Когда они подходили к Курскому вокзалу, крупные хлопья уже не падали, и мглистый воздух, пронизанный светом фонарей, состоял, казалось, сплошь из мелких сверкающих капель. Дворники, энергично орудуя скребками, с трудом сгребали снег к краю тротуара. Воздух звенел выражениями, что издревле несут облегчение русской душе. Старательно обходя сугробы, Юрий старался ступать по протоптанным другими пешеходами дорожкам, и говорил:
— Знаете, у меня сейчас возникла такая мысль: ведь полотна эти, если так рассудить, народное достояние, которое имеет огромную ценность. Раз они неизвестно куда сгинули, то этим, наверное, должен заняться Комитет государственной безопасности. Вы не хотите туда обратиться?
— Я уже думал, — хлюпнув носом и глубоко вздохнув, сказал Самсонов. — Правда, немного боязно — все-таки такая организация, еще пришьют что-нибудь.
— Ерунда, сейчас не тридцать седьмой год, что вы, право!
— Да, наверное. Что ж, наверное, я вашему совету и последую, другого выхода нет. В конце концов, мне терять нечего, я человек одинокий.
— Возможно, я сам… — начал было Юрий, но не договорил, потому что откуда-то сбоку донеслись крики и ругань, совсем рядом тишину разорвал пронзительный женский визг, и сразу же возник шум, обычно сопутствующий, пьяной потасовке.
Они обернулись, невольно замедлив шаг — у самого входа в метро три дюжих парня выясняли отношения кулаками. Неожиданно к Юрию бросился человек с залитым кровью лицом, обхватил его руками, и они вместе, потеряв равновесие, упали в сугроб. Другой верзила сшиб с ног Самсонова — свалился ему прямо под ноги и уцепился за пальто, не давая подняться.
Тут же послышался милицейский свисток, Юрий закричал от боли, почувствовав, что ему с силой заламывают назад руки. Краем глаза он видел, как два стража порядка защелкивают наручники на запястьях сопротивляющегося Самсонова, попробовал вырваться, но безрезультатно. Обоих их — скованных, растерзанных, окровавленных — втолкнули в машину с зарешеченным окошком, захлопнули железную дверцу.
— Выпустите нас! — Юрий отчаянно заколотил по стене скованными руками. — Выпустите, мы ничего не делали, мы просто проходили мимо!
Самсонов помотал головой, дотронулся браслетом наручника до заплывшего от удара глаза и испуганно сказал:
— Это же черт знает, что такое! Куда они нас?
— Ничего, сейчас разберемся! — от ярости у Юрия внутри все кипело. — Я тотчас же все выскажу их начальству, они у меня попляшут!
Увы, тотчас же поговорить с начальством ему не удалось — их вывели из машины, сняли наручники и втолкнули в тесную камеру, вдоль стены которой тянулась длинная скамья, а в углу стояла издававшая неприятный запах параша. Дверь заперли, а когда Юрий постучал в нее кулаком, крохотное окошко приоткрылось, и хмурая мужская физиономия произнесла длинное непечатное ругательство, после чего створка с треском вновь захлопнулась. Самсонов вздохнул:
— Порядки же у вас в столице, однако! Ладно, успокойтесь, они все равно не откроют, пока их начальник не придет протокол составлять. А мне, извините, по нужде надо, — и, деликатно повернувшись к Юрию спиной, он помочился в парашу.
Около полуночи в Серебряном Бору возле обнесенного оградой особняка остановилась черная «Волга». Из ворот вышел охранник, что-то сказал водителю, и после этого металлические ворота раздвинулись, пропуская автомобиль. Из него вышел плотный, крепко сбитый мужчина и направился к дому по расчищенной от снега тропе. На пороге ему преградили дорогу три человека в штатском, один из них спросил ничего не выражающим голосом:
— Оружие есть?
Пожав плечами, визитер отдал ему табельный пистолет, но, тем не менее, его одежду тщательно прощупали. Мужчина отнесся к обыску равнодушно — это была стандартная процедура, на которую не приходилось обижаться. После досмотра человек в штатском проводил его до кабинета и нажал на вмонтированную в стену кнопку звонка. Массивные створки двери раздвинулись, пропустив ночного гостя внутрь, и тут же вновь наглухо сомкнулись за его спиной. Навстречу, хрустнув пальцами, шагнула женщина, лицо которой выражало крайнюю озабоченность.
— Я давно жду, да садитесь же, рассказывайте! Почему Галя не позвонила мне?
