— Да. Теперь я окреп, хвала Аллаху, но тело мое все еще страдает от перенесенных невзгод.
Он что-то пробормотал себе под нос, но открыл свой кожаный мешок и приготовил инъекцию.
— Это в последний раз, — сказал он. Затем сделал мне укол в бедро.
Мне пришло в голову, что у него, возможно, было мало лекарств. Хассанейну приходилось лечить все травмы и болезни племени, и, возможно, я уже потребил большую часть его обезболивающих препаратов. Я пожалел, что эгоистически использовал этот последний укол. Вздохнул и стал ждать, пока соннеин подействует.
Хассанейн ушел из шатра, и снова появилась Нура.
— Говорил ли кто-нибудь тебе, сестра моя, что ты прекрасна? — спросил я. Я не был бы так смел, если бы в этот момент наркотик не начал распускать свои лепестки у меня в мозгу.
Нура очень смутилась. Она закрыла лицо покрывалом и села на свое место у стены. Она не говорила со мной.
— Прости меня, Нура, — невнятно пробормотал я.
Она смотрела в сторону, и я выругал себя за тупость. Затем, как раз перед тем как погрузиться в теплый, чудесный сон, она прошептала:
— А я правда так красива?
Я криво усмехнулся, и мой разум поплыл из этого мира.
Память стала ко мне возвращаться. Я вспомнил, что сидел рядом с Хаджаром на борту суборбитального корабля, а напротив сидели Фридландер-Бей и Хаджаров головорез. Хаджар, этот грязный коп, с удовольствием посматривал на меня, покачивая головой и злобно хихикая. Я поймал себя на мысли о том, насколько трудно мне будет свернуть его костлявую шею и оторвать голову.
Папе удавалось сохранять спокойствие. Он не собирался доставлять Хаджару удовольствия, показывая, что тот его достал. Чуть погодя я тоже постарался сделать вид, что Хаджара и его гориллы не существует. Я убивал время, представляя всевозможные несчастные случаи и то, как они оба погибают.
Через сорок минут полета, когда челнок достиг высшей точки параболы и заскользил вниз к пункту назначения, из задней кабины, отдернув штору появился высокий человек с худым лицом и огромными черными усами. Это, как я понял, был кади, гражданский судья, который принимал решение по делу, в котором были замешаны мы с Папой, в чем бы нас ни обвиняли. Мое настроение не улучшилось, когда я увидел, что он одет в серую униформу и кожаные сапоги офицера чаушей.
Он глянул на пачку бумаг, что держал в руке.
— Фридландер-Бей? — спросил он. — Марид Одран?
— Вот и вот, — сказал лейтенант Хаджар, ткнув в нас большим пальцем.
Кади кивнул. Он по-прежнему стоял в проходе позади нас.
— Очень тяжелое обвинение, — сказал он. — Вам лучше признаться и просить о помиловании.
— Послушайте, приятель, — сказал я, — я еще ничего не слышал! Я даже не знаю, что нам приписывают! Как мы можем признаться? Нам даже не дали возможности подать жалобу!
— Можно я скажу, ваша честь? — вмешался Хаджар. — Я взял на себя смелость подать жалобу от их имени для экономии времени и городских средств.
— Это совершенно противозаконно, — пробормотал кади, шелестя бумагами. — Но поскольку вы подали обе жалобы по незнанию, то я не вижу в этом проблемы.
Я стукнул кулаком по подлокотнику кресла:
— Но вы только что сказали, что нам было бы лучше…
— Спокойно, племянник, — невозмутимо сказал Папа и повернулся к кади.
— Прошу вас, ваша честь, скажите, в чем нас обвиняют?
— О, в убийстве, — рассеянно сказал судья. — В убийстве первой степени. Теперь, если все…
В убийстве? — воскликнул я, услышал смех Хаджара, обернулся и бросил на него яростный взгляд. Тот от страха заслонил лицо руками. Головорез ударил меня по лицу. Я в ярости повернулся к нему, но он просто сунул мне под нос дуло своего игломета. Я немного поутих.
— И кого мы якобы убили? — спросил Папа.
— Минуточку, у меня где-то записано, — сказал кади. — Вот. Полицейского офицера по имени Халид Максвелл. Преступление было раскрыто помощником шейха Реда Абу Адиля.
— Я так и знал, что тут замешан Реда Абу Адиль, — прорычал я.
Халид Максвелл… — сказал Отец. — Я никогда не знал человека с таким именем.
— Я тоже, — сказал я. — Даже и не слышал об этом парне.
— Это один из моих наиболее доверенных подчиненных, — сказал Хаджар. — Город и полиция понесли тяжелую утрату.
— Мы не делали этого, Хаджар! — крикнул я. — И ты это знаешь!
