— С моей реальностью ты консенсуса не достиг, — впервые Петр Сергеевич улыбнулся.
— Не достиг… Потому, что я живу нашем мире, а не вымышленном!
— А может прав все же я? — Петр Сергеевич сказал это с такой интонацией, что Андрей несколько смутился. Ему и без того было многое не понятно.
— Прав или не прав — это гадание на монетке: орел либо решка.
После последних слов Андрея наступило тягостное молчание. Петр Сергеевич по-прежнему поглаживал свои колени и смотрел куда-то в пол.
«Твою мать! — Андрею страшно хотелось уйти. — Чего я добился?»
— Ты помнишь, — негромко начал Петр Сергеевич, — когда тебе было девять, ты с матерью собрался ехать в другой город, якобы к тете. Вы пришли рано утром на автовокзал. Она усадила тебя на скамью, а сама ушла за билетами. А чтобы ты не скучал, она оставила книжку: это был старенький томик со сказками. Картинок там не было… И ты читал ее от самой первой до самой последней страницы. Даже тираж и издательство… кто был редактором… на какой бумаге… Ты читал час, два, сутки… двое… Она не приходила… И не пришла… Никогда больше…
Андрей смутился. Но лицо Петра Сергеевича не отображала тех эмоций, которые выливались из его слов. Казалось, что он вообще безразличен к своему собственному рассказу.
На секунду Андрей «провалился» в воспоминания. Это было сродни падению на дно бесконечного темного колодца…
Рука матери была влажная. Влажная и теплая.
Они вышли к остановке. Серое раннее утро… Еще никого не было.
— Садись здесь.
Мама строго ткнула пальцем на разбитую металлическую скамью.
— А ты? — мальчик вопрошающе поднял брови.
— Я? — мама на секунду замешкалась. — Пойду за билетами. Держи бублики.
И она вытянула из кармана старенького плаща целлофановый пакет.
— Держи, — повторила мама. — И еще это.
Она протянула серую клееную книжечку.
— Давай читай, — словно оправдываясь перед кем-то, продолжила мама. — Надо же учиться грамоте…
Это был сборник сказок.
Мальчик увлеченно схватил книгу и даже не заметил, куда отошла мать.
Периодически он поднимал голову. Мать не появилась через час… И через два… три…И даже утром следующего дня…
— Тебе было страшно? — спросил Петр Андреевич. — Ты тогда ведь ещё не достиг еще консенсуса с… этой реальностью. Пусть я живу по твоим словам в «вымышленном мире». Пусть… Но человек, выходящий из лабиринта, уже совсем не тот, чем тот, который входил в лабиринт. Именно там — в центре лабиринта я перешел от смерти к новому рождению.
«Пафосно», — Андрея это не впечатлило.
— Ты меня не услышал, — заметил Петр Сергеевич. — А еще, называется, пришел за помощью… Ты и раньше не хотел меня слушать. Ты боялся вылезти из той «скорлупы», которой окружило тебя общество. А чтобы было еще легче, ты ввел Порядок… ритуал… Помнишь нашу аксиому: «Повторение действий ведет от хаоса к порядку. И когда странник пускается в путь в каком-либо направлении, он убеждается, что те же события повторяются в том же беспорядке, которые, будучи повторенными, становятся порядком. Вселенная становится структурной и периодичной».
Андрей резко встал и прошелся взад-вперед.
Ему не нравился весь этот разговор. Он пришел за другим.
«Да, за другим… Или, может, я хочу услышать что-то другое? — Андрей покосился на Петра Сергеевича. — Как когда-то: я ведь тоже не смог воспринять сказанного. И теперь чего-то хочу…»
— Я не понимаю, — начал он, — или, быть может, не хочу понять… отчего-то… Мне нужна помощь… Я запутался и чувствую, что здесь что-то не так.
— Я не могу тебе помочь.
Андрей остановился. Несколько секунд он обдумывал и, приняв решение, пошел к выходу.
Уже одетому Андрею Петр Сергеевич сказал, открывая входную дверь:
— Я к чему тебе напомнил этот случай из твоего детства? Все эти двое суток никто из прохожих не подошел к тебе. Даже дежуривший на автовокзале милиционер. А ведь казалось бы — должен был кто-то отреагировать… А почему?
— Почему?
