— Если даже какой-нибудь шпион увидит нас здесь, — беззаботно сказала она, — он увидит только то, что у нас урок. Вы говорите, а я записываю. — Она усмехнулась. — Так обещал мне друг.
— Даже если так. — Он встал. — Все это слишком странно для меня, Ава.
— Но я хочу поговорить с тобой, — сказала она, и на ее лицо с широко раскрытыми глазами вернулось беспокойство. — По настоящему поговорить. Пол, не уходи. Я… я так одинока.
Внезапно он понял, что ее рука схватила его. Беспомощный, он разрешил опять усадить себя.
— Поговорить о чем, Ава? Я знаю, что ты одинока — и что твоя жизнь ужасна, в некоторых отношениях. Но я ничего не могу сделать. Здесь я наемный рабочий, а твой отец очень могущественный человек.
Правда ли это, спросил он сам себя? Разве для таких случаев нет законов? Даже ребенок богатого человека имеет права — и разве родители не обязаны воспитывать своих отпрысков в том времени, в котором они родились? Думать было трудно — постоянное журчание ручья, свет, так странно пробивавшийся сквозь деревья, как если бы на него навалился груз окружающего сверхъестественного очарования.
«Что мне делать? Бежать к адвокату? Или в комитет по правам человека ООН? Разве Финни не предупреждал меня, когда нанимал?— И внезапная мысль, как ушат холодной воды.— А что на самом деле случилось с последней учительницей? Они сказали, что были недовольны ей. Очень недовольны.»
Пальцы Авиталь Жонглер по-прежнему сильно сжимали его руку. И когда их глаза встретились, он в первый раз увидел за девичьей взбалмошностью настоящее отчаяние, почти сумасшествие.
— Ты мне нужен, Пол. У меня нет никого, никого настоящего.
— Ава, я…
— Я люблю тебя, Пол. Я люблю тебя с того мгновения, как ты в первый раз вошел в мой дом. Сейчас мы по-настоящему одни и я могу тебе сказать все. А ты, ты можешь полюбить меня?
— Господи Иисусе! — Он отшатнулся, пораженный и почти больной от горя. Она плакала, но в ее лице помимо страданий было еще кое-что, более острое и тяжелое, что-то неистовое, как гнев. — Ава, не глупи. Я не могу… Мы не можем. Ты — моя ученица. Да ты еще ребенок!
Он встал и пошел. Но даже в смятении он очень осторожно переступил через кольцо белых мясистых грибов.
— Ребенок! — сказала она. — У ребенка никогда не болит сердце от любви — из-за тебя.
Пол колебался, сострадание сражалось с тайным ужасом.
— Ты не знаешь о чем говоришь, Ава. Ты почти никого не видишь. Ты читаешь только старые книги. Так что я понимаю тебе… но этому не бывать.
— Не уходи. — Ее голос сорвался до отчаянного крика. — Ты должен остаться!
Чувствуя себя по меньшей мере предателем, он повернулся и пошел прочь.
— Я не ребенок! — крикнула она, не выходя из магического круга. — Как я могу быть ребенком, когда у меня самой уже есть ребенок от моего собственного…
* * *
Длинная нить воспоминаний внезапно оборвалась и исчезла. Опустошенный и раскаивающийся, до физической боли, Пол выпал из восстановившегося прошлого в темное раздробленное настоящее.
Во-первых он осознал, что сидит с бьющимся сердцем, и все еще слышит журчание воды, хотя даже эхо последних невероятных слов Авы полностью исчезло. Во-вторых, секундой позже, он сообразил, что сидит на земле рядом со стволом невообразимо гигантского дерева.
— О, мой бог! — простонал он, и на мгновение спрятал лицо в руки, стараясь не заплакать. — О, мой бог, опять! Нет!
Рядом с ним поднимался в воздух неровный цилиндр, шириной в офисную башню, серая кора тянулась в воздух на несколько сотен метров, прежде чем от центральной колонны отходили первые ветки. В этом зрелище было что-то странное, и только полная дезориентация после возвращения из сна-воспоминания помешала ему понять это немедленно.
Тогда, в его первой галлюцинации на поле боя, было только одно гигантское дерево, единственная магическая колонна, пронзившая облака; здесь их были сотни.
Мигнув, он встал, слегка поскользнувшись на рыхлой земле.
«На этот раз настоящее,— подумал он.— Они все настоящие — или, по меньшей мере, сейчас я не сплю.» Он медленно повернулся, замечая детали, в которые не мог поверить даже с открытыми глазами. Гигантскими были не только деревья. Он стоял на небольшой горке, скорее куче опавших листьев и рыхлой земли, и все вокруг него казалось гигантским — даже острые травинки были не меньше десяти метров в высоту, и ветер наполнял их, как узкие зеленые паруса. Дальше, за рощей качающихся цветов, каждый из которых был величиной с окно-розетку кафедрального собора, лежала зеленая вода, источник постоянного шума — широкая, как океан, но журчащая среди гигантских палок и камней величиной в дом; река, нет другого объяснения.
