— После клинических исследований расскажу.
— Гад.
— Я тоже люблю вас, мой капитан.
Он уже собирался гордо удалиться, как вдруг воздух вокруг нас задрожал и наполнился низким гулом, давящим на уши. Постепенно гул перерастал в угрожающий рокот, и ребята начали испуганно переглядываться, а я буквально приросла к земле. В голове пульсировала лихорадочная мысль: «Коты!», но вдруг…
— Смотрите, самолёт! — крикнул кто-то из девчонок.
Я вскинула голову и действительно увидела небольшой тёмный самолёт с открытой кабиной. Он напоминал те, которые я в детстве видела в книжках, — на них обычно летали военные, такой был и у лётчика, который упал в пустыню и подружился с Маленьким Принцем… это была моя любимая книга.
Испуганные ребята начали разбегаться — кто-то прятался под поездом, кто-то залезал в вагоны. А я всё стояла, следя за рваным полётом крылатой машины. Такой красивой, но, кажется, кем-то подбитой, по крайней мере, от самолёта шёл дым.
— Карвен… — тихо, дрожащим голосом позвала я, не отводя взгляда от неба.
И неожиданно почувствовала, как холодные пальцы сжали мою руку. Карвен тоже смотрела вверх. Губы её шевелились, точно она шептала заклинание.
Самолёт немного покружил над нами — пилот старался удержать его в одном положении и наконец оставил эти попытки. Машина на несколько мгновений зависла над озером и начала падать. Её хвост уже пылал, но я видела, что до кабины пламя ещё не добралось. И крикнула:
— Надо его спасти!
Карвен отошла на шаг:
— Попробуй.
Во взгляде была прежняя отрешённость, и впервые мне захотелось взять подругу за плечи и хорошенько встряхнуть. Точно почувствовав это, она вдруг улыбнулась:
— Ты же знаешь, я не умею плавать. Но могу сделать кое-что другое… смотри.
Она, закрыв глаза, резко вскинула левую руку вверх. Сжала ладонь в кулак, и воды озера превратились в огромную волну. Волна поднялась, мягко обволокла самолёт и вместе с ним опала вниз. И вместе с ними… без сил рухнула на колени Карвен. Из носа у неё пошла кровь, но на мой робкий шаг она лишь снова приподняла руку в запрещающем жесте и шепнула:
— А теперь беги.
И я ринулась к озеру. Папа научил меня неплохо плавать, и даже тянущая на дно мокрая одежда не мешала мне работать руками и ногами, быстро двигаться вперёд — туда, где дымился самолёт. В открытой кабине я уже видела пилота — различала светлые волосы и черную куртку, различала шлем с блестящими очками… и даже кровь, стекавшую по лицу.
— Держитесь! — отчаянно завопила я, хлебнув немного ледяной затхлой воды. И, в несколько гребков оказавшись возле самолёта, вцепилась закоченелыми дрожащими руками в крыло.
Здесь я позволила себе несколько секунд отдыха… но самое сложное было впереди. В два резких гребка я оказалась у кабины и окликнула незнакомца. Он не отзывался: голова бессильно склонилась на грудь, пристежной ремень впился в ткань куртки и, как мне показалось, продавил грудную клетку. Но человек ещё дышал. Быстро забравшись в самолёт, я выхватила из кармана маленький складной ножик. После встречи с Джиной я решила с ним не расставаться, и теперь начала разрезать ремень, стараясь по возможности не пораниться самой.
Едва ремень лопнул, тело лётчика качнулось вперёд, на меня. Я потянула его, выволакивая из кабины. И вот мы оба в ледяной воде.
Плыть вдвоём с высоким и довольно широкоплечим мужчиной было трудно — теперь волны швыряли меня из стороны в сторону. Пару раз я ударилась боком о самолёт, но наконец смогла отплыть от него… и краем глаза увидела, как с берега в воду метнулась ещё одна фигура. Это приободрило меня, и я, поддерживая голову спасённого лётчика над водой, поплыла вперёд.
Маара оказалась с нами рядом именно в тот момент, когда силы почти закончились. Внучка машиниста молча поднырнула с другой стороны, подхватывая летчика. Я слышала, как она тяжело дышит, одной рукой она поддерживала тело, а другой буквально прорубала по воде путь. В очередной раз в голове мелькнуло: никто, кроме этой дурёхи не счёл нужным прийти мне на помощь… Но переживать было некогда.
Наконец мы достигли берега, где уже собралась вся наша банда — настороженные взгляды не отрывались от меня. А я даже не могла подняться, так и лежала на раскисшей мокрой земле рядом с неподвижно распростёртым пилотом. Нащупала и сжала его руку — пульс бился. С трудом я приподняла голову:
— Что уставились? Его нужно отнести в вагон.