Женщине было лет пятьдесят или даже больше, но красота лица ее казалась неподвластной годам. Пришедший опустился на мягкое сидение и почти неприметно дернул головой, как человек, желающий оглядеться по сторонам и убедиться, что его никто не подслушивает. Движение было сделано чисто по профессиональной привычке — ночной гость доподлинно знал, что именно в этот кабинет загородной резиденции министра внутренних дел СССР Николая Анисимовича Щелокова, доступ «гэбэшникам» закрыт. Поэтому он спокойно ответил:
— Галина Леонидовна решила последовать моему совету и лишний раз не привлекать внимания людей Андропова — все линии в доме в настоящее время прослушиваются.
— П-фу! — женщина с презрительным видом пожала плечами и села, проворчав: — Андропов слишком много на себя берет, он что, уже разобрался с диссидентами и академиком Сахаровым, что взялся за нас? Кажется, его люди наставили своих «жучков» даже в Кремле! Их дело — следить за надежностью нашей охраны, а не слушать наши разговоры! Когда Брежнев назначал Николая Анисимовича министром внутренних дел, у них была договоренность, что КГБ вмешиваться в дела милиции не будет.
Гость, терпеливо выслушав ее возмущенную тираду, спокойно кивнул головой:
— Да, конечно, вы правы. И все же совершенно ни к чему давать им в руки неопровержимый компромат против себя. Андропов только и ждет случая — чуть что, и КГБ начнет копать.
— Ой, да бросьте! Копать! Вы забыли, как они пробовали покопаться в кабинете Николая Анисимовича? — она нервно пригладила волосы. — Мы тогда отсняли их людей скрытой камерой, показали Брежневу, и он всыпал Антропову по первое число — тот стоял перед Леонидом Ильичем, как мальчик, и пикнуть боялся!
— Тем не менее, при нынешних обстоятельствах телефонную линию для обсуждения данного дела лучше пока не использовать.
Тон его был вежлив, но непреклонен — так говорят, когда вопрос обсуждению не подлежит. Женщина пожала плечами:
— Хорошо, хотя я уверена, что вы перестраховываетесь. Меня, если честно, совершенно не волнует этот бывший директор музея, который сейчас ходит и ломится во все инстанции. В чем проблема, ему ведь можно в принудительном порядке рекомендовать лечение? Я бы сама, как медик, подтвердила, что у этого человека на нервной почве возникла бредовая идея, так что тут дело и выеденного яйца не стоит, а вы разводите панику.
— Это как посмотреть, — возразил визитер, слегка постукивая костяшками пальцев по подлокотнику своего кресла, — меня бы он тоже не беспокоил, но тут может получиться вот какая штука, я уже объяснил это Галине Леонидовне. Предположим, Самсонов, устав от хождений в ЦК, обратится в ведомство Андропова, и КГБ им заинтересуется.
— Ну и что? Они ничего не докажут — полотна не были официально занесены в реестр, а что можно определить по каким-то скверно сделанным фотографиям? Возможно, бедняга под влиянием свой идеи фикс сфальсифицировал снимки — такое в медицинской практике случается.
— Некая Каролина Вайс, искусствовед из Лондона, видела подлинники и своим восторженным заявлением привлекла внимание западной прессы. Вы ведь помните об этом, не так ли?
Женщина вновь досадливо дернула плечом:
— У меня пока нет склероза, это вы забыли ваши собственные слова о том, что Вайс молода и, как специалист, не пользуется авторитетом у коллег. Многие сочли ее заявление выдумкой девчонки, которая хочет создать себе имидж ученого. Кроме того, с тех пор прошло два года, и пресса уже давно обо всем забыла, а Вайс больше СССР не посещала — ей наотрез отказали в визе.
Под конец фразы голос ее утратил уверенность, потому что лицо мужчины стало ледяным. Чуть наклонившись вперед, словно желая, чтобы до сидевшей напротив собеседницы дошло каждое слово, он медленно произнес:
— Вы также забыли, что в КГБ умеют собирать информацию по крупинке. Итак, что они имеют? Пару лет назад в СССР приезжал шейх Абу Мухаммед, тонкий ценитель живописи, зодчества и женской красоты. Он посетил несколько русских городов, где сохранились памятники старины, в том числе и город Кемь, а после этого преподнес вам и Галине Леонидовне редкие по красоте бриллиантовые украшения. Подарок есть подарок, придраться тут вроде бы не к чему, и можно считать случайным совпадением, что позже в картинной галерее Абу Мухаммеда появились редчайшие полотна художников эпохи Ренессанса. Сам шейх утверждает, что приобрел их у арабского коллекционера, пожелавшего остаться неизвестным. Только вот, если сопоставить заявление Каролины Вайс с вашими бриллиантовыми подарками и появлением полотен у шейха, то до полной картины «гэбэшникам» не хватает всего одного штриха. Этот штрих — Самсонов с его фотографиями.
