И все они в чем-то правы.
И все они по-разному видят Золотой Век.
Гармония человека с миром? Или гармония нового человека с миром? Или гармония человека с новым миром, с тем, который он создал? Или гармония духовного и материального? Каждый видит рай по-своему, но все сходятся на том, что он не совместим с трудовыми буднями. И если верить в то, что Золотой Век являет собой эпоху приятного времяпрепровождения, лишенного обязательств и необходимости трудиться, что наполнен он будет лишь счастливым созерцанием окружающей благодати, то можно смело заявлять, что Золотой Век никогда не наступит. И что его никогда не было.
Но в него верят. Наступление рая на Земле обещает едва ли не каждая Традиция. Благоденствие и расцвет культуры, отсутствие войн, достаток, сытые волки и целые овцы. Остается ответить на маленький вопрос: какое же учение ведет человечество к Золотому Веку? Классические христиане уверены в своей правоте, у вудуистов на этот счет иное мнение, так же, как и у китайцев, мусульман, индусов и храмовников. А нейкисты и вовсе полагают, что он уже наступил, осталось лишь слиться с Цифрой. И каждая Традиция готова отстаивать свою правоту с оружием в руках, приближая Золотой Век с помощью танков и напалстера, уменьшая количество неверных, то есть тех, кто верит в свой Золотой Век.
Войны за ресурсы, войны за души…
Люди находят врагов даже своим богам, приписывают Верхнему царству свои нормы поведения, свою мораль. Люди слушают пророков, но рассматривают их учения лишь с практической точки зрения: подойдет для объединения или нет? Найдет ли последователей? Существует ли возможность создания иерархической пирамиды? Принесет ли прибыль?
Духу человеческому комфортно в Срединных мирах, ведь здесь все понятно. И его давно уже не тянет вверх.
А Золотой Век…
А Золотой Век превратился в красивую легенду.
книга Урзака– Вот уж не думал, что Урзак на старости лет подастся в романтики, – рассмеялся Кирилл, захлопывая книгу. – «Золотой век»! Прелюбопытнейшая теория, кстати. Будет о чем подумать на досуге.
– И все? – поинтересовалась Пэт.
– Что «и все»?
– Это все, что ты можешь сказать о книге? Посмеялся над романтизмом Урзака, и только?
Патриция, в отличие от Грязнова, с книгой Банума не знакомилась. Кирилл изъял рукопись, едва девушка вернулась домой. Ей предложил принять душ: «Ты немного испачкалась», а сам ушел в кабинет. То ли читал он быстро, то ли проглядел только наиболее интересные места, но, когда Пэт пришла к отцу, он долистывал последние страницы.
– А что о ней еще можно сказать?
– За нее предлагали сто миллионов.
– Ага, – подтвердил Грязнов.
– И перебили множество людей.
– Точно.
– Я рисковала жизнью.
Антиквар широко улыбнулся:
– Я уже говорил, что в этой истории ты… ты меня приятно удивила, дочь. Я не ожидал, что твое становление пойдет столь быстро.
Становление.
Чувствовала ли она изменения в себе? Нет. А что должно появиться? Картинки грядущего? Для этого есть Читающая Время. Бурление силы? Так ведь она вроде не паровой котел…
– Во время драки у меня произошел сбой в «балалайке», – неожиданно припомнила девушка. – На некоторое время сдох наноэкран.
– Это будет повторяться, – тихо произнес Грязнов.
– Как долго?
– До тех пор, пока экран не исчезнет.
Пэт удивленно приподняла брови:
– Совсем?
– Ты становишься сильнее, дочь, и твой организм отвергает гаджеты. Сначала сдохнет наноэкран, потом – «балалайка».
– Ты шутишь?
Антиквар покачал головой.
«А ведь он не подключен!»
И Мамаша Даша обходится без чипа. И Кауфман…
– Мне кажется, дочь, лишиться «балалайки» не такая уж большая жертва.
– Пожалуй. – Она еще не привыкла к мысли, что окажется вне сети, не осознала до конца, но развивать тему не стала. Надо все обдумать. Пока же Пэт интересовало другое: – Что в книге, Кирилл? Почему она так важна?
Антиквар выдержал взгляд дочери, вздохнул, поняв, что она не отступит, многозначительно посмотрел на часы, но все-таки ответил:
– В ней правда, дочь. Вся правда, которая была известна Урзаку.
– Только правда?
– И ничего, кроме правды.
– О чем?
– Обо всем. – Грязнов провел пальцами по переплету. – Люди, которые за ней охотились, прекрасно знают то, что написал Урзак. Им известно, как образовалось Католическое Вуду и почему произошла мягкая исламизация Европы. Они знают о договоренностях, принимавшихся на самом верху. Они в курсе того, что ведущие машинисты корпораций и государств – правоверные нейкисты, ведь программное обеспечение вышло на столь высокий уровень, что создать новое могут только адепты Поэтессы.
