— Ну да. Ты и не заметила? Как Рыба-Радуга — Женщину-Камень. Точно малый Угорь — громадную Лягушку. Помни о той радости, которую получила, — в твоих будущих странствиях ты узришь, возможно, не меньше красот, но куда больше опасностей для себя.
А потом женщины поцеловались, Марина села в узкие сани, пристегнулась, и они понеслись вверх: кругами…кругами… всё выше и выше. Пока земля под нею не слилась в единый поток зелёной крови, что заливал пустыню и проникал в самое лоно этой земли.
Кажется, воздушные осьминоги пересекали континент, держась ближе к восточному побережью, потому что в разрывах ночных туч виднелись обитаемые пустыни с дымами пламенеющих костров и опустевшие города. Костров было великое множество, Брисбен, Сидней, Мельбурн и Канберра походили на гигантские кладбища китов.
А потом они нырнули в воду и двинулись мимо великолепия, потрясающего тело и душу. Острова, выступающие из дымки, неподвижная пленка воды, в глубинах — коралловые заросли, немногим уступающие тому, что назвало ей себя Великим Барьерным Рифом, обогнувшим весь континент с северо-востока до юга. Невероятной красоты голубоватые, хрустально-белые, как стекло, и непрозрачные, будто скол гипса, изредка покрытые чернью или вообще чёрные кристаллы ледяных гор.
Когда осьминоги вынырнули, то некоторое время шли в верхних слоях воды, позже пристали к берегу закачались, расправив медузообразные колпаки. Превращаться в иной вид живого они явно не собирались.
Марина приподнялась на санях, что плавали у самого берега наподобие плоскодонки, — и сразу почувствовала холод и влажность одежды. Изливать воду из лёгких и отряхивать с комбинезона кованый лёд не пришлось, хоть она этого и боялась. Те, кто снаряжал её, были мастера своего дела.
Только вот всё оказалось так обыденно. Та новая Марина, которой она стала, отчего-то держалась поодаль от прежней грубоватой и наивной девчонки, которая отыскала рядом собой подобие весла и кое-как выгребла на мель. Полозья нарты коснулись гальки, и девушка, наконец, стала на мелководье. Сию же минуту звери потянули нарту назад в воду и исчезли в глубине.
… Меховой комбинезон с куколем и суконной личинкой, которого она до сих пор не помнила. Один нос, осёдланный тёмными очками, торчит из инея. Толстые перчатки. Собачьи сапоги-унты. Удивительно, что ей не холодно и не жарко, — просто никак.
А впереди — то, что заставило невольно протянуть руку, чтобы отодвинуть очки книзу и самой глянуть вверх, прищурившись.
Сияющее аквамарином небо. Невероятной высоты ледяная стена, почти отвесная, всех оттенков и граней белизны. И по ней неподвижно течёт широкий, ярко-красный, кровавый ручей, с выступа на выступ, со ступени на ступень, растекаясь внизу плавной горкой.
Вдруг наверху появилось нечто похожее на распластанную медузу или веретено, но грязно-серое, плотное, оно неслось вверх с огромной скоростью, вышло на горизонталь, затормозило прямо в воздухе, развернулось по дуге, круто уходя вниз за горизонт. Марина повернула голову.
Крошечная оранжевая фигурка на верху обрыва помахала ей рукой и начала торопливо спускаться.
— Эй! — услышала она. — Ты с дискетты? Почему в стороне от всех?
Вот ещё новость. До сих пор Марина не задумывалась, на каком языке говорит и как её понимают. Полилингвизм кончился. Однако это был давно забытый синеморский диалект, и вспомнить его оказалось легче лёгкого.
Девушка, тем не менее, покачала куколем из стороны в сторону: не знаю, не понимаю вообще ничего.
Человек в мгновение ока соскользнул с невидимой лестницы и приблизился: засунут в футляр, поперёк носа такие же очки, как у неё, короткие усы и бородка торчат вперёд щетиной снеговых сосулек, однако губы, по крайней мере, обыкновенные. Пухлые.
— С тобой говорили, когда стали одевать? Когда очнулась?
Марина смотрела.
— Ты должна бы уже знать. Смотри на меня. Имя помнишь?
— Мари.
Вторую половину она приберегла для «запредельной сестры». Рина. Рейна, королева.
— Мария, значит. Маша, Машенька. Девушка. Да?
Она не стала спорить, кивнула. Только пробормотала:
— К Марише привыкла. Мари.
— А я Владигор Шамшуринов. Горик. Что за домашние заготовки на тебе. Те, в диске, думали, так теплее, или заупрямилась? Ладно, не говори. Пошли скорей. И…
Он помахал рукавицей над своим круглым шлемом:
— Добро пожаловать на Бастион Южного Креста!
Склон действительно показался ей бастионом, хотя им не был: ползти вверх оказалось куда как сложно, хотя Гор то подпирал снизу, то заходил по широким ступеням вперёд и вытягивал девушку за руку.
