не из хорошего, не из центров интеллектуального обогащения, не из двигательных центров, не из зрительных центров. Это надстройка над системой полового обоняния. То есть хуже эволюция пошутить над нами не могла! Наш интеллект построен для того, чтобы обслуживать наши половые органы. Проблема в том, что наш мозг эволюционно является надстройкой над половыми центрами. Вообще целиком, вот всё, что с бороздами и извилинами.
Из скандальных заявлений профессора Сергея Вячеславовича Савельева.
Неприметный автомобильчик ехал на средней скорости по живописной весенней трассе. Лучи солнца весело купались и играли на его поверхности. Вокруг все ближе и ближе подбиралось лето, хотя деревья все еще стояли в дымке. Сара Мессмэр сидела за рулем и лениво, одним пальчиком в черной перчатке, держалась за пухлый руль, второй рукой она подпирала свою щеку. Рядом, обхватив свои колени, сидела лаборантка Кэт. Уже пятнадцать минут они не разговаривали друг с другом. В конце концов, молчание прервала Сара Мессмэр.
— Кэтрин, — сказала она. — Послушай меня внимательно. Ведь достаточно подключить логику. Просто логика. Ты же человек логичный, я надеюсь.
— Говори Сара, — ответила лаборантка Кэт. — Мне нужно, чтобы ты говорила.
— Хорошо, говорю. Давай вернемся к логике. Если доктора Кэролайн не убить, то она убьет Кобру Фохт ведь так?
— Так. И она действительно убьет ее. Я в этом не сомневаюсь.
— Вот, этот факт мы с тобой уже установили. Едем дальше. Если она убьет Кобру Фохт, то мы лишимся самых дорогих товаров во вселенной. Товаров из первичной нереальности. Ты согласна с этим?
— Согласна, — ответила лаборантка Кэт, посмотрев на Сару тусклыми глазами.
— Значит твоя мечта, избавиться от суспензии, что сидит в тебе, будет уже не осуществима. Потому как технология по переносу твоего сознания обратно в тело двадцатитрехлетней девушки, как ты этого хочешь, стоит диких миллиардов межпространственных кредитов. Нет Кобры Фохт — нет ее товаров — нет кредитов. Логично?
— Более чем логично, — грустно ответила лаборантка.
— Ты мне скажи вот что, — сказала Сара, взяв руль обеими руками и увеличив скорость, так как пошла удобная ровная трасса, и можно было разогнаться до ста сорока, что Сара и сделала. Правда, она посматривала на маячок, и слишком близко к девушкам не приближалась. Все время сбавляла скорость, чтобы быть не обнаруженной. — Скажи мне такую подробность, тогда в 1801 году Кобра Фохт напала на вас обеих сразу?
— Да. Мы были очень близкими подругами. Мне было двадцать два года, а ей было двадцать пять. Мы шли вместе, держались за руки. И она напала на нас. Заставила пойти в книжный магазин и купить ее книги. Она тогда охотилась на девушек под видом знаменитой писательницы женских любовных романов Кобры Фохт. Мы купили ее книги. Стали этим же вечером читать и она нас стала готовить к пожиранию. Красная Черепаха сделала двоих супервоинов при помощи суспензии. Меня и Кэролайн.
— Значит, в отличии от Кэролайн, ты не хочешь смерти Кобры Фохт?
— Я хочу вернуть себе тело двадцатитрехлетней девушки. Я хочу быть живой. Я не хочу быть ужасным мертвецом с суспензией внутри. Я ведь просто девушка. Мне до сих пор двадцать два года. Хоть и прошло уже время, но я просто девушка. Я не убийца, не кровосос не палач. Как это ужасно существовать мертвой. Ты даже себе представить не можешь.
— А Кэролайн?
— Кэролайн обезумела. Она хочет мести. Она все время говорит, что уйдет в бездну только вместе с последней хищницей. И что она отомстит ей за каждую съеденную девушку. Она не хочет больше ничего. Она хочет только мести.
— А ты хочешь вернуть себе живое тело?
— Я хочу вернуться в живое тело и хочу любить, хочу родить ребенка. Я хочу познать мужчину в постели. Я хочу быть женщиной. А не этой гадкой суспензией.
— Ты не успела переспать с мужчиной до того как напала тварь?
— Нет. Не успела. Я даже не целованная. Я тогда, когда она напала на нас, шла и несла ему полевые цветы. Сама нарвала. Хотела признаться ему в любви.
— Как его звали?
— Кристиан… я любила его. Он так и не познал меня. Хищница на меня напала. Потом Красная Черепаха превратила меня в мертвое чудовище.
— То есть ты ни разу не спала с мужчиной?
— Я ни разу не спала с мужчиной, и даже не знаю что это такое. Я суспензия, у меня нет половых органов, у меня не работают груди. Я не хожу в туалет. Это просто мучительно. Я могу только пить кровь людей, чтобы суспензия во мне не мутировала. Каждую неделю по два раза должна выпивать свежую кровь. Выпивать досуха. Вот моя ложная жизнь Сара. Я убиваю, убиваю, убиваю.
— Я не совсем понимаю. А как же ты испражняешься? У тебя же все равно должны быть отходы.
— Суспензия имеет еще одно измерение. Отходы сбрасываются в пустотную реальность. Я не очень-то контролирую этот процесс. Я знаю, что у меня есть дополнительное измерение, которое позволяет мне идеально уворачиваться от пуль во время боя. А воевать и убивать приходится часто, корпорация Шамир меня частенько используют как наемника. Того убить, там разнести, тех замочить, этого сопроводить… я устала от этого.
— Я тебя понимаю Кэтрин. Это не жизнь для девушки.
— Я была такая же, как Элизабет Вэнс. Такая же сладенькая и вкусненькая, как говорит Кобра Фохт. Да и Кэролайн была тоже, хорошенькая. Мы обе были конфетками. Вкусненькими такими. Я уже привыкла за это время, когда вижу хорошеньких девушек, понимать что это пища для хищницы. Этакие, ходячие тортики с кремом. Когда хищница нападет — просто вопрос времени. Но, конечно, может повезти, и девушка избегнет этой участи. До старости доживет. С трудом себе представляю, сколько девушек вообще сожрала эта тварь.
— А ты понимаешь ее природу?
— Да, понимаю, они артефакты, которые возникли в первичной нереальности, связаны с эволюцией женской меметики. Женщины эволюционировали, у них повышалась интенсивность меметики, появились паразиты из первичной нереальности, которые стали этим питаться. Чистая биология, о которой мало что известно самим биологам и физикам.
— Ты знаешь, Кэт. Мне страшно об этом думать, я предпочитаю просто забыть об этом. Каждый раз, когда задумываюсь — холод по коже.
— Я давно уже прекрасно понимаю, как устроена наша реальность. Напоминаю Сара, мы находимся в массивной многомерной аномалии, где сидит многомерный симбиот-мицелий, который соединен со своими плодовыми телами многомерной сигнально-пищевой сетью. То, что мы называем мозгом — это орган многомерного мицелия, который крепится к самому плодовому телу.
— Не хочу ничего