– Потому что они лучшие?
– Да, – подтвердил антиквар. Помолчал. – Людей, которые гнались за книгой, не интересовали даже мысли Урзака о Мутабор. Точнее, их интересует Мутабор, но они знали, что Урзак не смог проникнуть в тайны Храма Истинной Эволюции.
– Тогда в чем же дело?
– В самой первой главе, – ответил Кирилл. – Можно сказать – автобиографической. Откуда есть пошел Урзак. В этой главе наш друг рассказал о своей юности, о своем прошлом, о древних, давно забытых богах и об их Последнем Храме. О том, кто им служил и какой силой обладал. Урзак написал о нас, Пэт. Полагаю, задолго до того, как мы повстречались. Он писал мемуары, но вряд ли предполагал, что они станут настолько важны.
– А они стали важны, потому что китайцы вышли на наш след, – поняла девушка.
– И потому что Урзака убили, – добавил Грязнов. – Все знали, что он обладал колоссальной силой, и поняли, что перед смертью он встретился с кем-то, его превосходящим.
– И захотели прочесть первую главу.
– Чтобы найти нас.
– Но ведь Урзак не знал о нас.
– Но мы не можем допустить, чтобы кто-нибудь добрался до Последнего Храма, – жестко объяснил антиквар. – Пока не можем. Пока мы еще уязвимы.
И замолчал, давая понять, что разговор окончен. Однако Пэт не унималась:
– Кстати, о храме. Почему Мутабор помог нам?
– У храмовников был свой интерес в этом деле, – ровно произнес Кирилл.
– Не уходи от ответа. Я спросила, почему Мутабор помог нам, а не почему ввязался в дело.
Грязнов поднялся с кресла, взял книгу Урзака в руку, чуть повернулся в сторону двери, но после короткой паузы все-таки ответил:
– Потому что мы друзья.
– Просто друзья?
– У храмовников был свой интерес, и они наши друзья. Большие друзья.
* * *
Этот запах узнал бы любой полицейский, любой без, любой машинист – запах «синдина» не спутать ни с чем. Тонкий, навсегда запоминающийся аромат едва улавливался при вскрытии ампулы, но здесь, в обширном помещении без окон, он царил повсюду. Им благоухал воздух, им пропитались стены, его, казалось, выдыхали из себя стоящие в центре люди. И не просто люди – прелаты. Их глаза светились белым, но не белым с прожилками сосудиков, не белым, переходящим в беж или синеву, а чистым, снежно-чистым белым горных вершин.
А вот у стоящего в центре комнаты мужчины с глазами все еще было в порядке. Они были неестественно выпучены, словно у больного базедовой болезнью. Они были огромны, словно пересаженные от кого-то чужого. Но они все еще напоминали глаза обычного человека: белки, зрачки, радужная оболочка…
Мужчина, не мигая, смотрел прямо перед собой и уверенно отвечал на вопросы:
– Чувствуешь ли ты силу в себе?
– Да.
– Чувствуешь ли ты уверенность в себе?
– Да.
– Знаешь ли ты, какое испытание тебе предстоит?
– Да.
– Готов ли ты к нему?
– Да.
– Знаешь ли ты, что будет в случае неудачи?
– Я умру.
Губы Люциуса Минга растянулись в презрительной улыбке:
– Ты умрешь в любом случае, человек. Ты никогда не будешь таким, как прежде. Ты разделишь силу с Милостивым Владыкой Грядущего, ты встанешь на следующую ступень, ты изменишься. Ты умрешь.
– Я умру, – после короткой паузы подтвердил мужчина. – Я умру.
Прелат возложил руку на голову мужчины и негромко, немного нараспев начал:
– Авва марда Авва. Куар…
И по мере того как Люциус произносил слова, глаза еще-человека стремительно наливались глубоким синим цветом.
* * *
«Ее не вернуть, не вернуть…»
Никогда еще спальня архиепископа не пребывала в столь свинском состоянии. На полу валяются вдребезги разбитый коммуникатор, разорванное в клочья белье и обломки мебели – остатки тумбочек, кресел, дверцы шкафов. Накурено до последнего предела, сизый сигарный дым стелется даже над ковром, плавно огибая препятствия и потихоньку исчезая в дверной щели. Обычная вентиляция не справляется, а не вовремя заработавший кондиционер Папа расстрелял из любимой «Беретты NeoGun». Повсюду пустые бутылки. Врачи, пытавшиеся не дать разъяренному пациенту надраться, жестоко избиты и изгнаны. Слуги не рискуют входить, прислушиваются к происходящему из коридора.
