Вячеслав продолжал:
— И эту землю можно купить по недорогой цене.
Вячеславу показалось, что Эдуард побледнел.
— Нет!
Вебер с такой силой сдавил рюмку, что тонкое стекло хрустнуло, и осколки поранили его руку.
Музыка смолкла. Карина погасила свечи и быстро сбежала в зал.
Вебер тряс рукой, морщась и разбрызгивая кровь вокруг себя.
— Что случилось? — Карина поднесла руку мужа к своим ярко накрашенным губам.
— Ничего, ничего особенного, — раздраженно проворчал Эдуард.
— Ты какой-то странный… — Карина испытывающе посмотрела в глаза мужа. — О чем вы тут говорили?
Вячеслав ответил за Эдуарда:
— Я предлагаю ему построить «Эйфорию» на месте заброшенного дома, знаешь, где собирались сатанисты…
— Свеча! Он так назывался! — глаза Карины заблестели. — Я в детстве много слышала о нем. Знаешь, людей привлекают мистические места. Если только преподнести все красиво. Н-да, это можно хорошо обыграть.
Вебер гневно сверкнул глазами в сторону Карины:
— Это проклятое место. Оно не принесет нам удачи.
Карина рассмеялась:
— Вот уж не думала, что ты такой суеверный!
Эдуард смотрел на жену и Вячеслава почти с отчаянием. Карина решила, что все дело в пустом упрямстве мужа, которое он, действительно, часто демонстрировал без видимых на то причин, и решила действовать лаской.
Обняв Эдуарда, она нежно провела рукой по его длинным волосам.
— Милый, ты же сам понимаешь, что это очень хорошая идея… В чем же дело?
— В моем брате! — Вебер с резкой отчетливостью выпалил каждое слово.
Рука Карины остановилась.
— В каком брате? Ты никогда не говорил, что у тебя есть брат.
— Он ушел из дома, когда мне было семь лет, — Эдуард Вебер напряженно подбирал слова, осторожно воскрешая в памяти тревожные образы. — Это был ужасный вечер. Но он никогда не думал о нас с мамой. Они собирались в свече. По ночам он рассказывал мне, как они вызывали духов, говорил, что если он захочет, они придут и убьют меня. Мой брат — единственный человек, который внушал мне страх. Он очень гордился, что был сатанистом, говорил, что туда не берут всех подряд, и меня ни за что бы не взяли, и что если я зайду ночью в свечу и поднимусь на девятый этаж, меня разрежут на кусочки и бросят в костер, а пепел развеют по ветру.
Карина с нежным сочувствием поцеловала Эдуарда в висок. Давно угасшая любовь к мужу неожиданно на миг вспыхнула в ней. В этот миг он не был тем самоуверенным, властным и эгоистичным Вебером, каким его знали деловые партнеры, многочисленные любовницы и жена.
Теперь, когда Эдуард находился во власти детских страхов, его голос был лихорадочно-возбужденным, а глаза болезненно блестели.
Эдуард нервно сглотнул и запустил пальцы в джунгли волос.
— Ту ночь я не забуду никогда. Мы с мамой уже легли спать, но ни я, ни она не могли уснуть, хотя было за полночь. У нас была маленькая квартирка, я, брат и мама спали в одной комнате. Я уже начал дремать, меня разбудили страшные, нечеловеческие крики. Он метался по комнате. Мама включила свет. Лицо брата было очень бледным, глаза, как у сумасшедшего. Он поднес руки к лицу, на них была кровь, потом он стал кататься по полу. Он кричал: «Отма! Отма! Я не убивал ее! Это сделал Он! Он забрал ее в ад!» Мама стала успокаивать брата, мы попытались поднять его и уложить на кровать, но он с силой оттолкнул нас и бросился к двери. Всю ночь мы с мамой искали его. А утром я увидел в окно, как к нашему подъезду подъехала милицейская машина. Моего брата подозревали в убийстве. Сказали, что ночью из окна того дома сбросили девушку. В то же утро под самой крышей свечи появилась надпись «Отма». С тех пор я ничего не слышал о моем брате.
Карина нежно провела рукой по щеке Эдуарда:
— Почему ты раньше ничего мне не рассказывал?
Эдуард задумчиво покачал головой:
— Я не хотел об этом вспоминать. Думал, прошлое ушло навсегда.
Женщина сочувственно посмотрела на мужа:
— Ничто не уходит навсегда… Я, конечно, не психолог, но я бы посоветовала тебе как-нибудь сходить в свечу. Убедиться, что твои детские страхи были напрасными.
К Эдуарду Веберу уже вернулось самообладание, и он снова вошел в свой излюбленный иронично-роковой образ:
— Между прочим, очень даже неплохая идея. Может быть, сделать это прямо сейчас? Если не вернусь через час — значит, меня принесли в жертву вместо крысы.
