Сергей Челяев - Две ноты на двоих

Listеn, dо уоu wаnt tо кnоw а sесrеt?

Dо уоu рrомisе nоt tо tеll?

— Чушь собачья! Этого просто не может быть…

— Да ты сам послушай, Леоныч.

Руслан открутил назад бобину и снова утопил клавишу.

— Слышишь?

В конце «Strawberry Fields Forever», после наступившей тишины на хронометраже 3.35, как всегда снова заиграла музыка, которую они редко дослушивали до конца.

На 3.50 Руслан резко прибавил громкость, и на 3.56 Леон явственно услышал металлический, затихающий голос Леннона.

— «I buried Paul!» Ну, теперь слышал? — зловеще сказал Руслан.

— Ага. И что это значит? — пожал плечами Леон, давно привыкший к студийным трюкам и озорству своих кумиров.

— Я похоронил Пола, — ледяным тоном произнес тот. — Понял теперь, почему в «She Said She Said» он поет «I know, what it’s like to be dead»?

— Я знаю, каково это — быть мертвым… — машинально перевел Леон. И тут же махнул рукой. — Да ладно, старик! Все это дешевые подтасовки.

— Угу. А почему тогда на «Сержанте» Пол держит в руках дудку черного цвета? А у всех остальных золотые?

— Между прочим, желтые цветы в яме, если хорошенечко присмотреться, очень даже похожи на буквы P-a-u-l, — поддержал друга Коля.

— Репетируйте лучше, могильщики, — презрительно бросил Леон. — Пойду курну, а то от ваших карканий тошно становится.

Он вышел на крыльцо, достал пачку «Родопи» и дрожащими, непослушными пальцами размял сигарету. Но все время, пока он курил, перед глазами Леона стояла одна и та же картина — обложка к «Сержанту Пепперу», яркая и аляповатая, как салат под микроскопом. Там в окружении кучи всякого народа стояли битлы. Впереди всех, на краю разверстой могилы. В ней было название группы, а внизу гиацинты образовали если и не буквы, то узор в виде гитары уж точно. И гитара эта, судя по перу грифа, была для левши.

Время поджимало, как тесный ворот рубашки. Пол глянул на часы и в который раз подивился спокойствию Перца.

— Позволь мне решать, что тебе сейчас нужно. Уж коли не можешь справиться с рулем даже паршивой «Астон-Мартин»…

Бравый сержант окинул его хмурым взглядом и крякнул.

— Твоя беда в том, что ты постоянно стремишься решить кучу проблем. Гораздо больше проблем, чем вообще нужно решать в музыке чуваку, у которого только четыре струны. Ты и во всем остальном такой. А это типично русская черта. Увязываешь?

В России Пол уже раз побывал и привез оттуда романс «Дорогой длинною». Но тогда он не мог себе и представить, что однажды снова вернется. Впрочем, и сейчас Пол не мог бы сказать наверняка, он ли это теперь торопливо шагает по мокрой и скользкой улице мимо этих русских. Где-то в другом мире, двадцати милях от «Apple», в двухэтажном охотничьем домике, снятом Брайаном Эпстайном в лесной глуши, на широкой кровати, под синим одеялом в цветочек, лежало сейчас его тело. Умеющая держать язык за зубами сиделка неусыпно находилась рядом, еще двое несли дежурство в первом этаже на случай заблудившихся туристов. А четвертый, длинный как жердь док с резким голосом и очками на злом носу уже третью неделю обещал его выход из комы.

— Все это дерьмо, ученая чушь докторишек, — первым делом хладнокровно заявил Полу старый Перец, заявившийся к нему в спальню уже на второй вечер после автокатастрофы. — Тебе просто нужно немного развеяться. Отлично, что ты малость встряхнул мозги. Теперь надо ждать отстоя, как хороший ливерпульский портер. Ты любишь портер, сынок?

Седоусый сержант здорово походил на бравого ветерана англо-бурской войны, из 6-го трансваальского пехотного полка, портрет которого Пол видел в доме у Сатклиффа. Правда, Перец был полупрозрачным и запросто проходил сквозь стены и гардины охотничьего дома. Но Стюарт Сатклифф говорил, что на свете бывают встречи и похлеще, особенно когда ты сам находишься невесть где, не чувствуя ни тела, ни тепла, ни самого воздуха. Он знал о жизни много странного, этот красавчик Стюарт, так никогда и не научившийся толком играть на бас-гитаре.

— Знаешь, сколько нужно нот, чтобы написать настоящий шлягер? — частенько подкалывал он Пола, терзая свой роскошный «Хонер Президент». Купить бас вместо красок — на всю его лауреатскую премию! — уговорил Сатклиффа коварный Леннон.

