«Какая она добрая, ласковая, доверчивая!» – Илья вспоминал милую улыбку Наили. Ее облик постоянно стоял перед глазами, а сердце разрывалось от сострадания и внезапно вспыхнувшей любви. Он боялся поцеловать ее, опасаясь оцарапать отросшей щетиной нежную, как у ребенка, кожу, и только, чуть дотрагиваясь, гладил густые длинные волосы.
Илья получше закутал девушку в свою куртку, сверху укрыл обрезком чехла и сам впал в полудремотное состояние, которое, с одной стороны, экономило силы, но с другой – позволяло следить за окружающей обстановкой. Время от времени он сбрасывал с себя оцепенение, внимательно прислушивался к звукам, нарушавшим тишину подвала, и примерно каждые три часа пытался установить связь с ребятами. Работа у них пошла совсем медленно; путь спасателям перегородила огромная плита, убрать которую было невозможно, а для того, чтобы проделать в ней отверстие, нужны были многие часы. Искать обход не имело смысла – времени на это можно было потратить еще больше, да и Меньшиков со странной уверенностью утверждал, что остальные коридоры засыпаны еще сильнее, пробраться по ним невозможно. Илья согласился с Сашкой, подтвердив, что обломки постепенно оседают, и он уже не может протиснуться в некоторых местах, где раньше проходил почти свободно.
Меньшиков двигался впереди группы спасателей, его сменял Сергей, они пытались определить, какие обломки можно сдвинуть и убрать без угрозы обрушения до момента фиксации остальных. Им было проще развернуться в узком пространстве, где было тесно более крупным Антону и Денису. К ним присоединились ребята из других групп; Артур Галямшин, который не мог простить себе гибель Володи Устинова, сейчас делал все возможное в стремлении как можно быстрее добраться до Ильи.
— Наш парнишка без патологий, — не без насмешки нахваливал Сашку Середкин, — ни высоты не боится, ни замкнутого пространства.
Артур невесело улыбнулся и отправил в помощь Меньшикову и Томскому Леву Нестерова, тощего и подвижного, как ртуть, парня.
С другой стороны подобным же образом двигались ребята из группы Марата, они пытались добраться до двух саперов, кинолога и Данилы Зубарева, которые во время взрыва обследовали подземную автостоянку и оказались в положении, сходном с тем, в котором находился Илья. Им было сложнее, потому что стоянка оказалась наполовину затоплена водой, просочившейся из бассейна по трещинам в бетоне; серьезных травм никто не получил, но мокрая одежда при температуре, близкой к нулю, грозила серьезным переохлаждением организма.
Сашка в некоторых местах при всей своей гибкости еле протискивался между обломками бетона и стальных балок. Он застрял пару раз между двумя плитами, зацепившись комбинезоном за обломки арматуры, еле выбрался назад и после этого разделся до белья, сняв даже майку.
— Ты бы погодил с этим делом, — усмехнулся Середкин, — когда доберемся до места, там мужской стриптиз лучше нас оценят.
— Дурак ты, боцман, и шутки у тебя дурацкие, — огрызнулся Меньшиков и полез в очередную щель между плитами.
Острые края обломков обдирали кожу на спине и боках, но теперь Сашка нигде не застревал и мог спокойно обследовать куски бетона. Он осторожно ощупывал их, и непонятное чутье подсказывало спасателю, какой лучше не трогать. Меньшиков не задумывался над этим, он настолько ушел в работу, что даже не чувствовал холода, хотя температура в завалах опустилась ниже нуля. Сашка думал о товарище, он представлял себе Илью и мысленно говорил ему: «Подожди еще немного, доберемся до вас пусть медленно, но верно. Вот еще хорошенький кусочек попался! Сейчас мы его уберем с дороги, остальные зафиксируем, и места у нас будет, хоть танцуй!»
Беспамятство никак не хотело отпускать Медведева. Расплывчатые даже еще не мысли и образы, а едва уловимые ощущения появлялись и снова исчезали, погружая его в небытие. Он не помнил, кто он такой, что с ним произошло, и жил неясным восприятием текущей секунды, когда к нему ненадолго возвращалось сознание. Спустя продолжительное время он почувствовал, что наконец приходит в себя, просыпаясь от тяжелого сна.