И Вебер быстро направился к выходу, выбежал на улицу, сел в красный автомобиль и вскоре затерялся среди огней ночных дорог.
…………………………………………………………………………………………………..
Эдуард мчался на последней скорости, игнорируя сигналы светофоров. Через пять минут за поворотом показалась свеча. Это пустующее девятиэтажное здание, стоявшее посреди пустыря на возвышенности, показалось Эдуарду огромным. Оно с нелепым и величественным презрением смотрело пустыми глазницами окон на празднично раскрашенный огнями ночной город. Красный автомобиль свернул на бордюр и, неуклюже переваливаясь на буграх и крупных разбросанных камнях, направился к заброшенному зданию.
Эдуард с силой хлопнул дверью автомобиля и стремительным рывком приблизился к свече.
Оказавшись же внутри здания, он остановился, почувствовав, что пол усеян многочисленными крупными и мелкими камнями. Все мысли настороженно замерли в ожидании, только одна нелепо заявила: «Нужно было взять с собой фонарь», и тут же погасла.
Постепенно кромешная тьма начала рассеиваться, и Эдуард уже различал очертания стен, дверных проемов, длинных коридоров и стал осторожно продвигаться в темноте. Эдуард не испытывал ни страха, ни волнения — только равнодушно зияла образовавшаяся внутри пустота, в которой шевелилось не кстати проснувшееся любопытство.
На часах Эдуарда фосфорическим красным блеском горели цифры: 23.49.
«В полночь я буду на девятом этаже», — пронеслась еще одна мысль, и Вебер почувствовал неожиданный прилив злорадства.
Каждый шаг гулким эхом проносился по этажу.
Эдуард вышел на открытую площадку. Звезды и луна равнодушно мерцали на холодном осеннем небе, отражаясь в реке.
Надо было спешить. Эдуард, спотыкаясь, быстро продвигался по темным лабиринтам коридора, едва не угодив в темный проем лифта. Седьмой этаж!.. Осталось совсем немного…
23.58. Еще один рывок!.. Лестница осталась позади, и перед Эдуардом простирался девятый этаж свечи, который в детстве рисовался ему похожим на девятый круг ада, только еще хуже. Сердце Эдуарда бешено забилось, несколько секунд он боялся пошевельнуться. А воображение так разыгралось, что он всерьез со страхом ожидал услышать потусторонние голоса или еще хуже — голос брата. Но со всех сторон давила только дрожащая тишина. Взяв себя в руки, Вебер сделал несколько шагов. Этот этаж, в сущности, ничем не отличался от остальных. Почему ж он внушал такой страх Эдуарду?
Эдуард осторожно подошел к окну и увидел под ним недостроенный балкон без бортиков.
Деревья, парк, дорога, вдали многоэтажные дома — все казалось таким спокойным. Эдуард скорее чувствовал, чем знал, что именно над этим окном начертаны четыре большие красные буквы — ОТМА. Эдуард ни на секунду не сомневался, что их написал его брат. Неужели он на самом деле совершил убийство? Но всю правду знали только каменные стены свечи…
1992 г.
Окна уже загорались разноцветными: желтыми, красными, синими, сиреневыми огнями. И только пустые глазницы свечи зияли смрадным мраком.
Одноглазый Рахиль, свесив золотистую голову, перебирал струны расстроенной гитары. Постепенно складывалась мрачная мелодия.
«Ты ушла… ты уйдешь… ты уходишь», — подбирал Рахиль слова.
Получилось нечто исступленно-зловещее:
«Ты уходишь, чтобы увидеть свет,
Чтоб никогда не найти ответ,
Потому что ответа нет,
Ответа не-е-ет.
Я обрываю провода,
Чтобы не видеть свет,
Чтобы порвать навсегда
С жизнью, которой нет.
Иди за мной,
Тебя зову.
Иди за мной.
Наш дом в аду.
Иди за мной…»
Рядом сидели шесть или семь подростков, почти во всем черном.
Надрывное пение прервал крик.
— Попробуй еще раз ударить меня, ублю…
— Что ты сказала, дрянь?!
Послышался звук глухого удара и всхлип.
— Отма!.. Этот ублюдок опять бьет ее! — Рахиль отбросил гитару.
В дверном проеме показалась худенькая девушка лет четырнадцати-пятнадцати с длинными светло-русыми волосами в расстегнутой черной куртке. Ее шея была увешана амулетами. Девушку буквально втолкнул в большое, холодное и темное помещение парень, чуть старше ее, с черными всклоченными волосами, в черной кожаной одежде.
Рахиль в одно мгновение подбежал к нему:
— Слушай, если ты еще хоть раз тронешь ее, я убью тебя!