— Потому что для них тебя на автовокзале не было…
На улице было очень холодно. Андрей сложил губы трубочкой и выпустил вверх тонкую струйку пара.
«Чем тебе не паровоз», — усмехнулся он.
Разговор с Петром Андреевичем не выходил из головы. Почему-то напоследок, он сказал ему, чтобы Андрей был осторожен.
«Почему?» — спросил тот.
«Тебя уже ждут».
«Кто?»
«Сейчас это сложно объяснить…»
«Что здесь сложного? — Андрей насупился. — Я же не маленький. Можно просто сказать: ищут «такие-то» потому что…»
«Понимаешь, — Петр Сергеевич натянуто улыбнулся, — если бы я родился среди зулусов или амазонских индейцев, то для меня мир был бы чем-то другим, нежели если я родился бы в Англии где-то в кварталах Манчестера или Портсмута. И для меня было бы понятно, кого следует опасаться в саванне или джунглях, но не понятно кто такие бритоголовые «скинхеды» или футбольные фанаты, и отчего они кидаются на прохожих».
«Я не настолько отсталый…»
«Вот! Ты снова не понял. Пытаюсь тебе аллегорично объяснить, а ты снова берешься за старое…»
Андрей огляделся: большие темные многоэтажки с единицами глаз горящих окон.
«Я здесь словно чужой», — и он, не спеша, пошел домой.
Февраль начался дождями. Причем противными мелкими и бесконечно частыми. Вот и сейчас под вечер снова зарядило: будет теперь барабанить всю ночь.
Михаил устало тер лоб, пытаясь собраться силами. Очень хотелось спать. Уже несколько дней он колесил при помощи своего «КЛЮЧа» по Европе. Переходы давались с трудом, хотя организм стал потихоньку приспосабливаться. Сегодня он остановился в Валенсии.
После последнего разговора с Эйдуром, он полностью уверился в существовании «вариететов». Причем он точно был уверен, что именно в Мире Огня они и живут.
В дверь постучали. Михаил мгновенно напрягся, нащупывая «КЛЮЧ».
Он медленно приблизился к дверям и глухо спросил:
— Кто там?
— Обслуживание номеров.
— И что?
— Вы заказывали ужин в номер.
Михаил напрягся, пытаясь вспомнить.
— Разве?.. Ах, да.
Он открыл дверь, впуская молодого конопатого парня с тележкой. Когда тот ушел, Михаил направился в ванную комнату и долго стоял под холодным душем.
В голове медленно складывался план.
«В моих ли силах изменить мир? — тихо спросил он себя. Душу рвали противоречия. — Ну, почти как Гамлет! Быть — не быть».
Михаил опустился вниз.
Профессора начинало пронимать. Давно он не вступал в такие ярые дискуссии. Тем более со студентами. Начали с социальных реформ, а кончали уже чуть ли не призывами к свержению политического строя и социальной революцией.
Не хватало еще потом, чтобы из СБУ к нему пришли на душеспасительную беседу.
— Это все юношеский максимализм, — проговорил он как можно более ровным голосом. — Вы слишком романтично смотрите на жизнь. Думаю, что с годами к вам вернется истинное понимание вещей…
— С годами нас начинают «убивать» неудачи! — возразил этот настырный студент, затеявший спор. — Лишь вера в правое дело…
— Вера? Уверенность? — профессор даже подскочил со стула. — Как вас зовут?
— Михаил.
— Вот что, Михаил, Мы с вами и близко не стояли с Иовом.
— А при чем тут он?
— Притом! Притом, что он истинный праведник! Вот он стойко верил в свою непогрешимость, не смотря ни на что! А вот когда вы доживете хотя бы до половины моего теперешнего возраста, то вспомните этот разговор. Вспомните и подумайте: удалось ли вам удержаться в своей вере. Так уж вы были непогрешимы в своих взглядах? Все революционеры на это натыкались. И посмотрите, как их «благие намерения» воплотились в жизнь!
— Значит, они не были достаточно сильными духом! — возразил Михаил. — И не смогли…
— Что? — профессор стал аж черным. — Не сильны духом? Ну и бред! А духа у них было по-более вашего!
— Может я и не Иов, как вы сказали. Даже, скорее всего не Иов, потому как он персонаж вымышленный. Я просто человек. И у меня действительно много слабостей. Но мне не все равно!
