во имя установления гармонии. И дело тут не в нашей жестокости. «Пена» потребляет слишком много ограниченных ресурсов на нашем Шарике и не то что гармонии, любому порядку подчиняться не желает.
— Я как будто уже слышал что-то в этом духе. Григорием Климовым попахивает… Значит, одни психи якобы хотят расправится с другими психами, но бить-то будут в первую очередь тех, кто от них сильно отличается, то есть нормально соображающих людей… А что потом, так сказать — на десерт?
— А потом мы выполним наше космическое предначертание.
— Ого, Зина, это, действительно, идеал так идеал. И кто же его спустил? Вы религиозны?
— Иные из нас — да, другие — нет. Но предначертание поступило от Учителей. Когда мы будем готовы, они помогут создать нам сверэнергетику и уведут нас в другой мир, где мы обретем общую бесконечную жизнь. — глаза вещающей Зины вспыхнули, словно бы она уже видела прекрасную светлую вечность. — Но об этом не знают даже первичные члены нашей общности, которых мы называем «листьями». Впрочем, любой из «листочков» может, раз-два, и сделаться всезнающим «стволом»… ну и запросто вернуться в прежнее состояние.
— Ясно, что это за Учителя. Это — Пузыри, наши космические конкуренты. За ними, кстати, присматривает галактическая полиция, Смотрители, чтобы те слишком не набедокурили. Это, значит, для Пузырей ваша новая общность будет чистить Землю от так называемой «пены».
Зина гордо отвернулась.
— Убей меня, но не смей так говорить.
— Убить? Обещаю подумать об этом на досуге. — сказал Василий и подумал, что, пожалуй, иным образом на такую девушку повлиять невозможно. И вдруг как будто издалека послышался голосок Акая: «Покажи ей.»
Тогда Василий, несмотря на оказанное сопротивление, сжал Зинины руки в своих, да так что бледные глянцевые пятна на его ладонях пришлись на центры ее ладоней. А потом ему показалось, что он быстро тянется вверх. И Зине, скорей всего, тоже. Они, как два сверхбыстрых растения, стремились, сплетаясь, все вверх и вверх сквозь многоцветные тоннели. Они преодолевали не то атмосферу Земли, не то экраны и завесы, отделяющие наш мир от других. А впереди летел маленьким поводырем Акай.
В итоге они увидели скопление Пузырей. Те слипались, включали и поглощали друг друга, образовывая вместе прекрасные соцветия, а гармоничные букеты сообща творили сияющие города-сады.
— О да, да! Мне это нравится, — шепнула очарованная фанатичка.
— Я так и думал, — сказал себе Василий, — разве ее чем-нибудь проймешь.
И тут обзор переменился — Пузыри предстали словно на предметном стеклышке микроскопа. И стали совсем как копошащиеся инфузории, которые сливаются, делятся и ищут питательные вещества, частички всякого дерьма, чтобы сытно покушать.
Микроскоп словно дал большее увеличение и были воочию показаны «частички дерьма», питательные вещества. Это были медленно кружащие вихри, состоящие из… Там угадывались люди, сгустки человекоподобных структур, какой-то человеческий планктон.
А потом чудо-растения, вознесшие Зину и Василия, резко осели и снова стали точками, затерявшимися в сибирской тайге. Минуту она молчала, в потом оторвала свои руки от его и сказала:
— Я ничему этому не верю, это — наведенная галлюцинация, ты — опытный враг, психотерапевт долбанный.
— Конечно же, Зина, я не сомневался, что ты не поверишь. Разве коммуняка или фашик откажутся от своих привлекательных идей из-за разговоров о ГУЛАГе или Освенциме. Коммунист скажет: « Сажали только врагов народа, которые плевались ядом в колодцы и мочились на колхозное сено». А нацист добавит: «KZ — Lugen. Kein Gas fur Juden.»
— Проваливай. — сказала она. — Пока та куча, которую ты устроил в лесу, притянет моих товарищей, ты будешь уже далеко.
— Ну, конечно же, теперь я становлюсь лишним на празднике жизни. Она у тебя вне всякой опасности, и ты можешь прожить ее так, чтобы Пузырям понравилось.
Василий уже повернулся, чтобы отправится восвояси, но тут Зина притормозила его:
— Дай-ка я тебя напоследок чмокну. В благодарность за штаны.
— Ну, черт с тобой. Целуй, что уж с тебя еще возьмешь.
После довольно дежурного, хотя и плотного поцелуя, Василий почувствовал какую-то крупинку во рту. Да и проглотил, потому как рядом с дамой плеваться неудобно. Впрочем, уже секунду спустя дорога захватила все его мысли.
Зарубка 13. (там же) «По грибы, по ягоды»
Он слышал и даже видел спасательно-карательный вертолет. Зину тот наверняка спас, а вот покарать уж никого не смог — кишка тонка. Вертушка пронеслась над Василием, шаря всеми детекторами, но он закопался в еловые лапы, и та улетел ни с чем. А как же иначе? Лишившись маяка, он стал для бывших «друзей» как бородавка на заднице у слона. Кстати, Василий Самуилович величал их теперь не друзьями, а «интернационалистами».
А потом продолжился путь, напоминающий об отступлении немцев от Москвы и наступлении татар на Владимирско-Суздальскую Русь.
К счастью, это не завершилось полным поражением какой-либо из сторон.
По дороге, вернее на привалах, Василий несколько раз рассматривал антикварную тарелку, размышляя о том, не выбросить ли. Ценность-то ее сомнительна, а вот на полкило тянет.
Сантиметров двадцать в диаметре, выполнена из некоего серебристого сплава, похоже, что серебро с чем-то. Но вся испачкана каким-то окаменевшим бурым дерьмом. При том у Василия даже никакого ножика, чтобы почистить-поскоблить ее. Но однажды потянулся он к «историческому» медальону, подарчику Назыра, думал, им поскрести. Результат превзошел все ожидания. Лишь слегка нажал на крохотную коробочку с двух сторон, и бац — из нее вылезло небольшое, но твердое лезвие. Покрутил талисман еще маленько и понял, что это настоящий комбайн. Тут и отвертка, и пинцет, и пилка, и даже стамеска. Вот тебе и наследие Ибн-Зайдуна.