— Для начала хватит и четырех струн, — парировал в ответ Пол. — Ноты для тебя — пока еще слишком сложно, Стю!

— А все же, сколько? — не унимался он, вовсе не боясь нарваться на очередную колкость. И нарывался снова.

Теперь Стюарта давно уже нет на свете. Первый басист «Битлз» умер в цветущем апрельском Гамбурге 1962-го от крови, хлынувшей в мозг. Он оставил Полу в наследство свой «Хонер», но навсегда унес в могилу ответ на свою дурацкую загадку. Поэтому Пол решил спросить Перца — нужно же о чем-то говорить с незнакомым человеком!

— Ноты? — проворчал сержант. — Думаю, они что-то навроде денег: чем их меньше — тем лучше.

И ухмыльнулся. Потом крепко взял Пола за руку и преспокойно выдернул его — то ли из тела, то ли просто из кровати. А оглядываться не разрешил — плохая примета.

«Смени обстановку, погляди на этих русских. Они забавные. У них любой музыкант больше чем музыкант. От него все ждут каких-то советов, рецептов, как жить, что делать. Только русские могут в простой песенке — тра-ля-ля! — искать смысл жизни. Мастерство, профессионализм им по барабану. Зато в Ливерпуле или Гамбурге твои печали и радости засунут псу под хвост. Ты нужен им чтобы Исполнять. А у русских ты будешь — Личность. И это уже совсем другая игра. Попробуй, вдруг понравится.

Да, забыл сказать самое главное. Один из них точно знает отгадку на твой вопрос. Спроси его сам!

Кто?

Сейчас скажу».

— Ну, где же Толян?!

Трое парней на крыльце оживленно спорили, нервно покуривая. На Пола они не обратили никакого внимания и даже не посторонились уступить дорогу.

«Даже как-то обидно…» — мелькнуло в его голове.

Тебя никто не узнает, обещаю, заверил его старый служака. Почему? Не взваливай на себя мои проблемы, парень. Это типично русская черта!

«Типично русская…», — мысленно повторил он не раз, пробираясь по вестибюлю и наверх, по лестнице, к Актовому залу. Вот ведь название, ухмыльнулся Пол, сам не понимая, откуда у него знание языка. А двое парней с красными повязками пропустили его в двери, даже толком не взглянув. Положительно, этот Перчик умеет поставить дело даже в мелочах.

Пол окинул взглядом зрительный зал и безошибочно определил свое место — в правом дальнем углу. Там и уселся, внимательно изучая входящих и сцену. Где-то внутри него тревожно тикали часы, но он не знал, что должен делать. Это был странный мир, и Пол не сразу понял, что же тут творится в действительности.

Они вошли в зал, как пожарные в горящее здание — стремительно, уверенно, гордо. К тому времени ряды красных плюшевых кресел уже наполовину заполнила молодежь. Целью Леона сотоварищи был стоящий поодаль длинный стол, где бойко шла запись в секции: гитары, клавиш, ударных, духовых и скрипки. Отсюда вызывали на сцену по списку, давали новоиспеченному составу пять минут договориться о репертуаре, и музыканты бросались в бой, нестройно и выпендриваясь каждый на свой манер.

Советская отечественная промышленность на рубеже семидесятых уже поднаторела в создании многоступенчатых космических кораблей и подлодок стратегического назначения, соотносимых по стоимости с потенциалом маленького города. Однако ни тогдашние технологии, ни усилия заинтересованных министерств и ведомств не помогли выпустить в СССР сколько-нибудь приличную электрогитару. Не говоря уже о сносной усилительной системе, нормальном ревербераторе или студийном многоканальном магнитофоне.

Пол сразу обратил внимание на оператора под сценой — хиппового мосластого парня в «штатовской» джинсовой бейсболке и потертом фирменном костюме «Lee». Тот восседал за самопальным микшерским пультом под лампой со стальным козырьком. Подойдя из любопытства поближе, Пол с удивлением увидел вдоль линии разноцветных фейдеров широкую ленту свежего медицинского пластыря. Напротив каждого канала тушью было нацарапано: «ритм», «соло», «басс» — с двумя «с», как на Западе, «барабки» и «кейбордс». Разумеется, ни пиано-родс, ни тем паче «хаммондом» тут и не пахло. Тем не менее, на сцене стояли как вкопанные танки электроорганы «Юность», рижский двухрядка «Рет-Аккорд» и даже венгерский «Матадор» с никелированными ногами.

Пол понятия не имел, что это за инструменты, но сразу догадался, что здесь это круто.