Кади сурово посмотрел на меня.
— Слишком поздно отрицать, — сказал он. Казалось, вислый нос и густая растительность под ним были чересчур тяжелым грузом для его смуглого лица. — Я уже вынес вердикт.
Папа слегка забеспокоился:
— Вы уже вынесли решение, даже не позволив нам представить свою версию событий?
Кади похлопал по пачке бумаг:
— Все факты здесь. Здесь показания свидетелей и отчет лейтенанта Хаджара о расследовании. Слишком много задокументированных показаний, чтобы оставались хоть малейшие сомнения. А что вы сможете мне сказать? Что не вы совершили это грязное преступление? Конечно, ведь так вы мне и говорили. Я не намерен тратить время и слушать вас. У меня есть это! — Он снова похлопал по бумагам.
— Значит, вы вынесли вердикт, — сказал Папа, — и признали нас виновными.
— Точно, — ответил кади. — Виновны в том, в чем вас обвиняют. Виновны в глазах Аллаха и вашего приятеля. Однако смертный приговор придется отменить из-за горячей просьбы о помиловании со стороны одного из самых уважаемых граждан города.
— Шейха Реда? — спросил я. У меня снова заболел живот.
— Да, — сказал кади. — Шейх Реда подал мне апелляцию от вашего имени. Из уважения к нему вы не будете обезглавлены во дворе мечети Шимааль, как того заслуживаете. Вместо этого вас отправят в изгнание. Вам навсегда запрещается появляться в городе под страхом ареста и немедленной казни.
— Ну, — язвительно промолвил я, — прямо камень с плеч! И куда вы нас везете?
— Этот челнок направляется в княжество Азир, — сказал кади.
Я посмотрел на Фридландер-Бея. Он снова принял безмятежный вид старого мудрого человека. Мне тоже немного полегчало. Я ничего не знал о княжестве Азир, кроме того, что оно выходит к Красному морю южнее Мекки. Азир был лучше многих мест, куда нас могли выслать. В Азире мы могли бы найти возможность подготовить возвращение в город. Это потребует много времени и денег — многим придется давать взятки, — но в конце концов мы вернемся. Я уже предвкушал свою встречу с Хаджаром.
Кади перевел взгляд с меня на Папу, затем кивнул и удалился в заднюю кабину. Хаджар подождал, пока он уйдет, и разразился громким грубым хохотом.
— Ну! — воскликнул он. — Что ты на это скажешь?
Я схватил его за глотку прежде, чем он сумел увернуться.
Головорез поднялся со стула и пригрозил мне иглометом.
— Не стреляйте! — в притворном ужасе кричал я, все сильнее стискивая горло Хаджара. — Пожалуйста, не стреляйте!
Хаджар пытался что-то сказать, но я пережал ему горло. Его лицо приобрело цвет райского вина.
— Отпусти его, племянник, — сказал, немного подождав, Фридландер-Бей.
— Прямо сейчас, о шейх? — спросил я. Я еще держал его.
— Прямо сейчас.
Я отшвырнул Хаджара. Он глухо стукнулся затылком о переборку. Раскашлялся, хватая воздух ртом, пытаясь продышаться. Головорез опустил игломет и снова сел. Мне показалось, что лично его самочувствие Хаджара не волнует. Я решил, что он ценит лейтенанта ненамного выше, чем я, и пока я не убил Хаджара совсем, могу делать с ним все, что захочу.
Хаджар с ненавистью посмотрел на меня.
— Ты еще пожалеешь об этом, — прохрипел он.
— Не думаю, Хаджар, — ответил я. — Мне кажется, что воспоминание о твоей багровой роже с выпученными глазами скрасит мне все трудности предстоящей жизни.
— Сядь на место и заткнись, Одран, — процедил Хаджар сквозь зубы. — Только шевельнись еще или пикни, и этот парень разворотит тебе морду.
Мне это все равно начало надоедать. Я откинул голову, закрыл глаза и подумал, что по прибытии в Азир мне еще могут понадобиться силы. Я чувствовал, как заработали маневровые двигатели и пилот направил огромный челнок по длинной пологой дуге к западу. Мы снижались, выписывая спирали в ночном небе.
Челнок задрожал, затем раздались протяжный гул и пронзительный вой. Хаджаров бандюга испугался.
— Включилось посадочное устройство, — сказал я.
Он коротко кивнул. Затем корабль опустился и с визгом проехался по бетону. Снаружи, насколько я видел, не было огней, но я был уверен, что мы находимся на огромной посадочной площадке. Через некоторое время, когда пилот затормозил челнок почти до конца, я смог разглядеть очертания ангаров, гаражей и прочих сооружений. Корабль остановился, хотя до терминала мы не доехали.
