Виталий Абоян - Заложники пустоты

Чтобы верить, не нужны иконы. И храмы со священниками тоже не нужны. Строительством храмов пускай занимаются другие, а с неё хватит!

На улице вечерело. Издалека, пока еще едва слышимая, доносилась сирена спешащей сюда «Скорой». Странно, но сейчас на широком проспекте было настолько пусто, что в конце уходящей вдаль улицы, в узкой щели между высотками, было видно яркое, ныряющее в водную гладь солнце.

Лёшка прикоснулся к минотавру. Девочка, не переставая улыбаться, протянула руку и взяла его, Лёшкину, ладонь в свою.

Время будто бы замерло. Всё вокруг стало отчетливым и каким-то неестественно ярким, словно на фотографии, обработанной чипом дешевой «балалайки».

Прямо перед ним стоял, сверкая символами машинного кода, «раллер». От машины к его затылку тянулся тоненький проводок психопривода. Он даже видел свои руки, лежавшие на клавишах.

Прямо перед ним замер минотавр. Тот самый монстр, томившийся внутри лабиринта, путь в который он искал всё это время. Нить Ариадны не нужна, он легко сможет найти дорогу. Назад, вперед, вбок – куда угодно, направление больше не играет роли.

Прямо перед ним стояла девчонка с черными волосами и немного раскосыми глазами, улыбаясь настолько широко, что были видны все её зубы, выстроенные в два ряда тоненьких шипов, похожих на лапки процессора. Их было куда больше тридцати двух, но это нормально, тридцать два – это правильная цифра для людей.

Три мира, открывшиеся перед ним одновременно. Три мира, три состояния, три чуда, в которые невозможно поверить, которые невозможно познать, пока… пока не поверишь в них. Момент выбора.

А нужно ли выбирать?

– Как тебя зовут?

Кто это сказал? Девочка? Минотавр? Или он сам? Никто из троих не открывал рта. Потому что слова не нужны, слова, в их обычном понимании, лишь сотрясение воздуха. Вначале было Слово. Информация, сжатая до немыслимой плотности. Суть всего сущего. Цифра – информация в чистом виде.

Он пытался что-нибудь произнести, но ничего не получалось. Потому что произносить стало нечего. Он не знал своего имени. Да и было ли оно? Никто из них троих не знает своего имени. Одного имени для всех. Его нужно придумать. Для себя, для них, для мира. Но это не его работа, имя придумают другие.

Он посмотрел вокруг. Мир с открытым «раллером» на столе исчезал. Мир с минотавром в темном лабиринте растворялся в потоке нулей и единиц. Мир с непонятным маревом человеческих мыслей на горизонте, из которого смотрела улыбающаяся девочка, размазывался и таял вдали.

Мир Жизни, мир Цифры, мир Чуда. Между мирами нет границ, мир – это лишь выходящая на свободу информация, Слово, проходящее процесс разархивации.

Мир умирал.

Мир рождался заново.

Его мир.

Он чувствовал силу – дикую, неоформленную, бестолковую. Ею еще предстоит научиться пользоваться. Тех, кто её порождает, еще предстоит научить. Его время – будущее, но оно уже близко.

Пальцы утонули в руке девочки и слились с ней, с другой стороны приблизился минотавр. Они стали одним целым, почти сплавившись в единое существо. Порождения трех миров, решившие объединить усилия и создать что-то новое. Оставалось сделать только один шаг…

Внезапно минотавр, извергнув из необъятной пасти душераздирающий рёв, ринулся назад, разрывая связывающее троицу бесплотное марево. С ним что-то происходило. Что-то странное и, казалось бы, совершенно неуместное в этом мире. Цифровое чудовище словно обрастало плотью, настоящей, живой, превращаясь в реального монстра из древних средиземноморских мифов.

Лёшка попытался вдохнуть, но грудь и так распирало от наполнившего её воздуха – какого-то затхлого и не приносящего облегчения. Его куда-то тянуло, он словно бы падал, пока не почувствовал спиной опору и не догадался, что лежит на полу. Минотавр исчез, а прямо перед ним стояла девочка с раскосыми глазами, из которых крупными каплями падали слезы, не оставляя на полу пятен.

А потом что-то больно впилось острым жалом в грудь, и мир накрыла багровая буря…