«Где я? Что со мной?» – мелькнула неясная мысль и мгновенно пропала, потому что ее продолжение потребовало бы неимоверных усилий. Смутно вспомнилось чувство леденящего холода, ослепительных световых вспышек, раздирающей тело боли. Сейчас боли не было, вернее, она была, но где-то далеко, на нее можно было не обращать внимания. Гораздо сильнее боли досаждало страшное неудобство: что-то мешало во рту, давило на пересохшие язык и губы, тугая повязка стягивала грудь, мешая дышать, врезалась подмышками, тяжелая голова, казалось, не держалась на шее, а все время норовила куда-то запрокинуться. В довершение всего, в ушах стоял непрерывный гул, нарушаемый чередованием грохочущих и булькающих звуков.
Через какое-то время Вадим попробовал открыть глаза. Сначала он увидел только белесую муть, но очень скоро в ней появились размытые цветные пятна. Грохочущие звуки стали громче, пятна стали двигаться быстрее. Это вызвало головокружение и тошноту, и Вадим с досадой закрыл глаза. Отдельные звуки стихли, остался только гул. Медведев попробовал вслушаться и понять его происхождение, но эта попытка оказалась для него слишком сложной, и он снова потерял сознание.
Так повторялось несколько раз. Почти все время Вадим находился в глубоком сне с редкими незапоминавшимися сновидениями. Просыпаясь, он неподвижно лежал с закрытыми глазами и прислушивался; иногда открывал глаза, пытался пошевелиться. Все попытки заканчивались одинаково – сумраком полусна-полуобморока. Но раз от разу звуки становились все отчетливее, пока не превратились в человеческую речь. Что именно говорят, он не вникал; любое усилие, даже мысленное, снова откидывало его в топкое болото беспамятства. Разноцветные пятна со временем превратились в людей. Это были врачи, одетые кто в зеленые, кто в синие костюмы. «Я в больнице», — появился ответ на первый вопрос. Врачи подходили к Вадиму, похоже, о чем-то спрашивали, светили в глаза маленьким фонариком, еще что-то делали с ним, доставляя беспокойство и иной раз причиняя боль, которая, правда, быстро проходила. Иногда глаза в просвете между маской и шапочкой казались смутно знакомыми, но не настолько, чтобы без напряжения узнать их. Порой сквозь полузабытье ему казалось, что рядом с ним появлялась Светлана, что он слышал ее голос, но, как это обычно бывает во сне, ощущение, на котором Вадим пытался сосредоточиться, пропадало совсем, и он еще глубже проваливался в небытие.
Неотчетливое чувство огромного пространства, наполненного шумами и большим количеством людей, доставляло Медведеву неприятные, даже мучительные ощущения, ему хотелось тишины и покоя. Но однажды, пробуждаясь от очередного долгого сна, Вадим каким-то образом понял, что находится совсем в другом месте – он почувствовал небольшие размеры помещения, где оказался, рядом никого не было, и ни одного звука не доносилось до него. Он не стал задумываться над тем, что произошло, просто ему вдруг стало хорошо. Исчезли все источники раздражения, и мысли, переставшие отвлекаться на них, начали проясняться. Раздался тихий свистящий шелест. Медведев осторожно поднял веки и увидел над собой светло-серые глаза в обрамлении белесых ресниц, в том, кому они принадлежат, никаких сомнений не было.
— Олег, — с трудом произнес он; так мешавшая ему трубка во рту исчезла.
— Наконец-то, — облегченно выдохнул Худяков. — Давно бы так! А то откроет глаза и лежит, и никакой реакции ни на что. Думали уже, что этот тип в вегетативном состоянии находится, а он, оказывается, притворялся. Симулянт!
— Тяжело… — Вадим хотел сказать, что ему сложно понять, что говорит Олег, и еще сложнее разговаривать самому, но он сознавал непосильность этой задачи и ограничился одним словом.
Худяков, казалось, был рад даже этому. Похоже, он понял Медведева и порывисто выпрямился; Вадим проследил глазами за резким движением и едва не потерял сознание от этого усилия, чудом не соскользнув в обычное свое состояние полубеспамятства.
— Света?.. — Вадим постарался собрать все силы.
— Ну вот, уже и Света понадобилась, — сказал Олег с нескрываемым удовольствием. — Будет тебе Света, но она придет после работы, в шесть часов, не раньше. Подождать придется.
Вадим выжидательно смотрел на него.
Олег протянул руку и что-то сделал, мотнув вбок головой.
— Вот тебе часы, видишь?
Вадим осторожно скосил в том же направлении глаза и обнаружил на стене под самым потолком электронное табло. Вид часов почему-то несказанно обрадовал его.
— Еще только три часа, если устал – отдохни, — Олег был доволен, увидев осознанные реакции, появившиеся у Медведева. — Ты здорово навернулся с высоты, — объяснил врач, заметив вопросительный взгляд друга, — и много чего себе переломал. Мы тебя, конечно, подлатали, но лечиться придется долго.
