— Вы, очевидно, ошиблись номером.
Я буквально увидел как он опускает трубку и заорал: — Нет-нет! Я не ошибся! Мне бы Михал Ваныча!
Мою овладела паника. Номер сработал, но со просто мной не хотели говорить. — Повторяю, вы не туда попали.
— Вы читали «Прощай оружие Хемингуэя»? — Что-что, извините?
— Отзыв! Какой отзыв?
Я уже понял, что попал пальцем в небо и попёр по бездорожью.
— Не знаю, о чем вы. Скажите пожалуйста, кому-нибудь угрожает реальная опасность?
— Нет-нет, вот только…
— Вы хотите что-то срочно сообщить?
— Нет, но знаете…
— Тогда до свидания.
Трубка щёлкнула и недобрый дежурный растворился.
Пройдя путь в чёрти знает сколько китайских километров, я оказался там же откуда начал. А именно — у разбитого корыта. Операция «быстрая крыша» провалилась. Денег и документов тоже не было напрочь.
Плюнув себе под ноги я медленно попёрся по адресу выданному Еленой Брониславовной Ким.
* * *
Как ни странно, заседание фокус-группы от Джонсон и Джонсон проходило ни где-нибудь в Интерконтинентали, а в небольшой аудитории ташкентского института русского языка и литературы. Сюда недавно перетащили огромный памятник Горькому. Видимо у одноименной станции метро, человек с вислыми усами Ницше начал раздражать проезжающего мимо Юртбаши. Я бы отдал многое, чтобы увидеть, это очередное кровавое преступление режима.
Горького демонтировали на одноименной площади. Как? Разобрали ли его на части или везли цельной тушкой на спине тягача предназначенного для баллистических ракет? Как выглядело прибытие Горького в институт русского языка и литературы? Какие лицо были у людей, когда его выгружали? Или это было сделано гебиским путем — глубокой ночью, с мешком на голове. Так или иначе, но добавить к этому видео правильную звуковую дорожку и получится шикарный музыкальный клип. Битва пластилинов.
Пока в комнату сползались другие групповые фокусники, я внимательно изучал каменного Алексея Максимовича. Пешков был устремлён вперёд, мощным локомотивом, вечным движением. Я почти уверен что большинство энтузиастов-швондеров устанавливающих памятники Горькому в раньше, никогда толком ни читало его книг. Многие по прочтению перестали быть швондерами, оставили в покое памятники и занялись бы чем-то полезным.
А сейчас когда дети тех же швондеров наоборот сносят памятники Буревестнику за то, что он якобы был близок к Сталину, тоже можно спросить, а вы вот лично читали его книги? Разве можно наказывать романтика за то, что он до последнего верит в красоту человеческой души?
Я тихо снимаю перед вами шляпу, дорогой Алексей Максимович! Вокруг вас пестрит жизнь города, быстро превращающегося в Восток, суетливого мегаполиса напрочь забывшего о Гулливере, рвущегося вперёд над толпою занятых повседневной мелочёвкой пугливых лилипутов.
Мой горячий внутренний диалог с каменным писателем прервала молоденькая студенточка, выбравшая служение русскому языку и литературе не в самое подходящее время. Это говорило либо о ее непрактичности либо о том, что в руслит сейчас, наверняка, самый маленький конкурс в Ташкенте. Её весенняя свежесть заставила напрочь забыть о Горьком и вообще забить на монументальную русскую литературу.
* * *
Сегодня только подготовительная встреча. Работа с фокус-группами начинается завтра, а сейчас Елена Брониславовна тестирует нас на выносливость. Отбирает истинных бойцов. Вычисляет жалких рониных. Если честно, мне тогда больше хотелось произвести впечатление на студенточку руслита, чем на нового работадателя.
Кроме меня и глазастенькой последовательницы учений Пушкина и Горького, тут был ещё один руслитовец, скорее всего, толстовец — толстый и вялый, как пеписька семидесятилетнего слона. Он все время жевал что-то вегетарианское, даже во время перевода. Очень хотелось лениво съездить ему в ухо, потом отбежать на безопасное расстояние и показать язык.
Так или иначе двух руслитовцев я уделал одной левой. Талант не пропьёшь. Я английский учу с детства, йо. Но была в той комнате ещё одна фантастическая личность. Настоящий самурай перевода. Парень в дешёвом костюме с клетчатой рубахой. Ну, знаете, если хотите чтобы я вас уважал с первого взгляда, убедительно прошу не пяльте клетчатых рубах под костюм с галстуком. Уважайте себя и окружающих.
Клетчатый был старше меня на пару лет, но с сединою на висках и сетью морщинок вокруг глаз. Точно такие же морщинки я уже видел когда-то у пешаварца Саида Аюб Хана. Остаются у тех кто по долгу улыбается. Парень был явным неудачником если до сих пор не нашёл нормальной работы, а шаландался на таких вот разовых подработках.