«Я уменьшился. Черт побери, что же происходит?— Он какое-то мгновение пытался вспомнить недавнее прошлое, заслоненное волной вернувшейся памяти.— Где я был до того, как день с эльфийским кольцом вернулся ко мне?»
«На вершине горы. С Рени, Орландо и остальными. И с Богом, или Иным, или кто он там такой. Потом пришел ангел — еще одна Ава — и… и что?— Он тряхнул головой.— Кто сделал это со мной? Чем я это заслужил?»
Он оглянулся в поисках своих товарищей, спрашивая себя, не занесло ли кого их них сюда? Нет, ничто не двигалось, только журчала гигантская река, и колыхались под ветром травинки. Он один среди огромных камней и деревьев.
«Наверно это тот самый мир насекомых, о котором мне рассказывали Рени и остальные.» Внезапно его взгляд остановился на округлом камне всего в нескольких шагах от него вниз по склону, почти сферический булыжник размером с него, наполовину врытый в землю. Пол едва заметил его, когда осматривал местность, но сейчас… да, он начал развертываться.
Испугавшись, Пол отбежал на несколько футов подальше, ближе к стволу гигантского дерева, но, узнав разворачивающее существо в серо-коричневом панцире с тесно прилегающими друг к другу чешуйками, слегка успокоился.
«Это самая обыкновенная мокрица.» Лесная вошь, как ее иногда называют — безвредная и безобидная[3]. Тем не менее было не так-то приятно понимать, что существо, которое обычно, размером с горошину, ползало под цветочным горшком, теперь распухло до размеров человека. Мгновением позже распрямившаяся мокрица перекатилась на живот, из-под которого вытянулась дюжина ног, вонзившихся в неровную землю; он заметил, что все ноги были разной длины, и многие из них кончались неуклюжими ладонями с короткими, беспокояще похожими на человеческие пальцами.
Тварь встала, и по позвоночнику Пола пробежал холодок. Передняя часть ее головы оказалась еще хуже рук с пальцами, смутная пародия на человеческое лицо, как если бы куски, предназначенные совсем для другого, образовали смятую маску — пересеченный складками лоб, безглазые плоскости по каждую сторону от намека на нос, распахнутый рот, обрамленный крошечными атрофированными жвалами.
Пол пошатнулся и отпрыгнул еще дальше, когда тварь, шатаясь, направилась к нему, ее странные руки вытягивались вперед, как у безногого нищего. Ее жалкое, плохо оформленное лицо и спотыкающаяся походка изо всех сил молили о чем-то, и когда голос, вышедший не из человеческого рта, простонал «Едаааа!», он начал поднимать руки тем же в том же жесте беспомощности, как и тогда, на Аппер-Стрит в Лондоне, когда его окружили бродяги. Потом из-за перегноя появилось еще полдюжины таких же созданий, и, извиваясь и шелестя по земле, они тоже бросились вслед за ним с криком «Еда! Едаааа!», и только тут Пол Джонас сообразил, что первая тварь ни о чем не умоляла — она подала сигнал для семейного обеда.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Путешествие в сердце
Винкен и Блинкен и братец их Нут
Сели в башмак деревянный.
Волны серебряной речки несут
Их в море росы оловянной.
Юджин Филд, 1850–1895
СЕТЕПЕРЕДАЧА/НОВОСТИ: Заложники Юношеской Бейсбольной Лиги освобождены — злой отец убит
(изображение: тело Уилкса рядом с туристским фургоном)
ГОЛОС: Джерард Рей Уилкс, как и многие отцы юных бейсболистов, посчитал, что команда его сына стала жертвой неправильного судейства. Однако, в отличии от большинства из них, Уилкс решился на решительные действия. Избив до полусмерти судью-добровольца, он заставил под угрозой оружия одиннадцати-двенадцатилетних игроков команды соперника сесть в свой фургон и уехал с ними. Полиция преследовала его по территории двух штатов и, наконец, остановила на дорожной заставе за Томпкинсвиллем, Кентукки. Уилкс отказался сдаться и был застрелен…
Рени уклонилась от первого удара Сэм, пропустила над собой второй, но третий, очень сильный, попал ей слева в голову. Рени выругалась и отпрыгнула. Сэм плакала и слепо размахивала руками, но Рени не хотелось ввязываться в обмен ударами — если сим-тело являлось копией ее настоящего тела, то Сэм Фредерикс была сильной, атлетически сложенной девочкой. Рени охватила ее за пояс и бросила на странно мыльную землю, потом попыталась схватить ее за руки. Не получилось, и еще один тяжелый удар обрушился на щеку. Рени с трудом сдержала гнев.