«Труднее притворяться усталой и замёрзшей, чем в самом деле быть, верно?» — глубоко внутри неё проговорил голосок Рины.
«Ты прячешься в иную реальность. Так надо?»
«Кабы чего не вышло. Я женщина в тягости, в отличие от тебя».
В самом деле, единственной тяжестью, которая мешала Мари, да и то слегка, было зеркальце: оно будто съёжилось от холода за пазухой и стало размером в спичечный коробок.
Наверху было обширное плато. И вот там на самом деле оказался бастион. Вернее, целая крепость: гранёные бастионы, башни, куртины, зубцы — и стена, закрывающая собой видимый горизонт. Двое оранжевых как раз подводили к ней пёструю группку людей в коричневом, почти таком же, как у неё самой, но гораздо пухлей. Уже поднимались кверху массивные входные ворота.
— Не туда, — сказал Гор. — Ко мне.
И повернул налево, к чему-то, влепившемуся в стенной гранит.
Это оказался домик из толстого бруса, на редкость уютный с виду, хотя дверь с тамбуром казалась еще посерьёзнее крепостной.
— Температурный шлюз, — подтвердил её немую догадку Гор, когда они ввалились во внутреннюю жару, закрылись и начали раздеваться. — А то перепады плюса-минуса уж очень большие. Маш, у тебя там, внутри, есть хоть бельишко? Ну ты и закалённая, однако.
— Двойной пыжик, — объяснила Мариша. — Волосом снаружи — волосом внутрь, а бельевая прокладка только мешает согреться.
Вообще-то фланелевые сорочка и брюки вполне себе наличествовали. (-Надо ведь было куда стекло, подвешенное на гайтан, совать, — подумала Мари.) Даже собачьи носки шерстью внутрь. Кто родил, спрашивается?
— Это моя каюта, — объяснил Гор, «разоболокаясь».
(— Что это, он про себя говорит диалектизмами, а я слышу? Или Рина слышит вместо меня?)
Стены казались сплошь покрыты солнцем, в круглой печурке горел рыжий огонь, на бечёвке под самым потолком сушились толстые ноговицы и пимы. Раскладушка широкая, покрыта нарядным шерстяным одеялом в цветах и листьях. На столе рядом с печью — котелок с едой, термос, посуда.
— Садись, ешь: голодная, наверно, после всего, чем тебя накачали перед загрузкой. Ох, ещё и в косички заплели — это ещё с какой стати? Хотя красиво получилось, пускай себе будут. Я тебе коротко прямо сейчас объясню, а потом другие учителя развернут картину.
Она кивнула: есть не очень хотелось, но… не рассуждай, если не вникаешь в суть, а побольше слушай.
Горик сел рядом, налил в гранёный пластиковый стакан компота, чуть расслабился. Нет, хорош собой, право, только… обыкновенный. Сероглаз, серые усики и бородка, длинные с проседью волосы до плеч. Лицо, правда, гладкое, моложавое.
— Вы — не похищенные тарелками, а спасённые из гибнущей Европы. Первый гипнопедический урок. Кораблик, эта самая дискетта, набит под завязку невестами, будущими законными женами поселенцев. Второй урок. Те женщины и подростки, что с тобой летели, — новые полноправные граждане республики. Того самого Бастиона Южного…
— Южного Креста, — негромко дополнила Мариша.
(— При всей моей необразованности книжку Брюсова я помню: бумажная обложка, «Республика Южного…», антиутопия о могучей социалистической стране в Антарктике, чьи граждане погибли от болезни «Противоречия», когда подсознание восставало против сознательного приятия неисчислимых благ).
— Их развели по домам и теперь разговаривают, как я с тобой. В приятной атмосфере их будущей семьи.
Мясо было похоже на телятину или курицу — похоже, пингвинье. Водоросли гарнира почти не пахнут йодом, очень приятные. Сколько же это я не питалась человечи… по-человечески?
— Ну, что ты на материке Антарктида, объяснению не подлежит. Поморянская территория: мыс Беллинсгаузен, Земля Королевы Мод, провинция «Восток». Основное население делилось на две группы: наземные мигранты со станций, которые на зиму улетали на самолётах в тёплые края, и подземные жители. Коренные.
(— Да? Ты так уверен, что вы…как это…автохтоны? Что-то во мне зарождаются сомнения.)
— Года примерно с тридцать седьмого. Прошлого века, естественно. Здесь разветвлённая цепь больших пещер со вполне приемлемым для работы климатом, но постоянная жизнь там разнеживает. А снаружи — сама понимаешь. Конечно, приходится исследовать, отгонять любопытных. Ты о штатовском адмирале Ричарде Эвелин Бэрде слыхала? И его «Высоком Прыжке» в Антарктику? Он, кстати, сначала только нас консультировал. А потом рискнул проверить, что из его консультаций выросло. Ну, вышли против него эсминцы «Высокий», «Внушительный» и «Важный», поднялись в воздух большие вихревые дисколёты — и завернули как раз вовремя. С минимальными потерями в технике и людской силе. Вот если бы подоспели плазменники…