Когда он просто так, влёт, без раскачки перевёл несколько куплетов песенки на английском, что играла с фм радио, я растерял своё пренебрежение. Простил ему и идиотскую рубашку, и плохо выбритые щеки. Это был настоящий ас. Английский он знал лучше меня. А какой выговор! Теперь, чего не случись — например инфаркта у толстого шланга или нервной икоты у глазастенькой, мы на пару с клетчатым вытащим любой боевой синхрон. Джонсон и Джонсон могут спать спокойно. Будем биться до последней капли детского шампуня.
* * *
Когда мы курили с Илюхой — а его звали именно так, хотя представлялся он на американский манер «Илай» — я растоптал свою гордость и спросил:
— А где ты так по-английски насобачился?
— В Дэнис. Четыре года проработал официантом. — В какой Дэнис?
— В каком. В ресторане Дэнис. В Милуоки, штат Висконсин. Он врал и не подпрыгивал.
— Так-так. В Милуоки значит? — В Милуоках.
Я с огромным сомнением поглядел на его туфли со сбитыми носами. Видимо из Милуоков он дошёл сюда пешком.
— А какого рожна ты вернулся сюда, прости уж за прямой вопрос?
— Скучно там. Милуоки хороши когда на пенсию выйдешь. А я ещё пожить хочу. На полную.
— Скучно значит. Хм. В США, ага. Скучно. Ну дела. И в Ню-Йорке скучно?
— Скучно. Там везде всё предсказуемо. И пахать надо везде, как папа Карло. Думаешь зря они так кино про зомби любят?
— Ну, окей, джек восьмёркин, а не расскажешь тогда, как же ты попал туда, в скукотищу эту обетованную? Если не секрет, конечно.
— Не секрет. Не секрет. В Панджшере попал в плен к разведчикам Ахмад Шаха. Работал потом у самого. Сначала в охране — у него половина охраны была шурави. Уважал Шах хороших солдат. Потом потихоньку набрался фарси с английским, стал помогать ихнему переводчику. Переводить то с русского в основном приходилось. Ну, а потом Союз посыпался. Победил нас Ахмад Шах получается. Вот так то. Была возможность двинуть в Штаты или возвращаться сюда. Я и двинул по бездорожью. Тоже думал там как в Диснейленде, как ты сейчас. Скучно там, бро. Ску-у-чно.
Клетчатый оказался сочинителем с редкостным воображением. Милуоки, Ахмад Шах, Диснейленд. Ну и наплёл. Станислав Лем.
Я докурил сигаретку, подавил бычок и ехидно улыбнувшись сказал:
— Ну-ну. Пошли уже, воин Ахмад Шаха — Брониславовна заждалась.
Честно скажу — до сих пор корю себя, что не выспросил всего у Илая тогда. Даже если он и врал — я мог бы урвать в свои загребущие ручонки преинтересную историю. Плутовской роман. Вот вечная моя беда — никого вокруг не вижу вокруг, кроме самого себя. Ну нельзя же так, честное слово! Наблюдательность — золотое свойство разведчика.
* * *
Фокус-группы и прямой огневой переводческий контакт должны были начаться с завтрашнего утра. Поэтому Елена Брониславовна вскоре всех распустила по домам, на прощание рекомендовав как следует отдохнуть и выспаться. Могла бы и не говорить — сами учёные. Упаси вас бох набухаться вечером, а утром пилить на синхрон. Вспомните и Баграм и пешаварский вальс.
Когда все вышли, я набрался наглости и подгрёб к госпоже Ким Елене Брониславовне.
— Елен Брониславовна, а вот как авансик бы урвать какой, ну очень надо! Ну хоть маленько, а? По-возможности…
— Вообще-то я такого не практикую. Сначала Джонсон-и-Джонсон рассчитается с нашей фирмой, а потом мы вам всем будем начислять по договору. Таков порядок.
Мне очень хотелось порадовать Анну и я сделал такую мину, что у меня от голода умирает больная, прикованная к постели мать из пьесы Горького «На дне», и только вот этот аванс и спасёт гиганта синхронного перевода.
— Ну ладно. Ладно. Уговорили. Господин Малявин очень хорошо о вас отзывался. Да и я сама вижу — владеете. Не подведите завтра, хорошо? Вот тут (у неё была дорогущая кожаная сумка) — мммм — у вас сдачи с пятидесяти долларов нет?
Я радостно похлопал себя по пустым карманам — чёрт, забыл бумажник в других штанах.
— Ну, хорошо. Хорошо, берите все. Я с вас вычту просто потом пятьдесят, договорились?
— Безусловно. Спасибо вам огромное, дорогая Елена Брониславовна!