— Вэрди… — так навсегда и оставшаяся внешне пятилетней, но успевшая поумнеть до девятнадцати Сара Шуман поправила очки. — Зачем ты его притащила? Он… взрослый.
— И что? — выдохнула я, ощущая боль в горле. — Он тонул.
— И что? — в тон мне ответил кто-то из толпы. — Мы не приводим сюда взрослых. Они выдадут нас!
Это оказался Робин — один из друзей Ала, долговязый и черноволосый. Мы звали его просто Угольщиком — никто не умел так разжигать огонь в кабине машиниста. Обычно он был таким же легкомысленным, как и Ал… но сейчас хмурился и говорил очень серьёзно:
— Предлагаю отволочь его куда подальше и закопать, пока не проснулся.
Многие согласно загудели. Дрожа от холода, я металась взглядом по лицам ребят. Равнодушным, даже озлобленным. Мне было страшно. Впервые. Как? Как я живу с ними? Где были мои глаза? И тут я вспомнила… что я — их вожак.
— Так… — собирая силы, я медленно встала на четвереньки, потом выпрямилась. — Заткнулись все. Будет так, как сказала я. Он останется, и мы его вылечим. Что будет потом — решим потом. Сейчас я замёрзла. Что вы будете делать, если я сдохну? Кто-нибудь умеет так же хорошо воровать и уходить от быков?
Ответом было молчание. К Робину подошёл Ал и встал рядом. Он молчал. И я с досадой бросила ему:
— Там Карвен… потеряла сознание. Она может простудиться, если останется лежать на холодной земле.
Алан сказал что-то двоим мальчишкам, и они отделились от общей группки. А я снова склонилась над спасённым лётчиком. Сейчас, даже в вечерней полутьме, я видела его лицо — смугловатое, с прямым носом. Светлые волосы падали на лоб, губы были плотно сжаты. Наверно, ему было лет тридцать, может, чуть меньше. Он показался мне очень красивым. Может, из-за этих блестящих пилотских очков на шлеме…
Протянув руку, я убрала с его лица волосы и неожиданно незнакомец открыл глаза. Он взглянул на меня — без малейшего удивления. Слабо улыбнулся:
— Привет, принцесса…
Смущённая, я огляделась. И только тут поняла, что обращается он всё же ко мне. Банда молчала, никто не подходил ближе. Даже Алан.
Все они теперь смотрели не на нас, а на погружающийся в воду самолёт. И я могла спокойно смотреть на незнакомца.
— Как тебя зовут? — тихо спросила я.
Он попытался приподнять голову и снова со стоном откинулся назад. Нахмурившись, ответил:
— Я… я не помню.
— Тогда… — я успокаивающе провела пальцами по его щеке. — Я пока буду звать тебя Скай. Хорошо?
Снова губы тронула лёгкая улыбка:
— Это хорошее имя… А кто ты?
— Я Вэрди. Не принцесса. Разбойница.
— Спасибо, — он прикрыл глаза. Светло-серые.
И я наконец очнулась. Алан внимательно смотрел на меня. Почему-то через свои чёртовы очки. Сняв их, тихо сказал:
— Бело-розовая нить. От твоей груди к его. Только что появилась.
Я ещё не знала, что это значит. Но я отвела взгляд:
— Прекрасно. А теперь помогите мне его перенести.
С того дня, когда всё изменилось, прошло уже четырнадцать лет. Четырнадцать лет она красит губы сдержанной и взрослой помадой шоколадного оттенка. Четырнадцать лет подводит глаза, надеясь спрятать их испуганное выражение, а ресницы красит так, чтобы они казались непомерно длинными. Четырнадцать лет вместо привычных цветных курток носит дорогие шубки из меха… норковые, лисьи. Четырнадцать лет её ноги ноют от каблуков, а спину жжёт от завистливых взглядов женщин, мимо которых она проходит, чтобы сесть в белоснежный лимузин. «Сколько этой девушке?» Вопрос она всегда читает в глазах прохожих. Так хорошо выглядит… Но нет… не может же она быть ребёнком, сейчас и детей-то почти нет… Ведь правда?
Правда. И Сильва рада этому. Ей не четырнадцать и она не крысёнок, нет. Кроме прислуги и учёных друзей отца никто не знает, что фройляйн Леонгард тоже не растёт.
А ещё… есть кое-что, о чём не знают даже друзья семьи, а прислуга никогда и никому не расскажет. Вот уже четырнадцать лет Сильва Леонгард спит со своим отцом. С того самого дня…
Мать Сильвы ушла ещё когда ей не было и года. В доме не осталось ни одной её фотографии и ни одной её вещи. Всё, что Сильва знала о матери, она знала со слов отца. Мама была умной, мама была красивой, мама, как и папа, лечила людей… а потом она однажды взяла и уехала в другую страну. В Японию. Почему? Она так захотела. Там у неё новый муж. Самурай.
